Глава 4. Руур

С восходом солнца жизнь в Рууре забурлила.

Забурлили и мы: быстро позавтракали, переоделись, извлекли из-под пола деньги Кима и выдвинулись в город – искать лавку женской одежды, а по совместительству и обувную лавку, так как пока на наших ногах сверкали летние новомодные и совершенно незнакомые местным жителям, скрытые длинными полами «тулу», спортивные кроссовки, Ив превратился в легкий ситцевый шарфик и был повязан вокруг моей шеи, еда осталась в доме – еще вернемся, деньги упрятаны во внутренний карман подола Тайры.

Готовы.

По мере восхождения солнца над горизонтом жара неумолимо нарастала.

Первые десять минут мы двигались по тихим узким и почти безлюдным улицам – кое-где дома стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга, в других местах сливались в сплошную одно- и двухэтажную «китайскую» стену с обоймой из крашенных в синий цвет оконных ставней и дверей, – но по мере продвижения город начал напоминать один сплошной, расстелившийся на многие километры во все стороны цветастый арабский рынок.

Запестрили на подоконниках выставленные для продажи полосатые половики и ковры, все чаще попадались взгляду сидящие в окружении медной посуды – сосудов, тарелок, подносов и вытянутых стаканов – седобородые, курящие изогнутые трубки старики. Откуда-то играла музыка, из раскрытых окон галдели дети и их матери, грохотала посуда. Пахло жареной, но незнакомой едой.

– Здесь всюду что-то продают.

Для того чтобы скрыть наши экзотические внешности, мы с Тайрой накинули на лица некое подобие сетчатых вуалей, говорить из-под которых было все равно, что говорить изнутри картофельного мешка. Плотная ткань скрадывала звуки, приходилось повышать голос.

– Да, потому что продажа – основной метод заработка в Рууре. Одни изготавливают, другие торгуют.

Поначалу я очень переживала, что нас «заметят» – поймут, что мы чужие, а потому старалась молчать и сосредотачивалась на том, чтобы не очень волноваться – сердце грохотало, как сумасшедшее – но чем дальше мы уходили от дома старого Учителя, тем скорее забывалось мое волнение – ведь вокруг было столько интересного! Ближе к центру улицы расширялись, толпа уплотнялась, и Руур действительно начинал походить на большой базар. Прямо на глазах разворачивались полотняные зонты и навесы, под ними развешивались золотые и серебряные украшения, посуда, курительные принадлежности, раскладывались сушеные фрукты и незнакомые, напоминающие разноцветную шахматную доску молотые специи. Запах от них стоял вязкий, плотный, почти дурманящий. Интересно, все ли в порядке с нюхом у продавцов – после пары-то дней рядом с таким товаром? Поблескивали выставленные под солнце округлые ободы тазов и вытянутые ручки плошек, сохли мокрые (почему-то) шкуры, тут и там возвышались горы наваленных друг на друга подушек – все, как одна, искусно вышитых. Качались под жарким ветром многочисленные кисточки и плотная бахрома штор, сверкали из-под белых тюрбанов жадные и зоркие черные глаза местных зазывал, грели глиняные бока вазоны и горшки, распространяли свой манящий аромат диковинные сладости.

Все пахло, качалось, блестело, сверкало, пестрило, шуршало и даже кудахтало, как в том случае, когда в небольших клетушках продавали похожих на цыплят, но только не желтых, а белых или серых мелких птенцов.

– Это маленькие несухи, – пояснила Тайра, ловко маневрируя в толпе. Она, в отличие от меня, не обращала внимания на стоящие у стен домов телеги, с кемарящими на них продавцами, не спотыкалась о расставленные мешки и не глазела на развешенное и расставленное многочисленное пестрое барахло. – Они дорого стоят, но зато дают много яиц – их выгодно держать тем, у кого есть деньги, кому хватает на корм.

– Смотри, а тут продают обувь! Ведь нам нужна…

Я указала пальцем на соседнюю палатку, и к нам тут же засеменил продавец.

– Никогда не показывай пальцем – потом от них не отделаешься.

– Ой.

Мой палец тут же спрятался в рукаве тулу, вот только поздно.

– Благопочтенные дамы, чего изволите? – наверное, одетый в короткую белую рубаху и просторные штаны мужчина произнес не «дамы», но мой браслет перевел это слово именно так – «дамы». – Сандалии, шлепушки, вышитые туфельки, домашние шуршики? Дешево, со скидкой, поторгуемся, сойдемся в цене. Заходите, а там договоримся…

«Шуршики»? Незнакомые слова смешили. И заходить в палатку мы не собирались точно, что Тайра неприятным голосом быстро и доходчиво объяснила продавцу. А когда оттащила меня от палатки, сбивчиво пояснила:

– Здесь мы не найдем ничего качественного – такую обувь он сам шьет дома, и она развалится через три дня. Нам нужна хорошая лавка, не такая, как эта.

