«Чёрт знает что такое!» В сердцах он швырнул трубку и выбежал из своего кабинета. Сейчас Семёну Сергеевичу нужно было просто пройтись по коридорам или по улице, чтобы немного успокоиться. По дороге он встретил сослуживца и, чтобы разрядить себя и обстановку, рассказал во всех красках про нового сумасшедшего по улице Фролова, дом номер тридцать три, и о его безумной просьбе, и конечно же, о его ещё более ненормальной наблюдательности. Приятели посмеялись, посочувствовали бедолаге и всему дому за номером тридцать три по улице Фролова.

И снова потекли трудовые будни. И снова рутина поглотила Семёна Сергеевича с головой.

Первое неприятное воспоминание о лавочке потревожило его, как какая-то старая заноза, на одном из плановых совещаний, где заслушивался общий доклад о проделанной работе за прошедшую декаду. Докладчик упомянул о монтаже четырёх скамеек городского типа возле жилых и ведомственных домов в районе, и Семёну Сергеевичу сразу вспомнился неприятный телефонный разговор. Он даже вспомнил имя психованного – Евгений.

Весь день в голове крутилось слово «лавочка», разговор, наблюдатель за окном на втором этаже, и потихоньку в мыслях стал сам собой воспроизводиться портрет сумасшедшего. Фамилию Семён Сергеевич совсем не запомнил, но в его голове нарисовался довольно странный образ. Это был скорее всего худощавый молодой человек. У него были, наверное, довольно большие воспалённые глаза от постоянного наблюдения за природой прилегающих территорий. Ненормальный почему-то воспроизводился в воображении Семёна Сергеевича рыжим и с сильно впалыми щеками. Волосы на мысленном портрете «назойливого» были чуть длиннее, чем у среднестатистического мужчины средних лет местного района, и они были растрёпанные и неприятно немытые. Так почему-то себе зарисовал в своей голове странного, но возможно, и не буйного недовольного жителя на улице Фролова Семён Сергеевич, и его передёрнуло судорогой отвращения.

Затем все эти портреты, «лавочки», как-то сами собой снова выветрились будничными сквозняками от постоянных дел.

Гром прогремел через два-три дня, когда в кабинете Семёна Сергеевича снова раздался телефонный звонок.

В этот раз он не посмотрел на телефон, а просто схватил трубку:

– Семён Варыгин. Добрый день.

– Семён, привет! Это Степан. Тут на тебя бумага пришла.

– Какая ещё бумага?

– Даже не одна, а целых три. На всех, кому только можно, – в телефоне раздался издевательский смешок специалиста Степана Огурцова, который располагался этажом ниже.

– Ого, – фальшиво удивился Семён Сергеевич, – и от кого же?

Хотя Семён Сергеевич уже догадался, кем и откуда был брошен камень, но всё-таки какая-то надежда ещё теплилась, что это был просто не очень смешной розыгрыш Огурцова, да и бумага была всего одна.

– Заявления поступили от Евгения Петровича Скребкова.

– А-а, ну-ну. Дай угадаю. Этот тип с улицы Фролова хочет уничтожить все лавочки? Одержимый маньяк, – брякнул, отшучиваясь в трубку, Семён Сергеевич, но радостного отклика и поддержки от коллеги в трубке не последовало.

– Да нет. Он просит предоставить расчёт и проект по установке элементов городского типа в местах проживания граждан. Ну и всякое такое. Собрал целую гору подписей и отдельно просит, цитирую – «принять незамедлительно меры в отношении халатного бездействия и отношения к своим прямым обязанностям старшего специалиста», так… бла-бла-бла. Вот, Семёна Сергеевича Варыгина. Ну, в общем, телеги на тебя пришли, – сам Огурцов при этом был очень весел, – мне сверху сегодня эти бумаги передали. Хе-хе, готовим ответ.

– М-да… – Семён Сергеевич огорчился и сильно озлобился. Ничего серьёзного в его диалоге со «слегка сдвинутым» одиноким и, возможно, рыжим длинноволосым гражданином со впалыми щеками не предвещало. А вот теперь на́ тебе: и запросы, и жалобы, и общественные подписи, и ещё чёрт знает чего натворил этот неустанный районный добродел!

