Огрызкин кивнул головой и снова забился в свой угол, а парни, еще немного посмеявшись над ним, вернулись к прерванному разговору.

– Так вот, я и говорю, – зашептал длинноволосый. – Он штуку баксов за нифига предлагает.

– Что значит – за нифига?

– Просто одного мента нужно найти и ему адресок скинуть.

– И за это – штука?

– Ну да. Я еще переспросил, может, мочкануть его, а он головой вертит, нет, говорит, просто напиши где живет. Улица, дом, квартира, в общем – полный расклад.

– Вот, блин! – ударил себя по коленям «кожаный». – Что ж ты раньше молчал?

– Да я же тебе только начал говорить, а тут этот желтолицый.

– Да. Не вовремя он нам на глаза попался, – вздохнул «кожаный». – А как зовут того, кого найти надо?

– Яблочкин Геннадий Сергеевич. Живет, вроде бы, в этом районе.

– Ясно. Номер телефона этого мужика где записал?

– Нигде. Так запомнил. 219-…-…

– Добро. Думаю, нас здесь долго не продержат, как выйдем – сразу за дело. А пока я бы вздремнул.

«Кожаный» с хрустом потянулся и прилег на нары, длинноволосый еще немного посидел и последовал его примеру.

«Яблочкин, Яблочкин, где-то я уже слышал эту фамилию», – подумал Геннадий и тоже провалился в сон.

На следующий день Огрызкина снова вызвал прыщавый сержант.

– Наверное, менты еще одну пачку хотят попросить, – заржал «кожаный».

– Боюсь, что им и та пришлась не по вкусу, – усмехнулся Гена и вышел в коридор. В кабинете следователь долго и молча копался в бумагах, затем достал из папки листок и протянул его Огрызкину.

– Повезло тебе. Твои отпечатки не совпали с опечатками на ноже. Так что гуляй пока, но в пределах видимости. Вот, распишись.

– Тогда я у вас здесь, под окнами обоснуюсь.

– Пшел вон отсюда! – рявкнул вдруг капитан, пряча подписку о невыезде обратно в папку.

На крыльце отделения Огрызкин сладко потянулся, щурясь на яркое летнее солнце.

«В КПЗ хорошо, а на воле лучше», – подумал он и побрел в сторону своего парка.

Проходя мимо злосчастного кафе, Гена приостановился, пристально поглядел на темные окна-витрины и присел на стоящую недалеко от входа скамейку. «Интересно получается, – подумал он, разглядывая муравья, бегущего по дорожке, – за час до того, как улечься под куст, за этим, как его, Брызгуном, увивается какой-то рыжий блондин, который, в свою очередь, очень мечтает познакомиться с неким Яблочкиным. Да так хочет, что даже готов отстегнуть от своего или чужого, точно не известно, довольно большую кучку бабок. И к тому же этот, местами молодой человек, хочет стать зятем этого Василия Батьковича, и настолько сильно хочет, что готов терпеть все издевки с его стороны. Или не готов? Не известно, но вопрос в другом. Причем здесь я?». Геннадий почесал давно немытую голову и поднялся. «Правильно, Огрызкин, не шастай по кустам, а то в следующий раз так легко не отделаешься».

«В следующий раз? – забилась под грязными волосами чужая для него мысль. – А кто тебе сказал, что ты в этот раз отделался? Ведь на подозрении ты так и остался первый кандидат. Если никого не найдут, пойдете вы, Геннадий Степанович, на казенные хлеба в сырую квартиру. Вот так-то, дорогой!». И, навязав таким образом морских узлов в его и без того запутанных мозгах, мысль удалилась.

– Да. Без бутылки здесь не разберешься, – послал ей вслед свой вывод Геннадий и пошел к выходу из парка в направлении видневшихся за деревьями пятиэтажек.

Поднявшись на второй этаж, Огрызкин толкнул обитую старым, кое-где порванным дерматином дверь и вошел внутрь.

Однокомнатная квартира, порог которой переступил Геннадий, представляла собой довольно жалкое зрелище. Со стен тесной прихожей свисали лоскуты старых, пожелтевших от времени и дыма обоев, а с такого же грязного потолка свисала давно перегоревшая голая лампочка. Комната была точной копией прихожей, но несколько больших размеров, а из мебели в ней была только старая железная кровать с растянувшимися пружинами. Огрызкин оглядел свое жалкое жилище и, тяжело вздохнув, присел на грязный, прожженный в двух местах матрас. Пружины под ним жалобно скрипнули.

