– Я помню!

Она мне не верила. Ей хватило того, что выговорилась, что не прогнали.

– Сколько я вам должна?

– Тридцать пять долларов.

– О-о-о… – прозвучало неопределенно, но довольно. Мол, не помогли, но и не разорилась – уже праздник. Купюры мне протянули мятые.

– Спасибо вам. За кофе.

С сумкой на плече Натали моментально стала «старой доброй» почтальоншей – забыла про планы что-то менять, «успеть бы письма разнести», вынеслась под небо, не замечая снегопада.

А я, не закрывая дверь, какое-то время стояла, глядя на присыпанную белоснежным блестящим порошком, подъездную дорожку.

Интересно, что сегодня скажет Кайд?

Предложит поесть пасту? Соглашусь или отвечу ему, что у меня новый холодильник?

До его прихода пятнадцать минут – успею выдохнуть и очистить голову.

* * *

(Phil Rey – See you on the other side)

Это был первый раз на моей памяти, когда Кайд куда-то спешил.

Бодро поднялся в гостиную по лестнице, не поздоровался, сразу бросил из-за спины – пойдем!

И мы пошли в зимний сад к Порталу. Думала, шагнем в него, но нет – «сосед» меня остановил. Придирчиво осмотрел место слева через проход, принялся вдруг кропотливо создавать из небытия новую дверь; я впервые наблюдала этот процесс с самого начала.

«Куда? Зачем?»

Выглядел он при этом собранным, непривычно жестким, донельзя «занятым» – мне же нравилось его рассматривать. Обычно Кайд держал на крючке взглядом, потому что смотрел мне в глаза, но сегодня выпал шанс полюбоваться им со стороны. Мощь, облеченная в красивое совершенное тело, чуть хмурые брови, притягательный профиль. Безудержно хотелось приблизиться еще, вдохнуть запах кожи… Я себя сдержала. Не время и не место, но Дварт напоминал магнит для безвольных мошек, одной из которых мне хотелось сейчас стать.

– Обуйся во что-нибудь без каблуков, – скомандовали мне, когда рябящее пространство воздуха соткалось в осязаемый прямоугольник.

Обуйся? А одеваться не нужно, мы не на улицу?

Ладно, сейчас узнаю. В коридорном шкафу отыскала светлые теннисные туфли, вернулась, успела подумать о том, что для зимы на мне слишком легкие штаны и туника.

– Идем.

Мне протянули руку – я не торопилась ее касаться. Помнила, как сильно меня обожгло тогда, когда взялась за нее в последний раз в родном мире.

– Перетерпи. Это того стоит.

Он закрыл все щиты – я чувствовала.

Ладно, может, в этот раз не «долбанет»?

Больно почти не было, скорее электрическая дуга по телу – неприятно, но терпимо. К тому же отпустил он сразу, стоило нам оказаться… в ином измерении.

А как еще назвать столь разительную смену пейзажа, простора, освещения и климата? Была чуть влажная от разбрызгивателей комната – тесная и довольно маленькая, а теперь ни одной стены до самого горизонта, потому что перед нами… океан. Песчаная коса, влажный соленый бриз, бескрайнее, разрисованное закатными всполохами, небо. Лето.

(Paul Cardall – Father in Heaven)

Мы пришли на берег? Для чего?

Другой уровень?

Будь это подобием свидания, Кайд бы не торопился, но сейчас он выглядел настороженным, заставил меня посмотреть на часы.

– У тебя есть час. Не больше. На установку межмировых порталов требуется разрешение, но за пятьдесят минут они не придут – я отчитаюсь.

– Кто?

Его напряжение передалось мне.

– Комиссионеры.

«Межмировых?»

– Где мы?

Он не ответил. Пояснил другое:

– Вернешься сюда же, дверь будет здесь, никто другой ее не увидит.

– А ты?

Спросила зачем-то, слушая, как шумит совсем рядом прибой – непривычно после зимы слушать шуршание накатывающих на песок волн. И что «ты»? Что именно хотела этим вопросом прояснить?

– Вернись вовремя. – «Иначе подставишь меня». – А теперь иди. Тебе туда.

И мне указали в сторону вползшего на побережье и отгородившего эту часть живой стеной от посторонних глаз тропического дерева.

Я не понимала, где я и зачем мне идти «туда». Но пошла.

А через минуту показался вдалеке дом, который я никогда не видела с этой стороны.

Дом… отца и матери.

Я на Литайе.

Меня «обрушило» прямо на песок коленями, ворвалось внутрь ощущение свершившегося. Волны, соленый воздух – мой родной мир. Тепло, потому что это Сантафия – восточный берег Эргерского моря. Потому что эти ракушки – мои ракушки, потому что под этим песком – глубоко-глубоко – скрыт огромный кристалл Литаниума.

Дома.