– Жди. Скоро, наверное, вызовут. Ладно, тут по содержанию все вроде понятно. Мы ответ-то подготовим. Я на всякий позвонил, предупредить. Ладно, пока. Не расстраивайся там. – Было слышно, как Степан посмеивается, и сразу в трубке зазвучал протяжный гудок.

«Весело ему. Ну, нет, я этого так не оставлю! Достал меня этот ненормальный. Тоже мне печки-лавочки», – Семён Сергеевич не на шутку рассердился. Решение было только одно – действовать быстро и на опережение!

Он схватил со стола кожаную папку, в которой лежали только чистые бланки и которая предназначалась исключительно для придания солидности на всяких унылых заседаниях, и побежал с ней воинственно к своему непосредственному руководителю на два этажа выше.

Секретаря на месте не оказалось. Дверь в кабинет начальника была приоткрыта, и Семён Сергеевич, обнаружив сквозь щель сидящего за столом совсем полысевшего Петра Александровича Молчанова, постучал вежливо в дверь и сразу же вошёл.

Пётр Александрович поднял на него глаза из-под очков в массивной оправе и неоднозначно посмотрел на своего подчинённого. Пётр Александрович очень не любил, когда к нему входили так вот, по-простому, без секретаря, и сразу же басом приветственно объявил:

– Заходи, Семён. Садись.

– Добрый день, Пётр Александрович. Мне тут Степан звонил из канцелярии. Я по поводу обращения от Евгения. М-м… фамилию забыл, сейчас не вспомню. Это один из жильцов нашего же района по улице Фролова. Он несколько раз звонил мне на прошлой неделе и жаловался на лавочку. Э-эм… требовал её убрать. – Семён Сергеевич стал улыбаться и потихоньку переходить на смех. – Аргументация была очень, мягко говоря, странная, я бы сказал – нездоровая. Хе-хе. Человек уверял меня, что сидит целыми днями у окна, наблюдает за ней и видит, что ею не пользуются.

Семён Сергеевич стал посмеиваться и ожидал симметричной реакции от обалдевшего от его рассказа руководителя, но Пётр Александрович приподнял вопросительно бровь и посмотрел уже через толстые линзы своих очков. Его общее настроение в выражении его лица не изменилось.

– Пётр Александрович, я хочу обратиться официально с запросом к правоохранителям, к местному участковому, – уже немного нервничая и без ненужного смеха строго произнёс Семён Сергеевич. – Ну, чтобы проверили гражданина. Возможно, он болен и нуждается в принудительной госпитализации или ещё в какой проверке, – Семён Сергеевич добавил эмоционально в диалог всю свою вовлечённость в данный вопрос.

– А что? Совсем неадекватный? – пробасил Пётр Александрович без выражения и с длинными паузами, переводя своё внимание на документы, с которыми продолжал работать.

Семён Сергеевич стал отвечать чётко, как на докладе верховному главнокомандующему:

– По телефону общается нормально. В бочку не лезет. Сильно не возбуждался. Стёпа говорит, что он грамотно составил обращение и жалобу. Просто сама суть просьбы очень подозрительна. Ну, кому в голову придёт сидеть целыми днями у окна и наблюдать за лавочкой? Да ещё требовать, чтобы её убрали?

– Ну, выглядит странно, согласен. Но формально-то очень как-то всё обтекаемо. Давай конкретнее.

– Конкретно. Я набросаю сегодня запрос в Управление внутренних дел. Прошу вас меня поддержать. Согласуете?

– Ага, набросай. Посмотрим. – Пётр Александрович сделал паузу, полез в стопку бумаг на столе и выдернул несколько скрепленных листков. – А вот это необходимо тебе будет разобрать.

Листки плюхнулись на столе прямо перед Семёном Сергеевичем.

– Этот человек пишет, что его несколько раз проигнорировали. Были с ним грубы. – Пётр Александрович скривил лицо. – Делал что-нибудь по обращению?

– Да, я всё проверил. Лавоч… тьфу, скамейку установили на объекте по плану. Всё соответствует документации и графику. Всё это я ему объяснял. И общался исключительно вежливо. – Семён Сергеевич стал теряться, в голосе появилась оправдательная тональность.

