Нет, ни в каком торговом зале ей сидеть не хотелось. Да и зарплата значилась смешная – двести семьдесят долларов в месяц. Ей таких денег хватит только на еду и коммунальные платежи, а о ресторанах придется надолго забыть.

А если бы время не остановилось, что случилось бы с ней?

Строчки вакансий вновь расплылись перед глазами. Вероятно, лопасти врезались бы ей прямо в лоб. Или кабина. В воображении всплыл висящищий перед лицом вертолет – блик на стекле, цифра четыре, синяя полоса – яркая до невозможности. Наверное, сейчас она могла бы шагать домой, прижимая к виску окровавленный платок, или вовсе катить в больницу. А в ушах продолжали бы звучать извинения того парня, который, в общем-то, не виноват – хотел поиграть. Вот только подружке пульт давать не стоило. Теперь и не даст.

Но вдруг все-таки можно?

Страх страхом, но Лане до дрожи в коленях вдруг захотелось иметь возможность совершать «времязамедление» по желанию и любоваться пейзажем – таким, каким его никто не видит, – застывшим. И одно дело – фотография, а другое, когда наяву. И следом за мыслями накатила знакомая тошнота – вспомнился гул в ушах: смесь звуков из музыки, прибоя, ветра и крика. Странный гул – неживой, – какой получился бы, запиши она все на магнитофон, а после выкуси из записи секунду воспроизведенной какофонии и растяни ее на час. Отвратный, в общем. Да и тело в тот момент ощущалось не лучше – с одной стороны, тяжелым и громоздким, с другой стороны, таким, как если бы его – тела – не существовало вовсе. А разум парил. Смесь тяжести и невесомости.

– Гиря в космосе…

Сравнение заставило Лану невесело улыбнуться; газета не читалась.

«У меня еще два дня…»

Но, если она протянет с выбором еще хоть сутки, потом придется выбирать галопом – как говорится, «на что укажет палец».

Согласная с доводами логики, Лана все же отложила изучение вакансий, откинулась на стуле и стала смотреть в окно – туда, где лазурное небо чертило границу с синевой моря.

Размеренно шумел снаружи прибой – шумел и не замирал.

А спустя полчаса она вновь сидела на пляже – к черту газету! – и глазела на волны. Легкомысленная? Может быть. Но пока свежи в памяти недавние ощущения, почему бы не попробовать – а вдруг получится? Если время замедлится вновь, если станут понятны спусковые крючки неведомого механизма, не изменится ли в корне ее жизнь? И тогда прощай скучные перспективы – пыльная работа на складах, в магазинах, офисах: что, если она – Лана – станет уникальным специалистом, востребованным в любой области?

«Зарплата? Просите любую! Вы, мисс Далински, незаменимы…»

Мечты? Реальность?

Лана фокусировалась на лазурной воде до боли в висках – бурила волны взглядом, мысленно приказывала ей замереть, представляла, что ей вновь грозит опасность, силилась соскользнуть в непривычное, но витающее на задворках памяти ощущение тяжелой невесомости.

Волны катились ей навстречу, облизывали песок, шипя, отползали обратно.

Тикали секундами неслышные часы, маятник которых ходил из стороны в сторону.

Может, ей нужен объект подинамичнее?

* * *

Депрессия. Она накатывала на Марио всякий раз, когда он приближался к океану. Танцевальная музыка, белые флажки парусов у горизонта, соленые брызги, обгоревшие плечи, свобода.

А он более не мог обнажить торс.

Сидел, уткнувшись в оставленную кем-то на лежаке потрепанную книгу – кажется, дамский роман, – и делал вид, что всецело поглощен чтивом. В кепке с длинным козырьком, белой футболке, шортах и сланцах, сквозь стекла солнцезащитных очков он наблюдал за одним-единственным человеком – сидящей у бара «Турмарино» блондинкой.