Я плакала, как маленькая девчонка, и сама не знала почему – то ли от горя, то ли от счастья, то ли от обиды, что все это не происходило так долго. А после поднялась, наспех отряхнула колени и побежала. У меня пятьдесят минут.

На веранде, кажется, фигура, нет, даже две…

– Мама-а-а, – орала я, как в детстве, – маа-а-ам-а-а-а!

«Это я-я-я!»

А вслед мне невидимый тягучий взгляд – непривычно ласковый и недолгий.

– Как так можно было! Ну как?! – отец ругался по-настоящему. Но выглядел не злым, а держался за сердце. – Она билеты собиралась покупать к тебе, все нервы мне извела. Ну, хоть позвонить можно было?

А я обнимала мать так крепко, как только могла. Она плакала не слышно – вздрагивали плечи. Деревянный пол внешней веранды залит розовым светом; качались в кадках цветы.

– Мама…

Она не могла даже ответить. Лишь отец, как заведенный, все ворчал, что так не делается, что так можно раньше времени в гроб, что «телефон ведь никто не отменял»… и выглядел очень обиженным. Сам как ребенок.

– Папа…

И прятал глаза, когда следом я обняла его.

– Дочь, не делай так больше.

– Ты прости… Вы простите, что я так долго не звонила. И еще за то… (сложно это говорить), что у меня всего пятьдесят минут. Я проездом.

Стол внутри накрыли наспех, снесли на него все, что есть – чай, вазочки с печеньем, шоколад, остатки утреннего пирога. Суетились, что не успеют, а потому выспрашивали главное – жива, здорова? Почему не писала, нашла кого-то? По глазам видели – нашла. «Не болеешь, денег хватает? Когда приедешь снова?»

Потихоньку отпускало маму, отлегло на сердце у отца: «Вернулась, живая». Все остальное можно было пережить, забыть и простить. Собственно, они и не сердились, но волновались сильно. Больше года – это как же…

А я сидела в просторном зале за столом напротив широкого окна, откуда открывался удивительный вид на безбрежный водный простор, и не знала, что запоминать. Как пахнет эта комната? Морщинки вокруг глаз мамы, ее улыбку? Поседевшую шевелюру и бороду отца? Шум волн, запах корицы от пирога, ощущение того, что где-то за спиной в одной из спален спрятана шкатулка с моими детскими вещами?

Литайя. Кайд привел меня на Литайю – просто пришел, взял за руку и отвел в проход.

Я, как ребенок, которого впервые привели в магазин сладостей, буду судорожно пытаться запомнить и утащить с собой в памяти все, что увидела, хоть на деле не смогу впитать и десяти процентов запахов. Буду корить себя потом за это – что не рассмотрела все спокойно, не позволила атмосфере проникнуть в кожу, слишком волновалась.

И пусть. Унесу, сколько смогу.

Я здесь… Полчаса до «выхода».

У них все хорошо, пенсию назначили достойную – не зря потратили годы на преподавание; сестра приезжает часто, а с ней племянники и племянницы – тогда в доме шумно. Но места, хвала Агнессе, много, а уж шум моря под окнами и вовсе круглосуточная благодать. Что? Нет, купаются не часто, сейчас не сезон, а вот гуляют по побережью каждый вечер.

– …такие рестораны здесь, такие улочки красивые… Ты приедешь в следующий раз, сходишь с нами?

– Конечно, схожу.

Они радовались. А внутри меня все дрожало от хрустальной благодарности – самые ценные пятьдесят минут.

И я впервые здесь после собственной смерти. Где-то далеко отсюда так и живет Рори, ищет, наверное, других Мен – выслуживает погоны. Сволочь. Но не буду о нем, на плохое настроение нет ни времени, ни желания.

– Недавно построили музей морских животных и рыб, мы ходили на открытие…

Они рассказывали, что вспоминалось и приходило на ум; я же смотрела на забытую на кресле открытую книгу, которую в обед читала мама, потертый футляр от очков отца, висящую на стене картину-пейзаж, которую раньше никогда не видела.

Он много для меня сделал. Кайд. Сам не знал, насколько.

Отчаянно сильно хотелось задержаться, провести здесь ночь и следующее утро. Даже неделю.

Когда-нибудь.

– Мне пора.

Их речь как обрубило. И теперь мой образ впитывали они – уже более спокойные, расслабленные. Завтра займутся своими делами мирно, без дергающей внутри иглы – мысли о срочной покупке билетов в столицу.

– Я приеду, как только смогу.

– А звонить? – маме очень хотелось хоть иногда разговаривать.

– Я… что-нибудь придумаю.

«Попрошу Бернарду, упаду в ноги Кайду…»

Мне просто здорово знать, что у них все хорошо. Дальше придумаю, как быть.

– Я побежала. Меня… ждут.

Обнимали меня долго. Отпускали неохотно; кричали над берегом чайки.

(Sleeping at last – Already Gone)

Почему я думала, что он сидит там – на песке возле двери?

Кайда не было – ушел.

