1.2. От эпохи Просвещения к сокрушительной победе либерализма в XX веке

1.2.1. Начало процесса отделения «света» от «тьмы»

Победоносное шествие либеральной мировоззренческой системы по планете началось в недрах вновь образовавшихся в результате Реформации многочисленных протестантских движений и сект. Ключевой работой, подробно описывающей этот процесс, несомненно, является работа Макса Вебера под общим названием «Протестантская этика и дух капитализма». Ключевой эта работа является потому, что в ней Максу Веберу удалось раскрыть удивительную загадку Реформации – как и каким образом основополагающие ценности традиционного общества – нестяжательство, бескорыстие, обязанность творить добро для ближних и даже для врагов, трансформировались за относительно короткий промежуток времени в свою противоположность – корысть, крайний эгоизм и всепоглощающую алчность, которые до той поры представлялись цивилизованному человечеству пределом аморальности, тяжким грехом.

«Summum bonum^[1] этой этики прежде всего в наживе, во все большей наживе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами, от всех эвдемонистических или гедонистических моментов: эта нажива в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к счастью или пользе отдельного человека. Теперь уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все существование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни».

Макс Вебер «Протестантская этика и дух капитализма»

Первоначально эта неожиданно появившаяся «жажда наживы» по Веберу носила исключительно религиозный характер, возникший на основе вновь изобретенного протестантским движением догмата о предопределенности. Согласно нему, все люди от рождения уже поделены Богом на «избранных», которые обречены в загробной жизни на вечное блаженство, и «отверженных», которым были уготовлены вечные муки в аду. Тайна «избранничества», по догмату, не могла быть раскрыта на протяжении всей жизни. Успешность в мирских делах и представлялась захваченным ею людям единственно возможным средством доказать, что именно они являются божьими избранниками. Поэтому ревностные последователи новых реформаторских учений все свои силы души и тела быстро перенацелили с поиска духовных ценностей на небе на приобретение конкретных мирских ценностей на земле, а именно на достижение высокого положения в обществе с помощью тривиального богатства – чем больше, тем лучше. Одновременно все тот же преобладающий догмат реформаторских церквей и сект о предопределенности моментально рассыпал традиционное общество на независимые друг от друга индивиды, человеко-атомы.

«Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида. В решающей для человека эпохи Реформации жизненной проблеме – вечном блаженстве – он был обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе. Никто не может ему помочь. Ни проповедник – ибо только избранный способен spiritualiter^[2] понять слово Божье. Ни таинства – ибо установленные Богом для умножения силы его и потому незыблемые таинства не являются средством к спасению, и субъективно они – лишь externa subsidia^[3] веры. Ни церковь…».

Макс Вебер «Протестантская этика и дух капитализма»

Однако строгая духовная основа протестантизма существовала недолго. На всем пространстве Западной Европы и

Северной Америки она была вскоре смята бурным дальнейшим развитием идей либерализма в эпоху Просвещения и сопутствующей ему решительной победой капиталистических отношений в экономике этих стран, сохранившись в неизменном виде только в отдельных сектах пуритан и баптистов.

«Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь (в той мере, в какой оно вообще ощутимо) такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. «Мировоззрение» теперь, как правило, определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лестнице. Однако все это – явления той эпохи, когда капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную ему больше опору».

Макс Вебер «Протестантская этика и дух капитализма»

Творцам нового, «капиталистического» взгляда на мир, начиная от Френсиса Бекона, с его знаменитым афоризмом «знание – сила» и кончая Вольтером и Руссо, удалось, наряду с подробной разработкой таких либеральных понятий, как неприкосновенность личности и собственности, «общественный договор», «народный суверенитет», обосновать и утвердить в обществе основополагающую идею либерализма, согласно которой только рациональное знание имеет право на существование. Все другие формы знания – традиционное, религиозное, обычный житейский здравый смысл – беспощадно ими высмеивались и отвергались. Это новое установление явилось революционным призывом для радикального изменения основ существовавшего до сих пор человеческого общества и сыграло важнейшую роль в дальнейшем развитии европейской цивилизации. Рационализм науки был непримиримо противопоставлен просветителями иррационализму церкви и провозглашен ими как единственный достоверный источник знания, на основе которого и должно было строиться новое справедливое и гуманное общество.

«Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению. <…>

Те длинные цепи выводов, сплошь простых и легких, которыми геометры обычно пользуются, чтобы дойти до своих наиболее трудных доказательств, дали мне возможность представить себе, что и все вещи, которые могут стать для людей предметом знания, находятся между собой в такой же последовательности. Таким образом, если воздерживаться от того, чтобы принимать за истинное что-либо, что таковым не является, и всегда соблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существовать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недостижимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их раскрыть».

Рене Декарт «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках»

Однако Декарт в своем стремлении к истине все же не посмел покуситься на устои – одновременно он утвердил в указанной работе несколько правил морали, среди которых первым было правило неотступной приверженности религии. Традиционные основы нравственности, заложенные религиозными догмами, последовательно разрушали другие мыслители Просвещения – Спиноза, Юм, Мелье, Гельвеций, Дидро, Вольтер. Они едко потешались над содержанием Библии, пылко доказывали вредность любой религии для национального блага и в завершении объявляли человеческий разум единственным существующим высшим судьей и мерилом всего. При этом некоторые из них, например, Вольтер, все-таки милостиво соглашались с необходимостью существования традиционной религии, но только с целью «обуздания черни». Так или иначе, существовавшие до эпохи Просвещения высокие нравственные нормы, опиравшиеся на традиционную мораль религиозных институтов и народные обычаи, были подвергнуты просветителями резкой критике и отброшены за ненадобностью. Вместо традиционного Бога ими был провозглашен «Мировой Разум», олицетворявший единство и естественную рациональность Вселенной. Все тайны Вселенной стали представляться просветителям вполне постижимыми, но не с помощью религиозного знания и опыта, а с помощью знания научного и эмпирического опыта. Началась эра торжества естественных наук. Отказавшись от классического устройства традиционного общества с его богопомазанниками, сословностью, иерархией и основанного на обязательных религиозных догматах, элита Запада принялась искать новые, рациональные, «правильные» принципы построения человеческой жизни, основанные исключительно на открытиях науки. Сложилась ситуация, которая случалась в истории человечества не раз, и которая называется «головокружение от успехов». Как известно, такая ситуация чревата крупными перегибами. Эпоха Просвещения не была исключением: она отвергла любые типы знаний кроме тех, которые она считала научными.

А это означало, что отныне изымалась из широкого обращения такие категории, как любовь к ближнему, ответственность за него, мораль, милосердие, сострадание, чувство долга, достоинство, честь, совесть. В «единственно верной» среде научного знания этим «устаревшим» понятиям просто не находилось места. Поэтому Просвещением они были с легкостью подменены эффективностью, формальной логикой, точной, холодной расчетливостью, при которой все проблемы без труда сводились к решению простой бинарной задачки – «выгодно-невыгодно». При этом «выгодность» рассматривалась не с точки зрения всего общества в целом, а с точки зрения индивида или, в лучшем случае, узкой группы индивидов, что в точности совпадало с уже достаточно прочно укоренившейся на Западе протестантской этикой. В этом, по-видимому, и заключается загадочный феномен «уживчивости» и даже тесного сотрудничества многих, по своей сути атеистических, либеральных течений с протестантизмом. Для подстраховки кардинальная подмена ценностей человеческого общества, произведенная эпохой Просвещения, сопровождалась широковещательными демагогическими заявлениями вроде того, что благо успешного индивида неизбежно послужит и благу всего общества.

Будучи поддержанной авторитетом растущего с каждым днем научного знания, как единственно верного способа постижения истины, либеральная идеология окрепла настолько, что принялась за практическую «перестройку» социально-политической системы Запада.

Мыслители Просвещения не были все поголовно пассионариями и революционерами, многих из них вполне устраивала мирная перестройка, в форме просвещенного абсолютизма (в качестве примера достаточно вспомнить переписку Екатерины II и Вольтера). Но все же в результате именно их усилий эпоха Просвещения закончилась двумя Великими революциями – французской и американской. Основополагающие документы этих двух грандиозных исторических событий – «Декларация прав человека и гражданина» и «Декларация независимости» явились практическим воплощением в жизнь либеральных идей всего предшествовавшего периода.

«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых».