– Все-все, поняла, больше пальцем ни на кого не показываю.

Едва слышно захихикал мой «шарфик».

– Смешно тебе! – проворчала я и фыркнула.

Поначалу мне действительно казалось, что на нас не обращают внимания, но чем меньше я смотрела на товар, а больше на людей, тем чаще замечала недоуменные взгляды местных женщин и подозрительные мужчин.

– Тай, а почему на нас так смотрят?

– Мы ничего не покупаем, – моя спутница ускорила шаг. – Не торгуемся, у нас в руках нет корзин, а наша одежда слишком длинная. На ней нет вышивки и знаков, поэтому мужчины присматриваются к нам для того, чтобы понять, нельзя ли нас… позаимствовать.

– Что?!

– Они пока не понимают, являемся ли мы чьими-то женами или нет. Смотрят на наши пальцы, украшения, не видят принадлежности к Домам и не знают, как им с нами себя вести. А если бы знали, давно бы уже тащили по своим палаткам.

– Вот пакостники, – прошептала я и, чтобы поспевать за Тайрой, почти перешла на бег. – А далеко еще идти?

– Нет, всего восемь улиц.

Восемь? Всего?

Второе слово удивило меня куда сильнее.

Начиная с этого момента, я старалась не смотреть по сторонам, но так или иначе не могла не замечать некоторых местных особенностей. Как то: женщины действительно одевались в тулу разных цветов и фасонов, но никогда в белое. Белый цвет был основным для одежды мужчин – коротких или длинных рубах, головных уборов и широких штанов. В сочетании со смолянисто-черными волосами, усами и бородами, они являли собой резкий и довольно красивый, если бы не неприятные (по большей части) лица, контраст. Детей на улицах я почти не увидела – только изредка и самых маленьких – подростки же полностью отсутствовали – наверное, обучались в неких закрытых заведениях или же сидели по домам. Шустро сновали туда-сюда служанки, разнорабочие и подмастерья, лениво прогуливались, выбирая дорогой товар, обеспеченные жены, курили, играли в кости и прохлаждались у стен домов мужчины.

– Вот лентяи. Женщины работают, а эти сидят и ничего не делают, – бухтела я себе под нос. – Что за неравенство? Не стирают, не варят, не метут улицы, не работают…

– Некоторые работают, а некоторые держат лавки, где на них работают другие.

Дорога под ногами была покрыта песком. Кое-где, там, где дома стояли старые и обветшалые, песчаный покров уплотнялся, мягко пружинил под подошвами, в других он был заботливо сметен в сторону, и тогда у стен образовывались рукотворные барханы.

– Рядом пустыня, – пояснила Тайра, уловив ход моих мыслей. – Песок – основная беда города. Ни плодородной почвы, ни чистоты, ни влаги. Постоянная грязь в домах, борьба с пылью.

– Мда. А почему женщины не носят белую одежду? Я что-то не заметила ни одной в белом.

Моя спутница усмехнулась.

– Белый – это цвет Бога и его детей, а таковыми здесь считаются исключительно мужчины.

– Да? – мне хотелось ответить жестче и резче, но я промолчала. Не мой мир, не мои правила. Хотя прокомментировать хотелось. – Почти все провожают нас взглядами. Неужели понимают, что мы не местные?

– Конечно, понимают. Ведь здесь в домах нет телевизоров и радио, и поэтому главная забава в Рууре – это общение и сплетни. Здесь все знают всех или почти всех, а новички – повод для новых разговоров, способ рассказать кому-нибудь такие редкие в этих местах новости.

– А кто привлекает меньше всего внимания? Есть такое сословие?

Тайра задумалась. Мы как раз свернули под сводчатую арку и нырнули на безлюдную, но тесную, почти сплошь заметенную песком улицу.

– Есть. Торговцы и торговки. Они могут выглядеть иначе, одеваться по-другому и ходить по любым местам, предлагая товар. На них почти никто не обращает внимания.

– Хм.

Настал мой черед задуматься. Быть может… Если… Надо бы прокрутить в голове детали…

– Пришли. Ой, как хорошо, что лавка работает, а то я уже боялась, вдруг закрылась? – Одетая в темно-зеленую тулу, Тайра остановилась перед очередной синей дверью, взглянула на окно, рядом с которым был прилажен небольшой покрытый письменами камень и положила пальцы на латунную ручку. – Там внутри прохладнее, как раз передохнем. Идем?

Я шагнула вслед за подругой, все еще терзаемая размышлениями касательно пришедшего мне на ум минуту назад плана.

* * *

– Тай, мы берем тулы торговок!

– Но у нас ведь нет товара? Что мы будем продавать?

Мы шептались почти так же, как совсем недавно в «Тканях Нордейла», только теперь вокруг нас висели не разноцветные отрезы и плотные портьеры, а многочисленные тулы на любой вкус – бежевые, золотистые, фиолетовые и даже розовые. Темных, однако, было больше и стоили они куда дешевле ярких. Свет в лавку лился из единственного невысокого окна, а одинокий продавец в дальнем конце помещения, похоже, вообще спал.