– И тебе привет, – провел он рукой по ржавой спинке. – Соскучилась?

Кровать снова старчески скрипнула.

– Я тоже, – проговорил Гена и откинулся на сложенную у изголовья вместо подушки рваную телогрейку.

«Все-таки хорошо, когда у тебя есть свой угол, Даже такой, как этот. Кстати! А давно ли я так живу, в этой «берлоге»? Мне казалось, что всю жизнь, но почему тогда не помню ни отца, ни мать, ни детство, ни… вообще ничего! Словно я уже родился таким в этом «клоповнике». Как-то даже странно». И с этой мыслью Огрызкин уснул.

Проспав весь день, Гена проснулся лишь поздно вечером. Поднявшись, он почувствовал, как желудок спорит с прямой кишкой, что вкуснее – кусочек черствого хлеба или мясо по-де голевски. Нашарив в полутьме свою торбу, Огрызкин, потягиваясь, двинулся к выходу. «Пора произвести смотр своих владений, а то не ровен час желудок печень переваривать начнет».

Выйдя из подъезда, он лицом к лицу столкнулся с незнакомым молодым человеком, который внимательно вглядывался в окна его дома. Посторонившись, парень пропустил Огрызкина, но когда тот уже прошел мимо, окликнул:

– Эй! Дядька, постой! Ты здесь живешь?

Геннадий оглянулся. Прилично одетый блондин смотрел в его сторону, но как бы сквозь него, и взгляд был какой-то холодный, рыбий.

– Да, – немного подумав, кивнул Огрызкин.

– А не знаешь такого Гену Яблочкина? Он где-то здесь должен жить.

– Кому он должен? – не удержавшись, сострил Геннадий.

– Что должен? – во взгляде молодого человека мелькнуло удивление. – А-а-а. Понял, шутка. Смешно. Так знаешь?

Огрызкин почему-то неопределенно пожал плечами.

– Хорошо. Опять понял. Не дурак, – и он, достав из кармана бумажник, вынул оттуда двадцатку.

– Ну, так как?

При виде купюры, у Гены перехватило дыхание. Он с трудом проглотил ком в горле и отрицательно замотал головой. Огрызкин прекрасно знал, что обманывать таких субъектов даже ради двадцатки – очень рискованно.

– Нет? Хм. А ты честный. Ну, хорошо, а узнать можешь?

Гена не отрываясь смотрел на бумажку, которая то исчезала, то вновь появлялась в бледной холеной руке. Затем с трудом отвел взгляд и кивнул.

– Можешь? – в рыбьих глазах зажегся огонек. – Отлично. Тогда держи задаток, – парень протянул Гене заветную бумажку. – Завтра в это же время я буду здесь. Узнаешь – получишь еще столько же, не узнаешь, – он плюнул на асфальт и растер плевок каблуком, – сделаю с тобой то же самое. Добро?

Гена секунду помедлил и протянул руку.

– Вот и ладушки, – удовлетворенно сказал молодой человек и бросил деньги себе под ноги.

Огрызкин подождал, пока парень отойдет, поднял купюру и, сунув ее в карман, пошел в противоположную сторону.

Нет. Ему не было обидно или гадостно, он не чувствовал себя униженным. К такому отношению Гена уже привык, но этот человек источал такую брезгливость, что Генино давно уснувшее самолюбие подняло голову и дало о себе знать.

– Шиш ты у меня получишь, а не Яблочкина, – сжимая кулаки шептал он, двигаясь в сторону магазина. – Тоже мне – пуп на заднице. Ишь ты, харкаться он вздумал – верблюд безгорбый. Лягушка в смокинге. Еще посмотрим, кто кого раздавит.

Постепенно Огрызкин успокоился, и мысли его плавно перетекли в несколько другое русло.

«Что-то уж слишком часто мне в последнее время стала попадаться эта фамилия. У кафе Левого о нем спрашивали, в КПЗ длинноволосый о нем говорил, теперь этот воробей, возомнивший себя индюком – тоже. Как будто других фруктов на свете нет. Даже меня любопытство разобрало. Но это потом, а сейчас надо купить чего пожрать, выпить. Нет, деньги потратить всегда успею. Сперва загляну в контейнеры, может там, чего нарою».