«Лана Далински. На Уровне всего сутки, – так доложил его агент, – из предложенных при Переходе бонусов выбрала виллу у бухты Динто. На данный момент безработная».

Мо наблюдал за ней с самого утра. Караулил, когда выйдет из дома, глазел, пока та отдыхала на собственном пляже, крался по пятам, когда вышла «наружу». А теперь сидел, слушал романтическую мелодию, крики чаек, делал вид, что пялится в страницы, на которых не видит ни буквы, продумывал план.

Прежде чем подходить к незнакомке, следовало понять ее, почувствовать – неверно начатый диалог не приведет к желаемым результатам и схлопнет дальнейшие перспективы быть услышанным – так показывала его многолетняя бизнес-практика. Объект нужно увлечь. Чем? Деньгами. Безработный человек, живущий на вилле, более всего будет обеспокоен тем, как за эту самую виллу платить. А еще тем, как вкусно питаться, хорошо одеваться и вообще безбедно существовать. Здесь вопросов нет. Но Кассара волновало другое – она уже поняла? Почувствовала, что с ней что-то не так? Если да – один разговор. Если нет – другой.

Пока Далински ничем себя не выдавала – спокойно пила сок, ждала заказанное в баре блюдо, глазела на крепких и рослых, гоняющих мяч парней.

А он смотрел на нее, слушал размеренный шум прибоя и тосковал.

Прежняя жизнь – жизнь до «розетки» – была другой.

Он купался каждое утро – ровно в шесть. Специально приезжал в любимую бухту вдоль шоссе «L-5», раздевался и входил в воду – всегда неторопливо. Наслаждался тем, как она обнимает тело, облизывает его, ласкает, а после бросался в волны касаткой – мощно греб к горизонту так долго, пока не выдыхался, пока не чувствовал усталость и бодрость одновременно. Обратно скользил на спине, любовался тем, как розовеет над головой небо. И только после отправлялся на работу. А с работы, если не было важных дел, снова на пляж. Почему-то именно здесь, у океана, жизнь становилась насыщенной и полной – хотелось быть, дышать, улыбаться, флиртовать…

Здесь же он встретил Лейлу – жгучую темноволосую красавицу, женщину-модель, женщину-кошку. Мягкую, обманчиво-податливую, загадочную – ему она виделась именно такой. Нет, Лейла отнюдь не была наивной, и в Мо ее в первую очередь привлекли деньги, а он, зная об этом, все равно тешил себя надеждами на то, что «срастется».

Не срослось. Не потому что подкачала Лейла, и не потому что подкачал он сам, но все случилось накануне их третьей встречи – той, на которой он был уверен, ему ответят «да» и пустят в свою постель. После стало бы ясно, подходят ли они друг другу хотя бы физически, но… Марио до Лейлы не доехал.

Вместо этого он доехал до Тома, чтобы завести тому бумаги, и увидел своего партнера…

Кассар ненавидел вспоминать об этом – и тогда, и сейчас.

Том. Молодой, озорной и жесткий. Хваткий, как бульдог, талантливый во всем, за что брался, харизматичный до неприличия – женские сердца при виде его дрожали, как наспех склеенные вазы. Дамы боролись за его внимание, как загипнотизированные кролики за возможность вне очереди попасть удаву в пасть. Нет, Том никого не ел – он просто был собой. Слишком занятым карьерой и тем, чтобы взять от жизни по максимуму, он был таким, про которых говорили – «не парился». Веселым, жадным до впечатлений, вечно спешащим достичь Луны прежде, чем изобретут ракету.

Когда Том Хью Тардин пришел к Марио, чтобы наняться на должность управляющего филиалом компании, Кассар даже не раздумывал – учуял прекрасного специалиста. Спустя некоторое время они стали друзьями, после – партнерами. Это случилось полгода назад.

Всего полгода. Уже полгода. Вместе они вывели завод на новый уровень.

Слушая крики купающихся и глядя на куцую тень под ногами, Мо тонул в безрадостных мыслях.