– Тут проблема ещё в том, что этот твой тип соседние дома привлёк. И подписи собрал. Нам ещё тут с корректировками не хватает возиться. И ещё…

Тут Пётр Александрович достал ещё бумаги, и Семён Сергеевич, что называется, «отхватил по полной» в кабинете своего начальника, куда, собственно, сам и пришёл, чего-то там пытаясь опередить. Пётр Александрович не выходил из состояния «не совсем в духе» (он явно был недовольным работой своего подчинённого в моменте) и, пользуясь случаем, отчитал за всё.

В контексте злосчастной лавочки Семён Сергеевич был распят, как черепаха, и в итоге вышел из кабинета с полным осознанием того, что было бы хорошо, чтобы этого ненормального и бдительного гражданина похоронили бы торжественно и с почестями под этой же самой лавочкой. Да так, чтобы больше никому и никогда не пришла в голову мысль о том, что эта самая лавочка, будь она трижды неладна, никому не нужна. А наоборот, стала доблестным ему надгробием для безвременно покинувшего, зоркого наблюдателя за столь необходимой полезностью всех общественных элементов внутреннего двора.

Вот с таким настроением, мыслями и в таких огорчениях двигался Семён Сергеевич в свой кабинет, покидая начальника, который так и остался без присмотра все ещё куда-то запропастившейся секретарши.

Ну совершенно дурацкая и смешная история, а обернулась такими неприятностями. «И вот как разглядеть такие моменты и предугадать ход их развития?» – всё ещё задавался подобными философскими вопросами по дороге в свой кабинет Семён Сергеевич. При этом градус его ненависти к воображаемому рыжему ненормальному только повышался. И закипел Семён Сергеевич, только когда рухнул в своё рабочее кресло и обнаружил на столе копию зарегистрированного обращения от того самого, что сидел сейчас, наверное, в эту минуту и, не отрываясь своим неустанным взглядом от лавочки из окна второго этажа, строчил какие-то доносы, нажимал какие-то рычаги и кнопки, одним словом – управлял целым большим общественным движением, чтобы устранить вселенскую несправедливость в виде городской парковой скамьи серии Д2М1, типа «Классика люкс».

Семён Сергеевич стукнул в гневе кулаком по столу. Телефонная трубка подпрыгнула, сработал рычажок, и табло на телефоне автоматически подсветилось. На часах выскочило пять минут седьмого, а это означало, что рабочий день уже закончился, и в эту секунду в голове Семёна Сергеевича, по натуре человека не менее справедливого, чем его воображаемый рыжий визави, вспыхнула невероятная мысль.

Он быстро собрался, набросил плащ, надвинул на лысину кепку, сдвинул брови и уверенно направился к дому номер тридцать три по улице Фролова.

Дорога была не дальней, поскольку сам дом был в трёх кварталах от учреждения, где трудился Семён Сергеевич, но цель была обозначена, маршрут построен, а настрой был очень боевым!

Подул ветерок, зажглись фонари, и с верхних веток обоих клёнов, которые были зарегистрированы в учётной книге дворового озеленения на улице Фролова, полетели оранжевые и красные листья. Какие-то уже лежали на глянцевой лаковой поверхности сиденья злосчастной лавочки, а какие-то были разбросаны рядом, ещё не тронутые метлой местных дворников.

Семён Сергеевич подошёл к скамейке и сбросил опавшую листву на землю. Со всей накопившейся злостью, злорадствуя и дьявольски улыбаясь, в каком-то балетном развороте рухнул он на скамью. И тут же почувствовал невероятное блаженство. Поскольку он был первым, кто прикоснулся к этому ненавистному объекту, который ничего, кроме возмущений, неприятности и злости, не принёс ему за последний месяц. Сидя он стал внимательно смотреть по сторонам и заглядывать в горящие окна дома напротив. Семён Сергеевич издевательски улыбался. Сейчас его улыбка была осознанна и объяснима. Семён Сергеевич демонстрировал абсолютно всем окружающим полезность и столь важную необходимость городской скамьи. Он расставил руки в стороны, обхватил спинку сиденья и растянулся так сильно, как только мог, выставив свои длинные ноги, обнажив серые носки, которые выглянули из-под коричневых брюк. Семён Сергеевич прочувствовал своим станом все прогибы сиденья, наслаждаясь удобством своего расположения. Он мысленно поблагодарил тех, кто когда-то грамотно рассчитал размеры и спроектировал этот вариант городской парковой скамейки.