Свернув за угол магазина, Огрызкин увидел Витю Левого, по-хозяйски шарившего в его контейнерах. От такой наглости Гена даже присвистнул.

– Ну, ни фига себе! Витек! Ты че? Совсем нюх потерял? Или решил, что я иммигрировал в Израиль? Так я тебя разочарую. Мне отказали в визе.

Левый вздрогнул, втянул голову в плечи и повернулся к Огрызкину всем туловищем. Увидев, что Гена улыбается, облегченно вздохнул и расслабился.

– Так ведь ты сам сказал, что могу здесь, у тебя на участке работать, пока тебя на нарах держат, – оправдываясь, затараторил он. – Поздравляю с выходом на свободу. Как твой глаз? Открылся? Не болит? Я всегда знал, что на тебе заживает как на собаке.

– Ты мне уши не заговаривай, – согнал с лица улыбку Гена. – Специалист по собакам. Покажи улов.

– Сегодня что-то совсем слабенько, – развел руками Витя, пытаясь заслонить собой довольно внушительный мешок.

–Да я еще не все осмотрел. Вот тот дальний контейнер не трогал. Думал на сладкое оставить. Туда недавно уборщица из магазина что-то выбрасывала. Тоже глянем.

Огрызкин слегка наклонил голову на бок, и прищурился.

–Слышь, Левый. Съезди завтра в деревню.

–Зачем? – удивленно вытаращил глаза бродяга.

–Там пасутся гуси. Сопри одного, оторви ему голову, и…

–Гена чуть повысил голос.– Компосируй ему мозги, а не мне. А ну, кузнечиком отпрыгнул от мешка.– Мама дорогая!– воскликнул он, разглядывая Витину добычу.– И это ты называешь «слабенько»? Да я здесь столько только на 1 мая, да после Нового года собираю.

– А я все это не здесь собирал, а у себя!– рванулся к мешку Левый.

– Это ты бабе Дуни расскажешь. Она всеравно глупая – жестом остановил его Гена. – Ладно, я сегодня добрый, поэтому все отбирать не буду. Поделим поровну.

После того как добыча была разделена, Огрызкин предложил, пока работают пункты стеклотары и вторсырья, кое-что сдать, и провести вечер за приятной беседой. Левому это предложение было не очень по душе, но Гена был сильнее, потому пришлось согласиться.

Через два часа, прикупив водки и нехитрой закуски, они были уже в Гениной квартире. Ступив в прихожую, Виктор Левый с любопытством оглянулся. Хотя Огрызкина он знал уже несколько лет, но здесь он был впервые. Гена вообще ни с кем не был в тесной дружбе. Он как-то всегда сторонился своих «соратников по цеху». Правда одно время был более или менее близок с Шустриком, но вскоре они из-за чего-то поссорились и их дорожки разошлись.

– Ну что? Как тебе мои персидские ковры и картины?– прервал его размышления хозяин квартиры. – Заметь все исключительно в подлинниках. Проходи в гостиную, обувь можешь не снимать. Прислуга потом все уберет. Присаживайся вон в то кресло.– Гена указал рукой прямо на пол. – Я пойду отдам распоряжение кухарке, а ты если захочешь курить, можешь взять сигару из шкатулки, что стоит на журнальном столике.

И Огрызкин ненадолго вышел, оставив совершенно сбитого с толку Виктора, одного, в убогой комнате.

–Ты еще не распаковался? – вернувшись через минуту, удивленно спросил Гена, неся в руках пластмассовый стаканчик и довольно тупой кухонный нож.

–А…? – растерянно завертел головой Левый.

– А что, на полу тебе места мало? Или брезгуешь?

– Да нет, стушевался он и стал торопливо доставать покупки.

Первые сто грамм они выпили молча, думая каждый о своем. Осушив второй стакан, Гена занюхал его рукавом и потянулся к закуске. – Слышь, Левый, – обратился он к собутыльнику, вкусно хрустя свежи огурцом. – Я вот чего хочу у тебя спросить. Мне сегодня целый день в уши лезет одна фамилия. Яблочкин. Ты действительно не знаешь, кто это?