Лейла. Интересно, у них получилось бы?

Он так не узнал. Помнил, что она любила розовые купальники и сверкающие заколки в волосах. Она никогда не красила ярко губы – покрывала их прозрачным блеском, – а вот ногти на ногах украшала алым. И носила тонкое колечко на безымянном пальце.

Он не доехал до нее. Одетый в тот вечер с иголочки, думал, завезет Тому бумаги, а после отправится на самый роскошный ужин в своей жизни… Не отправился. Потому что, когда Мо нашел друга сидящим в кресле собственного кабинета, у того на коленях, судорожно вцепившись в рукава дорогого костюма, сидела незнакомая девка, а из шеи торчал шприц. Короткий шприц – игла всего пару сантиметров длиной.

Дальше память хранила только обрывки: хриплое дыхание Томми, стекленеющий взгляд, нездоровый оттенок кожи – почему-то серый. Помнилось, что Мо пытался вытащить друга со стула и уложить на пол, чтобы налить тому воды, развязать галстук, вызвать скорую (что делают в подобных случаях? Он обезумел, растерялся), но девка – эта бешеная сучка, воткнувшая Тому шприц, – все кидалась со спины. Ударила Марио по голове чем-то тяжелым, пыталась оттащить от умирающего, все орала, что «уже поздно, что она отомстила!», в какой-то момент накинула Кассару на шею шнур от лампы, принялась душить. И тогда он, невменяемый от шока и боли, развернулся и ударил ее. Припечатал не сильно, лишь для того, чтобы отключить, но она попятилась назад, оступилась и… упала головой на кофейный стол. Пробила стеклянную поверхность головой, шмякнулась затылком об одну из ножек…

И все.

Ему не поверили. Ни тому, что он просто защищался, ни тому, когда говорил, что, если бы она просто оставила его в покое, не пыталась душить, он не тронул бы ее. Он всего лишь хотел помочь другу. Хотя бы попытаться помочь…

«Розетку» ему поставили сутки спустя, сразу после похорон, и в течение следующих трех месяцев Мо ни разу не приезжал на пляж. Не раздевался на людях, не смотрел на женщин и не улыбался. Не входил в воду, не загребал волны руками, не радовался рассвету.

Когда-то он мечтал встать на серф, а теперь, глядя на парней, несущих к берегу лакированные доски – одна другой краше, – испытывал глухую тоску и делался слепым.

Может быть, когда-нибудь. Если в следующий раз не вытащит в комнате аметист и не умрет через неделю. Встанет, если найдет Сапфир.

Ожидание тяготило. Раздражала написанная на чужих лицах радость и жгучее солнце, слепил даже сквозь очки искристый океан, наполнял горечью вместо привычной легкости соленый ветер.

Марио «читал» роман.

А тридцатью минутами позже Лана поймала вертолет.

Он шел за ней и почти подпрыгивал от напряжения. Вибрировал изнутри, потому что на этот раз был уверен – действие раствора из ампулы проявилось. Обычный «нормальный» человек попросту не успел бы схватить вертушку – изранился бы, – но девчонка успела. И не зря теперь плелась медленно, ни на кого не смотрела и запиналась о чужие тапки. Теперь – он нутром чуял – ей нужно время. Пережить случившееся, «перебыть» с ним, отойти от шока и задать самой себе сотню вопросов, не имеющих ответов. А ответы преподнесет ей он – Марио. Позже, чуть позже.

Девчонка ушла домой, и Мо, изнывающий от голода, но не имеющий возможности отлучиться с поста наблюдения, бросил книгу на чье-то пустое, присыпанное песком полотенце и зашагал к ближайшей будке за гамбургером.

Змеи. Сообщество «Серпенты».

Женщину, убившую Тома, звали Кэти Саймон, и у нее на шее обнаружилась татуировка в виде змеи. Именно из-за нее, из-за татуировки, которую он непостижимым образом успел приметить и запомнить – странная штука – память, – Мо начал копать.