Уже через пять минут, растворившись в состоянии полнейшего комфорта, он стал вычислять окна второго этажа, предположительно второго подъезда. В эти минуты его абсолютно не смущало, горит или не горит в окне свет. Он просто надеялся увидеть рыжего наблюдателя с немытыми растрёпанными волосами, со впалыми щеками и выпученными глазами, которые наполнялись слезами от того, что невыносимая и никому не нужная лавочка все-таки пригодилась. И её не нужно будет демонстративно демонтировать на глазах у восхищённых соседей, подмахнувших второпях какую-то коллективную жалобу.

Словно сонар, Семён Сергеевич прощупывал своим взглядом каждое окно. Он сканировал каждую деталь, стараясь уловить мельчайшее движение и рассекретить замаскировавшегося психопата. Он хотел заглянуть ему прямо в глаза и насладиться чувством справедливости.

В окнах мелькали кактусы, похабные узорные занавески, выглядывали какие-то настенные часы, подвесные шкафы и полки. Где-то мелькнул краешек телевизора, где-то замелькали тени жильцов, но нигде не было намёка на настырного наблюдателя-кляузника или хотя бы на прибор для наблюдений с какой-нибудь маленькой красной или зелёной лампочкой.

Прошло около получаса, и постепенно Семён Сергеевич стал успокаиваться, его улыбка сползла и затерялась в выражении задумчивости. Мысли поползли в сторону. Семён Сергеевич стал отвлекаться на прохожих. Подмечать изящные сапожки, молодых мам, тяжёлые туфли немолодых нянь, осенние чёрные лужи, торопящихся куда-то подростков, курящих угрюмых пешеходов и болтающих о чём-то задорных школьников.

Вокруг стали выделяться и проезжать машины, такси, парковаться те, кто успел пораньше домой. Мимо проехал велосипедист в красной повязке. Окна в доме стали зажигаться чаще. Вокруг вспыхнула вечерняя жизнь обычного спального района.

Подул прохладный ветерок, и рыжий кленовый лист аккуратно приземлился на кепку Семёна Сергеевича. Он снял его с головы и стал внимательно разглядывать. Злость, которая недавно переполняла его, полностью улетучилась. Он развернулся в пол-оборота, закинул ногу под себя и стал осматривать лист со всех сторон, покручивая его за стебелёк в лучах дворового фонаря.

«Надо идти домой. Что-то засиделся я. Да и стало прохладно, – подумал Семён Сергеевич. Все спешили по домам в этот вечерний час, и он чувствовал движение этой системы. – Да. Нужно идти домой. Чего я тут расселся?»

Бах! Что-то грохнуло за спиной. Семён Сергеевич резко обернулся и увидел пожилую женщину, которая поставила пакеты с продуктами на краешек лавочки, где он в есенинской позе покручивал жёлтый листок. Женщина глубоко дышала и смотрела по сторонам. Минуту, не отрываясь и не шевелясь, Семён Сергеевич смотрел на неё как заворожённый, но женщина даже не обернулась. Она снова взяла сумки и пошла своей дорогой. Семён Сергеевич приоткрыл рот и застыл в неудобном развороте.

Пока он смотрел вслед уходящей женщине, подъехало такси, из которого вышел молодой человек с телефоном. Продолжая говорить, он, не раздумывая, присел на тот самый край, где только что стояли сумки с продуктами. Он что-то увлечённо обсуждал, рассказывал, смеялся. Затем достал сигарету и закурил, продолжая болтать и при этом смотреть себе под ноги.

Семён Сергеевич наконец зашевелился и принял более удобную и естественную позу. Молодой пассажир такси встал, аккуратно затушил окурок и выбросил его в новенькую урну рядом. Не отрываясь от трубки, всё так же продолжая разговаривать по телефону, он куда-то удалился в глубину тёмного двора, оставив после себя противный запах табачного дыма.

Семён Сергеевич хлопал глазами. Он покрутил головой по сторонам, не понимая своего состояния. Со стороны могло показаться, что он задаёт кому-то вопрос и ищет того, кто на него ответит. Или это он своим сидением на лавочке только что привлёк внимание граждан и снял неведанное проклятие с несчастной скамейки, возбуждая к ней полезный и востребованный интерес? Или все эти звонки и жалобы были своего рода просто издевательством со стороны ненормального жильца?