Виктор, не переставая жевать, удивленно взглянул на Огрызкина, секунду подумал и отрицательно закивал головой.

– Хорош. Поговорим о других сухофруктах. Ты давно обитаешь в этом районе?

– Всю жизнь.– проглотив хлеб, ответил Левый.

– Это не много. А этот дом хорошо знаешь?

– Ну, так себе. Знаю чуть-чуть.

– Давай свое чуть-чуть. Только покороче.

– А зачем тебе?

– Хочу на соседей жалобу подать, а как их зовут, спросить стесняюсь. Выкладывай что знаешь.

– Да я то по фамилии никого почти не знаю. Знаю только, что в этом доме Зоя Синька жила. Потом ее квартиру купил…Виктор вдруг, заикнулся, изумленно взглянул на Огрызкина и молча потянулся к бутылке.

–Но-но, приз зрительных симпатий потом будешь получать. Продолжай – отодвинул от него водку Гена.

Левый сглотнул застрявший в горле ком, и произнес охрипшим голосом – Плесни горло промочить, дерет.

–Ладно. На, промочи. – сжалился нал ним Огрызкин и протянул стакан.

После выпитого глаза у Виктора заблестели, лицо разрумянилось и он, не усидев на месте, стал расхаживать по комнате, молча, жуя колбасу с хлебом. Изредка бросая косые взгляды на Огрызкина.

Гена наблюдал за мечущимся из угла в угол собутыльником и большим усилием воли сдерживал готовую вырваться ярость. Наконец Левый прожевал бутерброд и подошел к импровизированному столу.

– Ее купил Брызгунов!

Огрызкин, молча налил почти целый стакан водки и выпил его одним махом, даже не поморщившись.

–Та-а-к – растягивая слова, произнес он. – А еще кого вспомнишь?

Левый снова присел к столу, достал из кармана пачку «Примы» и с блаженством, затянулся вонючим дымом.

– Из наших, здесь, больше никого нет.

– А из нормальных людей кого-нибудь знаешь?

Виктор задумчиво посмотрел на облупившийся потолок.

– Марина, продавец из «Восточного» гастронома, кажется, здесь живет, потом Серега Дрогин в 15 квартире. У него точка. Самогоном, гад, торгует, но брать не советую, он туда всякую дрянь, типа димидрола, подмешивает. На утро от него…

– Не отвлекайся, – перебил его Гена. – О вреде самагоноварения ты в наркодиспансере будешь лекции читать, а не здесь. Дальше давай.

– А че, ты у меня спрашиваешь?! – снова вскочил Левый.

– Ты же здесь живешь, а не я.

– Логично – затягиваясь сигаретным дымом, согласился Огрызкин. – Но, видишь ли, я по натуре своей человек не общительный, и за все эти годы так ни с кем из своего дома и не познакомился, а теперь вот хочу устранить этот пробел.

– Тогда обратись в суд. У них есть полный список жильцов. А я больше никого не знаю.– огрызнулся левый и потянулся к бутылке.

– Все ресторан закрыт. Посетителей прошу удалиться, иначе позову вышибалу. – сказал Гена, и спрятал в карман остатки водки.

– Но?

– Где сейчас обитает твоя Синька?

– На пустыре, кажется. Она с Колей Рыжим живет. Там у них целый табор. – Левый, не отрываясь глядел на Генин карман.

– Ладно. Тебе, как сотому посетителю, за счет заведения маленький презент. – улыбнувшись сказал Гена и плеснул из бутылки на дно стакана. – Выпил? А теперь вон отсюда. Я устал и хочу спать.

Виктор тяжело вздохнул и еще раз оглядел убогое жилище, и ,пошатываясь, побрел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Гена допил водку прямо из бутылки, закусил, и полез в свой мешок. Вынув оттуда еще одну поллитровую беленькой, он спрятал ее за пазухой, и тоже вышел из квартиры.

