Приезд Т. Кантакузино в первопрестольную столицу российского государства совпал с новой волной военно-политического противостояния с Блистательной Портой.
К концу 1711 г., несмотря на усилия сторонников сохранения мира обеих стран, отношения между Османской империей и Россией грозили перерасти в новый военный конфликт. Подстрекаемый «наносами» непримиримых противников России – крымского хана Девлет-Гирея, шведского короля Карла XII и графа Дезальера, французского посла при Порте, а также неудовлетворенный ходом выполнения условий мирного договора, султан Ахмед III хатти-шерифом, приказом, имеющим силу закона, от 9 декабря 1711 г. разорвал Прутский мир и объявил войну России.
В сложившейся обстановке в русской армии вновь, как и накануне в предыдущей кампании, остро возросла потребность в легкоконных частях. Понимая это, фельдмаршал Б. П. Шереметев в своем письме от 2 января 1712 г. к канцлеру Г. И. Головкину отмечал, что «при армии… весьма надлежит быть нерегулярных довольному числу, того ради, ежели татары разделясь на разные купы <группы. – В.Ц.> в нашу землю пойдут, тогда регулярные, хотя и армия в достояние произведено будет, никакой противности татарам учинить не смогут»[148]. Эту же мысль фельдмаршал повторил и в донесении на имя царя.
Рассуждая о тактике ведения предстоящей войны с Османской империей, Б. П. Шереметев отводил действиям кавалерии решающее значение, недвусмысленно заявляя, что в случае отсутствия или «недостаточного количества легкой конницы… при татарской офенсиве <нападении. – В.Ц.> может край всероссийский паче чаяния быти разорен, ибо турки будут атаковать крепости или регулярный корпус… а татаре впадут в Украйну и далее наступать будут»[149].
На 15 марта 1712 г. в корпусе генерал-фельдмаршала Б. П. Шереметева, расквартированного в Киевской губернии, помимо волошских полков, сербских рот и донских казаков состояли французский конный полк Шериера, венгерский гусарский – полковника Роппа и польский гусарский – полковника Церциева, общей численностью 446 человек[150].
Приняв во внимание рассуждения Б. П. Шереметева, Петр I направил в Сенат указ, которым предписывал «для нынешней и будущей войны учрежденные команды волохов, сербов и казаков… в добром состоянии содержать»[151].
Вскоре после этого фельдмаршал обратился к царю с предложением увеличить число легкоконных формирований из числа балкано-дунайских переселенцев для усиления обороны юго-западных рубежей страны.
В связи с этим он ходатайствовал перед Посольским приказом о принятии вновь на службу полковника Г. Иваненко «с тремя стами волохами»[152]. Ходатайство было удовлетворено, и уже в феврале 1712 г. Г. Иваненко «с его волохи в службу царского величества был принят… с определением жалования от Сенату выдавать»[153].
Одновременно с восстановлением упомянутого полка среди членов Военной коллегии интенсивно обсуждался вопрос о создании сводного молдавско-сербского легкоконного корпуса под командованием генерал-майора Томы Кантакузино[154]. Эта идея была положительно воспринята и членами Правительствующего сената, откуда вскоре «к генералу-маеору [Т.] Кантакузину писано… особо с приятным напоминанием, дабы в привлечении оных к службе… приложил свое старание, каким образом возможно»[155].
К реализации плана призыва в российскую службу военно-служилых людей православного вероисповедания из пределов Священной Римской и Османской империй активно подключился граф С. Л. Владиславлевич-Рагузинский. В своем донесении на имя канцлера графа Г. И. Головкина он предлагал: «Не писать ли послу Матвееву при цесарском дворе обретающемся, дабы мог при дворе цесарском выходить <выхлопотать. – В.Ц.> указ Петроварадинскому и Седмиградскому генералу о пропуске вольных людей, которые добровольно пожелают прийти в службу великого государя, наипаче из турецких подданных»[156].
Однако с подписанием нового русско-турецкого мирного договора, последовавшим 5 апреля 1712 г., необходимость в формировании корпуса отпала. Более того, налаживание мирных отношений с Османской империей привело к дальнейшему сокращению дорогостоящих легкоконных полков.
Уже в первых числах августа 1712 г. из-за недостатка денег Петр I предписал фельдмаршалу Б. П. Шереметеву наполовину сократить численность молдавских формирований, оставив при армии только один полк в количестве 250 человек[157]. Этим же указом велено было отпустить «в свои домы на Дон» все донские казачьи полки[158].