И докопался.

Общину «мстящих» организовала безымянная особа, обитающая на Четырнадцатом: собирала под свое крыло обиженных, промывала им мозги, убеждала, что без «недостойных мужиков, способных оскорбить и унизить прекрасный пол» мир сделается чище.

Чище. Как же.

Возможно, Том когда-то обидел эту самую Кэти – бросил? Изменил? – и та, получив нелегальное разрешение на Переход, явилась следом, чтобы свершить свое страшное правосудие. Друг никогда не рассказывал о былом – стерлась память после посещения Портала? Не хотел ворошить прошлое? Теперь не узнать. Но Кассар, после того, как собрал о Серпентах все, что смог выяснить, приобрел стойкую ненависть к мести. Да – мужчины. Да – женщины. Но разве существуют в жизни ситуации, которые невозможно решить мирно? Поговорить, поспорить, даже поругаться. Но убивать?

Гамбургер оказался сухим и невкусным – много лука, мало соуса. Недоеденную четвертушку он смял в обертке и положил рядом с собой на песок – выкинет в урну позже.

Гремел голосами отдыхающих и музыкой солнечный день, баловался, качая в воде тела, океан. Кто-то тащил с собой на пляж надувные круги, кто-то матрасы. Когда мимо прошла, буравя ступнями песок, мокрая после купания девушка, на Марио упало несколько капель.

Он автоматически стер их с руки и принялся смотреть вправо – на пустую в этот момент территорию частного пляжа.

Дождаться, пока Лана снова покажется наружу? Или пойти и позвонить ей в дверь?

Утекало драгоценное время – он должен был что-то решить.

* * *

«Уровень – это отдельная маленькая жизнь, в течение которой человек проходит через ряд ситуаций, решает определенные задачи и совершает некоторое количество выборов. По достижению некого опыта, человек получает право на Переход, от которого не может отказаться. При Переходе память индивида претерпевает изменения – из нее удаляются ненужные и критичные элементы, способные видоизменить мировосприятие следующих ситуаций, то есть наложить на них психоэмоциональный фильтр…»

Эта информация впечатывалась в мозг каждого жителя Уровня Комиссией, и, сидя перед телевизором, Лана прокручивала ее в воображении, словно читала текст.

«Удаляются элементы памяти» – по-другому «багаж» в виде прежних знакомств, отношений, привязанностей и прочего.

Все верно. Удаляются. И человек об этом совершенно не жалеет – так Комиссионеры обустроили процесс Перехода, – ибо жалость заставляла бы человека оглядываться назад, вспоминать и тосковать. А если тосковать, как жить новую жизнь?

Все так. И тогда тем менее понятно, зачем она сама протянула нить из прошлой жизни в нынешнюю? И прилагался ли шприц в коробке для того, чтобы воткнуть его в собственное тело?

Уверенности не было. Ей помнилось, что восстановлением памяти занимались исключительно обученные люди – сенсоры, – но совершенно не помнилось ни о каких сыворотках, или же чудо-растворах: «выпей и вспомни». Вколи и вспомни.

А что, если в шприце – яд?

По телевизору рекламировали средство от запора, а следом от поноса; Лана мысленно фыркнула – курорт. И проблемы ввиду обилия фруктов курортные.

Перед тем, как расположиться на диване в гостиной, она снова читала газету. Эксперимент «затормози волны взглядом» провалился, и еще полчаса из жизни ушло на то, чтобы признаться себе – строчки объявлений местных работодателей наводят на нее тоску. Ну, разве можно заниматься тем, к чему не лежит душа? И как определить ту область, к которой эта самая душа лежит?

Вот потому и работал теперь плазменный экран – вдруг мелькнет на нем что-нибудь интересное? Случайно заденет невидимые струны, заворожит и родит вдруг волну вдохновения, которая перерастет в неудержимый порыв заниматься чем-то конкретным?