Декларация независимости США

Все горячие сторонники классического либерализма восторженно заявляют, что в этой «вечной» формулировке Томаса Джефферсона – одного из отцов-основателей США – заложены все основные принципы либерализма. Действительно, в ней мы уже не видим упоминаний о первородном грехе, необходимости ежедневного очищения от него и требования критического осмысления каждого прожитого дня с позиций божественного Откровения. Нет здесь и следа от известной установки традиционализма смирения перед лицом любой власти, согласно которой «всякая власть дается от Бога». Формулировка Джефферсона наделяет человека полной свободой от рождения и делегирует ему право на самостоятельную разработку и утверждение властной конструкции. В общем и целом это был воодушевляющий призыв, но черт, как известно, прячется в мелочах. То же произошло и с всеблагим обращением к народу Джефферсона – уже с самого начала победоносного шествия либерализма по планете возникли некоторые неопределенности по поводу того, кого именно следует считать «человеком и гражданином». Этими гордыми словами обозначались отнюдь не все представители рода homo sapiens, которым посчастливилось обитать на территориях вновь образованных демократических республик. Во вновь возникшем общественно-государственном устройстве, несмотря на пламенные декларации, с новой силой возродилось деление людей на «избранных» и «отверженных». В значительной мере этому способствовали протестантская этика и кальвинизм с их, уже упоминавшимся, догматом о предопределенности. Обе революции, энергично покончив с аристократической кастой «голубокровых», как с устаревшей, отжившей свой век управляющей надстройкой прежнего общества и государства, вовсе не спешили расставаться с практически бесправной кастой «чумазых». Оправдывалось это расхождение между декларациями и реальной жизнью господствующей протестантской этикой, по которой далеко не всем людям Богом даруется счастье вечного спасения. Согласно всем протестантским учениям, в основе которых лежал кальвинизм, спасению подлежат лишь очень немногие из людей, обитавших и обитающих на Земле. Большинство же из них, еще до их рождения, Бог предопределил к вечным мукам, от которых этих обреченных не может спасти даже самая праведная жизнь. Таким образом, решительно расправившись с иерархией и привилегированным положением аристократии в традиционном обществе; формально провозгласив в декларациях и конституциях нового общества всех людей равными от рождения, новая либерально-демократическая власть, опираясь на догматы протестантизма, фактически тут же снова сделала их неравными и снова по тому же факту рождения. Отличие заключалось только в том, что очевидная «избранность» традиционного общества сменилась тайной «избранничества» либерального общества, тайной, известной одному Всевышнему. Разумеется, воспитанный в духе протестантской этики индивид очень томился этой тайной и, не теряя времени даром, всеми силами души и тела старался доказать себе и окружающим факт своей «избранности». Способ доказательства в условиях молодого, развивающегося капитализма был один – деньги, коммерческий успех, благодаря которым достигается высокое положение в обществе и, в конечном счете власть. Неуспех, разорение, бедность, болезни, несчастья – верные признаки отверженности Богом. Безошибочно определяя таким образом отверженных, пуритане, например, отказывались крестить детей пьяниц.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что иные народы, далекие от христианской культуры или даже христианские, но не слишком спешившие ступать на «столбовую дорогу цивилизации», предложенную протестантизмом и эпохой Просвещения, рассматривались «продвинутым» Западом в целом как народы заведомо отверженные Богом и, следовательно, недостойные его Царства Небесного. Соответственно, в представлениях протестантов-эмигрантов о задачах своей цивилизаторской миссии в новых землях, такие народы, смотря по обстоятельствам, могли были быть запросто лишены не только Царства Небесного, но и Царства Земного, причем без особого ущерба для глобальной либеральной идеи неотвратимости общего прогресса человечества. Убедившись, например, в тщетности многих попыток обратить свободолюбивых индейцев в рабов, христиане Дикого Запада принялись их планомерно и методично истреблять, поскольку с точки зрения протестантской этики они были бесполезны и даже вредны для полезного процесса освоения новых земель. «Дикари» встали преградой на пути несомненного прогресса, в его либеральном понимании, и поэтому должны были быть устранены любым способом. Эта важная либеральная установка – устранение любой ценой оков прогресса и всевозможных других помех на пути развития западной цивилизации, в практике либерализма будет играть все нарастающую роль. Многие неудачные попытки миссионеров обратить индейцев в правоверных христиан только подтверждали неспособность «дикарей» следовать примеру «цивилизованных народов». Таким образом, Запад, озаренный светом эпохи Просвещения и либеральными идеями прогресса, решительно поделил все народы мира на прогрессивные, исторические и прочие – реакционные, варварские, неисторические. Он самочинно присвоил себе роль луча света в темном царстве, автоматически причислив к «темным» все те народы, которые избегали всевозможных перестроек и революций и оставались верны своим вековым устоям и традициям.

Русский народ, например, самые передовые европейские умы XIX века, среди прочих и Маркс с Энгельсом, относили к неисторическим, темным, реакционным народам.