Больше, чем деньги…

На скамейке в парке коммерсант сидел,
Весь в долгах погрязший, под ноги смотрел.
Впереди маячил разоренья срок,
И молил он бога, чтоб ему помог.

Вдруг, как будто с неба, перед ним возник
В твидовом костюме сухонький старик:
– Что-то вас тревожит. Чем могу помочь? –
Выслушав беднягу, удалился прочь.

Только перед этим передал он чек
На полмиллиона – добрый человек.
Через год «забились» встретиться опять.
Чтобы коммерсант смог тот долг отдать.

Дома развернул он этот документ
И вот тут-то понял важности момент.
Подпись «Джон Рокфеллер» силы принесла
Страсть и вдохновенье в сердце разожгла.

С новой мощью в бизнес коммерсант нырнул
За полгода с пользой весь доход вернул.
Чек, как обережье, целый год лежал
В сейфе под замками и момента ждал.

Снова парк, скамейка, коммерсант сидит
А к нему на встречу тот старик бежит.
Только к удивленью, в след за ним пришла
Впопыхах от бега старика жена.

– Сударь, извините, муж мой не в себе.
Тридцать лет, как бродит ветер в голове.
Прости бог, Рокфеллером, представляясь всем,
Каждого спасает чеком от проблем.

Коммерсант вдруг понял, что его спасли
Не его купюры, что в прибыль приросли,
Не фиктивный вексель, что весь год хранил,
Вера с убежденьем в то, что хватит сил.

И раз сам Рокфеллер стал вам доверять,
То кредит доверья надо оправдать.

Две Иволги и Ворон

Две Иволги сидели на суку,
На дереве, что на опушке леса.
А в чаще разливаясь, сходно роднику,
Звенела птица формы музыкальной пьесы.

Едва закончив выводить сонату,
На фугу шансонье переключилась.
А вечером в преддверии заката
Симфонией заливистой забылась.

А Иволги наслушавшись концерта
Себя сравнить с певицею решили.
– Да-а, хоть я возраста слепая жертва,
И на мои концерты приходили. –
Сказала птичка, что постарше.
– Ах, как я пела громко и красиво.
И не было в лесу мелодий краше,
Что горлышком своим я выводила.

– А я свой голос берегу покуда
Нет зрителей меня достойных.
Ведь он подобен изумруду
В огранке веданий духовных. –

Сказала та, что помоложе.
Их разговор подслушал Ворон:
– Скажи скорей, на смертном ложе
Ты будешь каяться, что скоро
Свой голос все же потеряла,
Но пела от души повсюду?
– Ничуть! Я только и мечтала
Дарить любовь и счастье людям
И птицам, и всем-всем повсюду.
И было это так чудесно!
Нет, никогда жалеть не буду,
Что пела всем и повсеместно. –

Сказала Иволга постарше
А Ворон произнес: – Вот, видишь,
Пой песни, арии и марши
Пока летаешь, слышишь, дышишь…
Ведь в этом счастье и смысл жизни:
Покуда жив – «петь в полный голос».
И Иволга взлетела в выси,
Чья в ущемленьи была городость.
И залилась на весь лес трелью,
Поди хрусталь звенел так нежно,
И проводила колыбельной
День в сон блажено-безмятежный.

Змея в огне

Мудрец увидел, как змея корежится в костре,
Тут он схватил ее за хвост и вынул из огня.
Но видно не слыхала та о чувствах и добре,
И укусила старика в волнении шипя.

От боли взвыл старик и вновь змея в костре лежит
Прощаясь с жизнью, только вновь на помощь к ней идет
Мудрец и палкой в этот раз достать ее спешит.
И наблюдая, как змея в укрытие ползет

Безусый отрок вопросил поступку удивясь:
– Зачем спасать опять того, кто руку укусил?
Без уваженья уползла, ушла не извинясь…
Неужто ты ее, мудрец, не судишь и простил?

– Как осуждать того, скажи, кому судьбой дано
Кусать, шипеть и тем себя в природе защищать?
Мне ж по природе добрым быть судьбою суждено
И потому я не хочу природе изменять.

Да, жизнь дарует иногда упреки и пинки,
Не обвиняй контекст вокруг и не черствей душой.
Важней всего хранить добро, что у тебя внутри
И помнить, что в любой беде есть выбор за тобой.

Признание в любви

Что есть любовь и как же в ней признаться,

Чтоб не отторгнуть веры огонек,

Чтоб не было причин в ней сомневаться?

Для вас сей сказ и жизненный урок.

