То, что легко дается – непрочно.
То, что легко дается – ненастоящее,
обманчиво, как мираж в пустыне.
То, что легко дается – делает человека гордым
и разрушает душу. Иллюзия радости испаряется.
Мне многое дается легко.
Я не люблю себя, берущего…
Мне нравится идти одному от горизонта
до горизонта и преодолевать преграды.
Мне нравится дробить скалы в пыль,
Мне нравится круто замешивать тяжелую пыль
водой из колодцев, выкопанных мной,
мне нравится ваять гармонию и пластику.
После меня остаются тоннели,
а впереди их цветут цветы и сверкает солнце.
Мне нравится трудится!
Я пользуюсь плодами трудов других людей,
отдавая взамен свои плоды.
Ничем иным я не пользуюсь и ничего другого не отдаю.
Так мы создаем относительно равенство,
Так мы даже можем спорить.
Ведь спор – это разговор на равных.
Только так мы можем проникать до сути вещей
и делать все до конца.
От этого нам легко и радостно!
Мы отдаем всем, но берем только у равных.
Других условий и отношений душа моя не приемлет.
И я ничего не беру у окружающих и их властителей.
Но почему они считают меня -
гордецом, злоумышленником и сумасшедшим?
Судьба – как полет стрелы!
Это большая редкость.
Больше ошибок, сломанных стрел,
смятений, опасений, спасений -
устройства своих делишек,
кардиограммы больного сердца
при вмещающем все желудке.
Судьба – как песня, пронизывающая душу!
Это большая редкость.
Больше сбиваний с такта, криков, вздохов, и выдохов,
измаранных нотных листов -
устройства своих делишек,
кудахтанья курицы над прошлогодним яйцом.
Судьба, как прекрасный стих,
разрешающий в одно мгновенье
сложнейшие проблемы и тугие узлы судеб!
Это большая редкость.
Больше выпрошенных денег, тщеславия, умысла,
облизанных задниц учителей и зализанных головенок учеников -
устройства своих делишек,
мяса из крашенного воска и соуса из цветных помоев.
Судьба – как полет стрелы, как песня, как стих,
как великое и радостное Дело,
после которого рождаются новые люди…
Это роскошная редкость!
Но больше устройства своих делишек
ради желудка и убийства потомков.
Сколько вокруг детоубийц!
Верю – человеку нравится жить!
Верю – он делает то, что ему в радость.
Когда он делает то, что ему не в радость,
слова и дела его не поддаются
никаким законам физики.
Когда он делает то, что не в радость,
все вокруг начинает рушится и гнить…
Какая радость от упрямства,
умножающего страдания?
Неразрешимый вопрос!
И потому я смотрю на ласточек.
Как дружно и трепетно строят они жилище!
В жизни случается всякое!
Сонорный звук
с мажорным звуком
нам дарят сладостный мотив.
Но, превращенные в мораль,
бесстыдно грабят наши души.
А автор пишет, упоенный
своим пророчеством и стилем,
совсем не ведая о том,
что мирно дремлющие звуки
Он в мародеров превратил
и изнасиловал себя.
В жизни случается всякое…
Когда я парю в полете,
распластав сильные крылья,
то с голубого зенита
вижу людей и дороги…
Как длина и запутана
эта дорога.
Мне видна ее линия,
пролегшая через степи, тайгу и реки,
не признающая границ.
И не тени минувшего, а минувшая тень
мелькает по ней безысходно.
Он был воином и пастухом.
Он отправился в дорогу с берегов Онона,
и тяжелый колчан тяжелел на его бедре.
В оперениях стрел затаился свист,
на остриях – плач женщин и детей,
но там же дремало его далекое беспамятство.
Он направил коня на Восток, и дрогнула степь!
Он прошел сквозь стены городов
и опустошил тысячи колчанов!
Он развернул коня на Запад, и выплеснулись реки!
Он долго блуждал по горам, лесам и долинам,
смешивая народы и страны,
Он каждый день выпускал по колчану стрел!
Его волосы стали седыми,
лицо навсегда попало в сети морщин,
когда конь вынес его к берегу моря.
Он потерял счет колчанам и годам.
И стала его дорога запутанным
и нескончаемым арканом.
Но по ней же он вернулся домой.
Он не знал, что Земля круглая!
Стрелы, выпущенные им в молодости,
вонзались ему в спину уже на излете.
Души убитых вселялись в него,
он забыл свое имя и род, как и дорогу.
Сгнили его колчаны и заржавела сабля.
Дань ему отдавали бритоголовыми Учителями.
Они поставили его на колени.
А через семь столетий, жалкий и маленький,
он отправился по дороге звериного пьянства
и позора…
Но когда я парю в полете,
то вижу его дорогу -
самую длинную из всех дорог,
пройденных человеком!
Я ложусь на крыло, разворачиваясь в полете,
и вижу -
едва заметные линии, заросшие травой.
Они словно брошенный на планету аркан.
Там движется безысходно минувшая тень,
Которая совершенно отличается от сегодняшней…
Каких послушников в стране
Союз Писателей взрастил…
Вокруг все послухи его,
Как рыбы скользкие притом!
Что слышат эти бедолаги?
В краю вечнозеленых помидоров,
Непуганых веками дураков,
Среди наивных, детских, разговоров
Не ощутишь ни рабства, ни оков,
Всего того, что выдумали люди,
Перемудрив на совесть и на страх,
Того не зная, что когда-то будут
В своих оковах, словом, в дураках…
«Океанскими волнами тучи…»
Обложили опять небеса,
Оседают песчаные кручи,
И поникли печально леса.
Но угрюмые мрачные думы
Поднимаются в душах людей.
Почему, почему вы угрюмы
Среди этих раздольных степей?
Будет солнце осеннее сонно
Нависать над прогретой землей,
Будут спать в степи сытые кони
Под серебряной ясной луной.
Почему вы угрюмы, туманны,
Где, какая случилась беда?
Ливни льют, ливни льют непрестанно,
Насыщается степь на года.
И блаженство, покой и усталость -
В плодородной ее глубине.
Поспевают плоды, наливаясь,
Как стихи сочной силой во мне…
Живой язык меня прельщает.
Какая музыка звучит
в любом народе каждый день,
где каждый маг и композитор!
Какие ласточки мелькают, какая лань, какой олень,
бегут стремглав через ручьи, какие ветры, прошумев
среди деревьев и кустов,
летят по травам к океану!
Какие ливни, вызревая, обвально падают на горы,
на пашни рушатся и степи, луга и синие леса,
какая радуга сверкает
в обычной речи мужика!
Как пахнет мятой и цветами,
тягучим сытным молоком и теплым запахом ребенка,
душистым мылом и бельем, белее пышных облаков,
хлебами, печью духовитой
дородных женщин разговор!
О, как чирикают птенцы в уютных гнездах, обогретых
лучами радостного солнца,
какие живчики-ручьи звенят в предутреннем тумане,
какая вдруг сверкнет роса
в словах и лепете детей!
Живая речь, как человек, как все живое и родное,
не умирает никогда, а только движется, сверкая…
Но как застыли безобразно, какие формы обрели
живые звуки и слова в речах и книгах
мудрецов, что оторвались от народа
и плодородия Земли, себя в пророки возведя.
К тому ж еще – в учителя
других, которые считают, что пишут русским языком.
(Язык не сельское хозяйство, где можно сеять и пахать,
совсем не зная плодородья, корней его и глубины.)
Пророк без Бога, от себя… Без Бога, только от себя
Любое слово умертвит, и похоронит все слова.
Но так народ не говорит, жизнь совсем не такова.
О проекте
О подписке