Пустырь был местом жилища почти всех бомжей города. Здесь они, вырыв землянки, создали как бы поселения. Со своим уставом, президентом, службой безопасности и т.д. Все, что добывалось за день, сносилось сюда, и делилось, как при социализме: от каждого по способностям, каждому сколько дадут. Бомжи роптали, но уходить отсюда на свои «хлеба» не собирались. Во-первых, выжить вместе было гораздо легче, во-вторых, милиция хоть и знала о существовании этого «поселка», но предпочитала сюда не соваться, а в третьих – им и идти-то было больше некуда. Зато здесь всегда было, что поесть, частенько, что выпить и все обо всем знали. Именно в эту «справочную службу» и шел Огрызкин.

Когда последние пятиэтажки остались у него за спиной, Гена остановился и поежился от прохладного ночного ветра. «Ну и чего ты сюда притянулся? – задал он сам себе вопрос. – Сидел бы у себя в квартире, пил водку и плевал в потолок. Так нет же, потянуло тебя в эти «хреньковичи». А не боишься, что тебя здесь встретят с распростертыми кулаками? Ведь ты же когда-то отказался продать свою квартиру, и перебраться к ним. За это они, пожалуй, массового гуляния в твою честь устраивать не будут. Эх, погубит тебя, Огрызкин, когда-нибудь твое любопытство».

Он еще немного потоптался на месте, закурил и направился к видневшемуся в дымке огоньку костра.

У весело потрескивающего пламени сидело пятеро довольно потрепанных мужчин и две, почти потерявших различие между полами женщины. Они молча смотрели на разлетающиеся в разные стороны искры, и блаженно жмурились от обволакивающего их тепла. Но когда в свете костра показалась худощавая фигура Огрызкина, все встрепенулись и уставились на него напряженным взглядом.

– Сидите, сидите, – тихо сказал Гена, стараясь, как перед сворой собак, не делать разных движений. – Доброй Вам ночи, господа хорошие. Не пустите ли к Вашему огоньку погреться?

Шесть пар глаз вопросительно взглянули на неопределенного возраста рыжего мужчину, сидящего в прожженном в нескольких местах, стареньком кресле.

– Тебя, кажется, Огрызком звали? – не приглашая к костру, спросил рыжий.

– Ну почему так обреченно? Врач сказал, что я еще поживу.

–Так то врач.– Он еще раз внимательно оглядел гостя. – Что надо?

– Да вот.– Гена вынул из-за пазухи бутылку. – День рождения у меня, а отметить не с кем.

– Брешет! – вклинилась в разговор одна из женщин. – В апреле у него День рождения.

– Цыц! – цыкнул на нее рыжий, и снова уставился на Огрызкина. – Ну так что, и дальше будем в «Что? Где? Когда?» или всетаки скажешь, зачем к нам пришел?

– Могу я присесть? – спросил Гена и, не дожидаясь ответа, присел на корточки. – Вы, наверное, слышали, что сегодня утором на моем участке нашли труп Брызгунова? Из-за него у меня целый день неприятности.

– Да, встретить покойника – это к несчастью.– Снова вставила свое слово женщина.

Огрызкин покосился на нее, не смолчал, и повертев в руках бутылку, продолжил. – В камере я узнал, что он занимался не легальной скупкой квартир. В нашем доме, например, он купил квартиру у Зои.

– Купил?! – вскочила со своего места та женщина, что вмешивалась в разговор. – Это он называет, купил? Налил мне стакан, уговорил подписать какие-то бумаги, потом опять налил, и все, я с копыт. На утро просыпаюсь, а на столе какая-то рваная сотня и записка, чтобы я убиралась из дома в течении суток. А ты говоришь купил. Он так и Шустрика из квартиры вышвырнул. Кстати, из той, где ты сейчас обитаешь.

Гена, удивленно взглянул на нее, затем, молча, отвинтил пробку в бутылке, и поискал взглядом стакан.

– Историк. Метнись за посудой – отдал распоряжение рыжий и когда, один из сидевших поднялся, добавил. И прихвати чем заткнуть.

Когда все было принесено, Огрызкин налил в пластиковый стакан водки и протянул его старшему, но тот невозмутимо продолжал сидеть на своем месте.

– Понял. Его величество опасается заговора – с усмешкой сказал гена и поднял стакан над головой.

– За Ваше здоровье, господа!

От второго предложения рыжий уже не отказался. Вскоре бутылка опустела. Огрызкин достал сигареты, угостил всех и закурил сам.

–Эх. Хорошо, но мало – вздохнула Зоя.