Тем не менее, вопреки распоряжениям монарха, фельдмаршал удержал при своем корпусе волосскую хоронгвь, мотивируя свои действия военной необходимостью[159].
Несмотря на веские доводы и многочисленные обращения к Петру I, ему всё же пришлось подчиниться воле царя. В корреспонденции к Петру от 10 октября 1712 г. Б. П. Шереметев сообщал: «Донские казаки и половина рядовых волохов, французы, гусары <речь идет о венгерской и польской гусарских ротах, нанятых на русскую службу на период военных действий с турками. – В.Ц.>; венгерская пехотная рота, по указу вашего величества отпущены[160], хотя о том прежде сего доносил, чтобы оных задержать, но мне их довольствовать стало нечем, весьма обеднели и обесконели, а заслуженного им жалования не дано, и вновь не дают»[161].
К октябрю того же года в числе молдавских формирований осталось только 176 человек. Однако и они, как свидетельствует рапорт Б. П. Шереметева на имя царя, «в скором времени также были отпущены в свое отечество»[162].
Единственным оставили на русской службе в корпусе фельдмаршала молдавский легкоконный полк. По повелению царя командование над ним было возложено на полковника Филиппа Апостола-Кигеча[163]. Поскольку в его состав были зачислены почти все обер- и унтер-офицеры упраздненных полков и хоронгвей[164], в том числе из команды Т. Кантакузино, это формирование вполне может быть отнесено к первым кадрированным частям русской армии.
Русское правительство, вынужденное из-за скудости финансовых возможностей сокращать до минимума численность легкоконных полков из выходцев балкано-дунайских стран, тем не менее не оставляло без внимания возвращавшихся на родину молдаван, валахов, сербов и др.
Особым распоряжением Петр I потребовал от Сената и Посольского приказа произвести обязательную выплату «отпускаемым ими заслуженного жалования, чтоб они благодарны были и могли до своих краев прибыти»[165].
Сохранение в составе русской армии молдавских и сербских офицеров является, на наш взгляд, абсолютно логичным и обоснованным шагом. Предоставляя им службу, русское правительство, естественно, действовало из прагматических соображений, руководствуясь в первую очередь военно-политическими интересами страны.
Не исключая в будущем возможность новых столкновений с Османской империей, российский монарх и его сподвижники намеревались использовать молдаван и сербов в качестве центрообразующих элементов новых формирований, когда «могли б те офицеры их волохов к войску затягать»[166].
Наряду с молдавским легкоконным полком при армии были оставлены и четыре сербские роты численностью 239 человек[167]. Во главе каждой находился капитан. Архивные документы позволяют назвать имена их командиров: Марк Веришанин, Василий Булукбаш, Михайла Брашовян и Хорват Руж[168].
Согласно документальным свидетельствам того периода, этнический состав упомянутых полков и рот, вопреки их наименованиям, был далеко не однородным, поскольку в первых, помимо молдаван, состояли сербы, украинцы, валахи[169], а в составе вторых встречались молдаване, македонцы, венгры и др.[170]
Вышеприведенные сведения полностью противоречат мнению российского историка В. М. Хевролиной о том, что «после окончания военных действий иностранные добровольческие формирования (венгерские, молдавские) были распущены», в то время как «сербские роты еще длительный срок оставались в составе корпуса <Б.П. Шереметева. – В.Ц.>»[171].
Вслед за сокращением полков 25 октября 1712 г. последовало распоряжение канцлера Г. И. Головкина о приписании, согласно указу Петра I, к легкоконному полку Ф. Апостола-Кигеча валашского отряда полковника Гине, бывшего в составе корпуса Т. Кантакузино и прибывшего в Россию после взятия Браильской крепости[172].
По сведениям царского комиссара генерал-майора Л. Чирикова, «учинившего 17 декабря 1712 генеральную капитуляцию» с переформированными легкоконными командами, общая численность молдаван, сербов и валахов в русском войске составила 526 человек, которым полагалось выдавать годового жалования 16 044 рубля[173].
Восстановив с султанским двором в апреле 1712 г. заключенный на Пруте мир, российское правительство не было, однако, гарантировано от повторного его разрыва и нового столкновения с Портой. В связи с этим сохранялись и упрочивались тайные связи и корреспонденция с церковно-религиозными, политическими и военными деятелями Сербии, Черногории, Молдавского и Валашского княжеств[174], чтобы в дальнейшем использовать их как союзников в борьбе с Османской империей.