Волна родиться не успела, так как в коридоре прозвенел звонок.

Она не сразу поняла, что этот звук – звонок ее входной двери, потому как никогда его раньше не слышала. А, услышав, напряглась. Кто может пожаловать в гости к человеку, который ровным счетом никого в Ла-файе не знает? Снова продавец бус? Коммивояжер? Разносчик писем?

Какие, блин, письма? От кого?

«Может, Комиссия?» – мысль заставила похолодеть. У нее под кроватью шприц, а в нем наверняка что-то запретное.

Вот и пиши-пропала новая жизнь…

Шагая по коридору, Лана чувствовала, как колет в боку. От нервов.

За дверью стоял мужчина. Не разносчик писем, не коммивояжер – без сумки, – и по одежде, судя по всему, не из Комиссии. Про тех говорили, ходят «в серебристых костюмах – на рукаве белая полоска», а у этого – высокого, темноволосого – и рукавов-то не было. Белая, чуть помятая футболка, бежевые шорты, кроссовки. По правому бицепсу татуировка, на запястье браслет из черных и вишневых бусин. Волосы отросшие, завиваются, на шее цепочка, в ладони солнцезащитные очки.

– Добрый день.

– Добрый.

Она разглядывала незнакомца, словно зверек – напряженно и пристально, – а тот, в свою очередь, рассматривал ее. Буравил взглядом черных глаз, чего-то ждал, и Лана пожалела, что не закрыла за собой дверь ворот. Та, что для машин, была заперта изначально, а вот «проходная»… Кто бы думал, что пожалуют гости?

– Я могу вам чем-то помочь?

Вежливой быть не хотелось, но не гнать же с порога?

– Можете. Нам нужно поговорить.

Ей сделалось беспокойно, муторно. За спиной мужчины залитая солнцем дорожка, пальмы, ветерок – благодать. А гость – не к месту. Вот не к месту.

– О чем?

На нее посмотрели укоризненно.

– Не пригласите внутрь?

– Простите, нет, – Лана встала в проходе, как железный Голем. Сжала пальцы на косяке двери, напряглась, будто приготовилась к тому, что ее сейчас силой сдвинут с места. – Я не приглашаю в дом незнакомцев, извините.

– Похвально. Я – Марио.

И тишина с ее стороны.

– Марио… Кассар.

– Это, типа, вы сделались мне знакомым? – поинтересовалась язвительно.

– А вы?

– Я – хозяйка этого дома. Простите, чем именно я могу помочь вам?

Тот, кто представился именем Марио, продолжал сверлить ее взглядом темных глаз – взглядом слишком тяжелым, чтобы чувствовать себя комфортно.

– Давайте пообщаемся.

– Мы уже общаемся.

Гость вздохнул – «мол, я думал, будет легко, а оказалось…», – постучал дужкой очков себя по ладони.

– Нам лучше пообщаться без посторонних и там, где тихо.

– Здесь вполне подходит.

– Не подходит.

Лана напряглась сильнее. Обычно она не грубила незнакомым людям, но сейчас нервничала и почему-то желала избавиться от посетителя как можно скорее.

– Чего вы хотите… Марио?

По ее взгляду он понял, что так просто в дом не пробиться. Ни в дом, ни в ее расположение. Диалог, подчас, сложная штука, и потому использовал козырь.

– Я хочу рассказать вам, почему вы сегодня поймали вертолет. Почему и как. Лана.

От напитков гость отказался. Пока она заваривала чай себе – нервно звякала ложкой о край стакана, а Марио слонялся по гостиной, – Лана кляла себя, на чем свет стоит. Незнакомца – и в дом. Нонсенс! А если маньяк, если нападет – как отбиваться? Что, если зажмет в углу, припечатает рот ладонью… – воображение рисовало картины одна другой страшнее.

Внутренности дрожали.