На дереве воронья пара восседала,
Что вместе прожили свой птичий век
И чрез окно за ходом фильма наблюдала
Бразильского, что смотрит человек.

– Ты погляди, Старик, какая тут любовь пылает.
Ах, сколько страсти, нежности, красивых слов!
Мне кажется, так в жизни не бывает…
Вот, ты, уж лет как сто, не молвил про любовь. –
Ворона Старая с упреком прокряхтела.
– Так может уж признаешься в любви?
Ведь я с тобой весь век жила, старела,
А где же серенады страстные твои?

И Старый Ворон кашлем вдруг зашелся…
– Ну вот, не будет песни про любовь… -
Обиделась Ворона, но уже завелся
«волчок» упорства и спросила вновь
Она: – А может ты станцуешь?
И в танце чувства выразишь свои,
Меня чрез грацию и легкость очаруешь
И в тот момент признаешься в любви?

Тут Старый Ворон крыльями захлопал
И попытался сделать гран батман,
Но лишь по ветке неуклюже топал
И вниз упал, как старый чемодан.

– Ах, господи! Да-а, падаешь ты знатно, –
Ворона всхлипнула, – Так может мы тогда
Перфоманс сотворим, чтоб стало всем понятно,
Что любишь ты меня вовек, как никогда?
– Что делать надо? – Ворон навострился.
– Есть у лебяжьих пар такой закон:
Коль век жены к закату устремился,
То вместе с ней на смерть идет и он.
Как камень с высоты летит на землю…
Вот, то любовь, сквозь жизнь и на века…
Такому я признанью в чувствах внемлю…
Давай, я мертвой притворюсь слегка.
На землю лягу, словно умирая,
А ты, как лебедь – камнем вниз слетишь?
И убедительно так дохлую играя,
Она под деревом затихла словно мышь.

Но в тот момент Облезлый Кот Ворону заприметил
И был готов уже к прыжку вперед,
Как нападенье ворона нежданно встретил.
Казалось, он котяру загрызет.
Клевал глаза, царапал нос и спину
И бился за жену, как бравый мушкетер.
И кот сбежал, за горизонтом сгинул.
Никто доселе не давал ему отпор.

Ворона ж, бывши в образе и трансе,
Последней сцены той не увидала:
– С кем я живу?! Об этом мезальянсе
Снимать пристало мыло-сериалы! –
Она об этом на весь двор кричала…
Чем дело кончилось, наверно ждете?

Ворона от супружника умчала
В Бразилию на первом самолете.

Так будет не всегда

Средневековье, замок, черный карнавал,
И бедный рыцарь в замок приглашен,
А на балу волшебник колдовал,
И популярностью он был вознагражден.

«Скажи, волшебник, я погряз в долгах,
Скотина мрет, жена лежит в болезни,
Что мне поможет? Смысл стесняет страх
И не пойму, что может быть полезным.»

«Сей свиток ты возьми и иногда читай.
Считай, мой друг, взошла твоя звезда…
Сургуч отброшен прочь, заклятье принимай,
Но там лишь текст: «Так будет не всегда!»

Сколь скоро и богатство приросло,
И скот поднялся, и ушла беда,
Но бьется в сердце текст, где есть добро и зло
И охлаждает пыл: «Так будет не всегда!»

Счастье

Старая кошка лежала на травке,
Грела на солнце бока.
Вдруг на поляну из старой канавки
Встрепанный гонкой слегка

Рыжий котенок клубочом вкатился,
Вытянулся во весь рост,
Волчком на месте потом закрутился,
Пытаясь схватиться за хвост.

– Что же ты делаешь? – кошка спросила, —
Зачем ты ловишь свой хвост?
– В моем хвосте есть чудесная сила,
Не так уж он скромен и прост.

Сказали мне как-то, что он – мое счастье,
Затем его и ловлю.
Сгинут все беды мои и напасти,
Как только его догоню.

Кошка тогда улыбнулась глазами:
– Когда я была молодой,
То напролет днями, даже ночами
Ловила свой хвост озорной.

Только, ты знаешь, было все тщетно,
Я не поймала его,
И погрузившись в грусть беспросветно,
Решила, теперь все равно

Не будет мне счастья нигде и вовеки.
Помочь мне не сможет никто.
Пошла в никуда, чрез долины и реки,
Но тут заприметила… – Что?

– Мой хвост был со мной, никуда он не делся.
За счастьем не надо бежать!
Открой же свой путь, им иди и надейся,
И вовсе не нужно страдать.

Куда б ни пошел ты и что б ты ни делал,
Под солнцем иль под луной,
Запомни, дружок, что путям нет предела,
А счастье будет с тобой.