В то же время весьма важная роль отводилась офицерскому корпусу молдавского полка и сербских рот, с помощью которых осуществлялась связь с прорусскими силами в балкано-дунайских землях[175]. В случае возобновления войны предполагалось при их содействии осуществлять призыв в русскую армию молдаван, валахов, сербов и др.[176] Правомерность такой политики полностью подтвердили события конца 1712 – начала 1713 гг.
После повторного заключения мирного договора весной 1712 г. русские войска окончательно покинули территорию Речи Посполитой, силой эвакуировав из Правобережной Украины местных жителей и казаков. Этим не замедлили воспользоваться Карл XII и Станислав Лещинский.
Шведский король подкупом пытался переманить на свою сторону коронные польские войска, в то же время Я. Гудзиньский, сторонник С. Лещинского, пройдя с пятитысячным отрядом через Молдавское княжество в Польшу, развернул там антирусскую агитацию в пользу шведской короны[177].
Предпочитая контроль над польскими коммуникациями новому конфликту с Портой, Петр I, предварительно оповестив шляхту о том, что султанский двор не имеет права считать преследование «станиславчиков» поводом к разрыву мирного договора, вернул часть своих полков в Померанию, где совместно с коронными посполитыми войсками разбил наголову отряд Я. Гудзиньского[178].
Вопреки надеждам царя, султан Ахмед III воспринял известие из Померании как факт нарушения условий мирного договора и вновь, уже в третий раз, объявил России войну. В отличие от предыдущих разрывов Прутского договора, нынешний был осложнен новыми притязаниями Порты, требовавшей от русского двора немедленного вывода всех войск из Речи Посполитой, а заодно и уступки всей Украины[179].
Наряду с использованием средств дипломатического характера, направленных на мирное урегулирование конфликта, русское правительство приступило к интенсивным военным приготовлениям[180]. Уделяя особое внимание количественному и качественному росту регулярного войска, оно вновь, как и в предыдущие годы, возвращается к опыту создания новых легкоконных полков.
В конце 1712 г. повелением Петра I генерал-майору Т. Кантакузино было поручено формирование кавалерийского корпуса численностью 800 человек, укомплектованного из ранее выехавших из Молдавского и Валашского княжеств военно-служилых людей[181].
Тома Кантакузино успешно справился с поручением командования, набрав за счет собственных средств к началу 1713 г. несколько легкоконных команд численностью 280 человек, которых разместил в окрестностях Киева[182].
Необходимость увеличить легкоконные части значительно возросла зимой 1713 г., во время нападения на Украину крупных отрядов крымских и белогородских татар. Воспользовавшись тем, что основные силы русских войск находились на территории Смоленщины, около 30 тыс. крымских татар вторглись первоначально в пределы Речи Посполитой, после чего беспрепятственно достигли Василькова, Триполья и Киева, «многие разорения и пустоту учиняя»[183].
Для оказания сопротивления неприятелю последовало распоряжение Правительствующего сената, которым «велено было Василию Танскому призывать на службу волохов», ранее служивших в волошских хоронгвах[184]. К сожалению, для этих целей русское правительство не могло использовать донские казачьи полки, поскольку «в разные месяцы и числа 1713 г. кубанская орда Нураддин-мурзы со всем многолюдством… войною ходила в русские города, и уездов и деревень их казаков и городков разорила немало, и в полон побрали многое число»[185].
Полковник Василий Танский энергично приступил к выполнению задания. В результате к апрелю-маю 1713 г. ему удалось призвать несколько сот человек.
Вновь был поднят вопрос о призыве в Россию военно-служилых людей из-за рубежа. Об этом говорил в своем письме к царю фельдмаршал Б. П. Шереметев: «А господа сенатори в двух письмах своих февраля от 4 да от 20 чисел <1713 г. – В.Ц.> ко мне предлагали, дабы в службу Вашего Величества призывать сербов и волохов, а денег, что потребно, взять от комисарства, а особыми указы х комиссарству не предложили. И я для призыву в тое службу употребил по их письмам генерала-маеора [Т.] Кантакузина, чтоб было с прежними сербов в 700, волохов – 300, итого 1000 человек…»[186].