– Если мы хотим ходить везде и не привлекать внимания, мы должны стать торговками!

– Дина, а что продавать-то?

– У меня на этот счет есть мысли. Вот скажи, товары каждый в Рууре делает сам?

– Ну-у-у… сам. Или же их привозят из далеких мест.

Мозг в моей голове работал с такой скоростью, что вместо мыслей мне слышался рев восьмицилиндрового двигателя.

– Прекрасно!

– Что прекрасно?

– Значит, существуют далекие места, о которых не каждый слышал и знает, так?

– Да.

– А карты у вас есть? Ну, все ли жители знают, откуда и что возможно привезти?

– Нет, что ты! Карты есть только у Правителя и приближенных служителей. И еще у погонщиков одногорбов, которые ходят по известным им одним маршрутам.

– Так это и замечательно! Если мы появимся в Рууре с диковинным товаром, никто не будет проверять, откуда именно он прибыл. Ведь акцизных марок тоже нет? И налогов на ввозимый товар?

– Чего?

– Да ничего, это мелочи. Видишь, все складывается, как можно лучше, – я наконец-то откинула с лица противную вуаль, втянула вместе с глубоким вдохом кучу пыли и чихнула. Настороженно огляделась и прислушалась – продавец не проснулся; его размеренный храп продолжал доноситься из угла. – Короче, сейчас мы купим две тулы торговок, только не для молодых женщин, а для старых и толстых – здесь ведь вещи делятся по размерам?

– Делятся. Есть и для совсем… объемных женщин.

– Отлично! Возьмем две для толстых бабок.

– Почему для бабок?

– Потому что так мы перестанем привлекать излишнее внимание мужчин – наши тулы слишком тесно нас облегали.

– Согласна. «Бабками» мы станем вовсе незаметными. Но ты мне так и не объяснила, чем именно мы собираемся торговать?

– Пока мы ходили по местным базарам, я кое-что заприметила, объясню по ходу. А пока давай выберем новую одежду.

Сползший с моей шеи «шарфик» уже перестал быть шарфиком и теперь красовался на ближайшей вешалке в виде ярко-зеленой, расшитой дольками апельсинов «тулу».

– Ив! – прошипела я грозно. – Ну-ка, прекрати! А то тебя кто-нибудь купит и долго будет думать, что это за диковинные фрукты такие нарисованы на подоле!

Смешарик обиженно фыркнул, сполз с вешалки и превратился в себя самого – пушистый комок с золотыми глазами. Огляделся по сторонам, радостно, совсем как я недавно, чихнул и покатился под развешенными по лавке вещами исследовать незнакомое место.

* * *

Спустя какие-то три часа мы вновь сидели в доме Кима – я крайне довольная собой, а Тайра в откровенном замешательстве; смешарик чавкал прихваченными из Нордейла свежими ягодами. К этому моменту мы многое успели: купили две новехонькие объемные и оттого еще больше напоминающие картофельные мешки «торговые» тулы с вышитыми на рукавах и подоле отличительными знаками, купили мягкие кожаные сандалии взамен кроссовок – я поначалу опасалась, что они окажутся неудобными и будут натирать лодыжки, но уже спустя десять минут к собственной радости убедилась, что ошиблась. Приобрели мы так же и две плетеные корзины, с какими здесь сновал по улице каждый второй торговец – большие и совершенно обычные, одну из которых попытался облюбовать, за что и был выдворен прочь Ив.

А уже после покупки корзин мы смотались в Нордейл и отыскали то, что теперь эти две корзины заполняло.

В первой лежали инкрустированные кристаллами маленькие зеркальца – гладкие, красивые и сияющие игрушки – мечта любой девушки, а вторую доверху наполняли мелкие стеклянные пробники мужских парфюмов.

– Вот увидишь, – вещала я с задором Санта-Клауса, который в собственный мешок вместо плющевых игрушек только что наложил айпадов, – девушки будут в восторге! Ты ведь сама говорила, что у вас нет чистых, хорошо отражающих зеркал, так? Только мутные сероватые поверхности начищенных чайников – ну что это такое? Прошлый век! А эти – посмотри на них – с камнями, красивые и блестящие – ваши дамы раскупят их в две секунды.

– С зеркальцами-то прекрасная идея, я согласна, – Тайра указала рукой на вторую, – но как быть с этим?

– Да как! – мой задор ни на секунду не прервался. – Ты ведь сама говорила, что в вашем мире пахучими настойками и эфирными маслами пользуются только девушки?

– В Сладких Домах.

– Правильно, чтобы привлечь внимание мужчин.

– Да, но просто так на улице ни одна девушка не будет пытаться привлечь мужское внимание.

– Вот именно поэтому мы купили парфюмы для мужчин. Они-то пытаются привлечь женское внимание! Я сама видела.