Наряду с распоряжением генерал-майору Т. Кантакузино о наборе сводного легкоконного полка, фельдмаршал «послал указ к обер-крикс-комисару [В.Я.] Новосильцеву, чтоб к [Т.] Кантакузину отпущено было денег на призыв 5000 рублев… Да они господа сенатори, в том же письме объявили призвать в службу Вашего Величества для турецкой войны сербов от 5 до 10 тысяч человек с совету о том с Кантакузиным. И оной Кантакузин ответствует, что он старание рад иметь, только ежели б для оных заранее имел указ, то б лутче было. А в нынешние числа, которые и пожелают итить, только мочно ль будет пройтить, а проходу туда и сюда 3 месяца, и опасно, ежели неприятель наступит к здешним странам, то оным будет помеха немалая, с которой стороны могут прибыть. Чего я Вашему Величеству ныне доношением не мог оставить, а о призыве их трудимся…»[187] Однако отсутствие необходимых средств на содержание этих формирований не позволило приступить к воплощению задуманного.
Несмотря на численное превосходство неприятеля и «небытность тогда при Киеве войск <регулярных. – В.Ц.>», новосформированный полк В. Танского совместно с полками Ф. Апостола-Кигеча, Г. Иваненко и легкоконными хоронгвами корпуса Т. Кантакузино «неоднократно были посылаемы в партии за оные татары для поиску и взятию языков»[188]. Тем не менее в отсутствие регулярных частей русского войска они не могли воспрепятствовать татарам вернуться восвояси с захваченной добычей.
Вскоре после описанных событий, 13 июня 1713 г., затянувшийся русско-турецкий конфликт завершился третьим, на этот раз последним, возобновлением мирного договора, подписанного на Пруте.
После восстановления мирных отношений с Портой молдавские формирования продолжили службу в русском войске. Более того, опасаясь повторного нападения татарских орд на южные рубежи страны, русское правительство отдало полковнику Василию Танскому приказ, «чтобы продолжил набор волохов… ради оборонения пограничных заднепрских мест»[189]. Однако вскоре, по мере нормализации отношений с османским двором, последовало распоряжение об отмене набора.
Осенью того же года началось новое сокращение иноземных частей. Полностью был распущен корпус Т. Кантакузино[190], а из четырехсотенного состава полка В. Танского сохранилось «только меньшее число»[191]. Оставшимся на службе молдавским полкам и хоронгвам поручалось «провожание грамот и посольских обозов от Рашкова до Киева»[192]. Вместе с тем им в обязанность вменялось «непрестанно зимним и летним путем службу управлять… и курьеров от двора его царского величества и фельдмаршала Б. П. Шереметева с письмами к полномочным послам <П.П. Шафирову и П. А. Толстому. – В.Ц.> от Киева до Бендер и от Бендер до Киева провожать… и порубежный караул держать»[193].
Следует отметить, что характер и условия этой службы были крайне сложны и опасны, поскольку служащим приходилось подолгу находиться «в пути в пустых местах… и неимеючи чем прокормиться, для того, что чрез всю зиму квартир не имели и жалования не получали»[194]. Помимо того, выполняя задания в качестве сопровождающих дипломатическую почту, они «непрестанно подвергались нападениям людей шведского короля и воеводы киевского <Станислава Понятовского. – В.Ц.>»[195].
Сокращение численности легкоконных частей первоначально не коснулось полков Ф. Апостола-Кигеча и Г. Иваненко. Однако по мере улучшения русско-турецких отношений и снижения активности русской дипломатии в Дунайских княжествах и на Балканах, их численный состав претерпел значительные изменения. В результате по приговору Правительствующего сената от 11 июня 1714 г. «и оные волохи были отпущены во отечество их»[196]. При этом следует заметить, что определение «отправлены во отечество их» не вполне соответствовало действительности, т. к. получив абшиды (увольнительные паспорта), подавляющее большинство офицеров и рядовых из состава полков не выехали к себе на родину, а изъявили желание поселиться в городах и местечках Великой и Малой России[197].
Указом от 9 февраля 1715 г. Петр I определил «волосскому полковнику Ф. Апостолу-Кигечу с товариществом его… быть в губернии Киевской и отвесть им там житья и контентования <содержания. – В.Ц.> в слободских полках Киевской губернии, какое местечко или знатное село»[198]. Вместе с этим Ф. Апостолу-Кигечу объявлялось царское соизволение о «выдаче им <волохам. – В.Ц.> на завод <т. е. на обустройство. – В.Ц.> денег и хлеба» по усмотрению киевского губернатора князя Д. М. Голицына[199]
О проекте
О подписке