И бежать больше не имело смысла – запинаться, нестись, чтобы не опоздать. В запасе еще шесть минут, я успела. Никого не подвела, запихнула в собственную память, как в трюм корабля, столько «добра», сколько сумела. Позволила себе одну долгую минуту любоваться прогорающим закатом, удивительным свежим воздухом, отсутствием снега. Смотрела, как кружат над волнами птицы, как полыхает раскрашенное розовыми и оранжевыми полосами небо.

Один из самых счастливых моментов жизни – такой останется со мной до конца. Не потускнеет, не потеряет важность, за десятки лет не выцветет.

Все, три минуты… Пора.

В портал, неспособная оторвать взгляд от Литайи, я шагнула спиной.

Вновь тихая стеклянная комната – зимний сад. И всего одна оставшаяся дверь. Кайда в моей квартире нет, его присутствие я бы почувствовала сквозь стены.

Ушел.

На теннисных туфлях песок – их теперь хотелось поставить на отдельную полку и иногда касаться, перетирать на подушечках пальцев воспоминания, как песчинки. Позволять врываться в голову шуму побережья, слушать размеренный крик сытых птиц. Запах родного дома, матери и отца.

За этот подарок я его поцелую. Если смогу.

Обувь я снимала аккуратно, как сапер. Понимала, что глупо пытаться что-то сохранить, но не могла отказать моменту в трепетности. Спрятала ее, как планировала, на отдельной полке. Теперь чайки изредка будут кричать из моего коридорного шкафа.

(Paolo Vivaldi – Last Love)

В квартиру на бульваре Аттика я шагнула босой – знала, что ступлю на ковер. Снова Уровни, Лоррейн, снег за окном.

Тот, кого я искала, стоял у спинки развернутого лицом к телевизору дивана, оперся на нее ягодицами, о чем-то думал. Лежали на бархатной ткани его ладони; плечи расслаблены, лицо спокойно. На мое появление Кайд отреагировал лишь взглядом – смотрел, как я приближаюсь, как встаю близко-близко.

А я впервые сократила между нами дистанцию настолько. До десятка сантиметров, до возможного близкого касания – хотела уловить запах. И уловила. Пахла парфюмом тонкая шерсть водолазки, пахла чрезвычайно сексуальным мужчиной кожа на мощной шее – и я пропала. Стояла и балдела, как наркоман, вдыхала и не могла надышаться, понимала, что буду грезить о постели с Двартом всю оставшуюся жизнь. Но сегодня другой день, не такой, как все – сегодня мне все можно.

– Ты помнишь, – послышалось тихо как раз тогда, когда я раздумывала, можно ли коснуться губами щеки, – что я все еще многократно сильнее тебя?

Да, он же держит щиты на максимальных мощностях, чтобы меня не упаковало в стальную клетку прессом.

– Помню.

«Прости…»

И отступила на шаг.

«Боже, этим ароматом я буду дышать всю оставшуюся ночь».

И плевать, что все мои чувства на лице написаны.

– Я хотела… как-нибудь тебя отблагодарить. За подарок.

Кайд смотрел, и я путалась в его взгляде, как в лабиринте из вельветовых полотен. Вдруг поняла «как».

– Ты хотел слияния… Я готова. Сейчас.

«Согласна на полное, до самой глубины…» Ведь, если быть честной, оно приятно и мне.

А он все так же смотрел. Не оживился, как когда-то, не выдал заинтересованности, которой, похоже, не испытывал.

– Хотел.

Взгляд не расшифровать.

– Больше не хочешь?

Вопреки логике царапнуло. Сейчас я открыта, искренна и ранима – мягкая девчонка, которой просто хочется выразить спасибо.

Обидно, если не хочет – это придется пережить, как когда-то остальное. Просто захлопнется где-то в глубине еще одна дверь.

– Теперь я хочу от тебя другого, Эра.

«Не все потеряно?»

– Чего?

– Доверия.

Ответ меня не удивил даже, потряс. Это все равно, что за сорванный с клумбы цветок попросить вдруг душу.

– Доверия?

– Да. Полного. Безоговорочного.

Я ушам своим не верила.

– Зачем оно тебе?

«Тело, я еще понимаю…»

– Почувствуй сама.

– Не хочу, извини… Не буду. – Полное доверие, это когда падаешь в космос без страха, когда летишь и знаешь, что поймают, когда везде «мягкие борта». А меня в моем падении не поймают, я была уверена. – Ты прекрасно подделываешь любые чувства, я в них больше не верю.

Жаль, что не вышло отблагодарить по-человечески, что всплыло на поверхность нечто такое, чего я не могу… не готова дать.

Взгляд синих глаз напрягся, потяжелел. Кайд почти незаметно сжал челюсти – получил «отпихивание» в грудь, «обиделся».

– Спасибо тебе… еще раз.

Я развернулась и зашагала к проходу. Чертовски жаль было почему-то уходить. А позади шла откровенная борьба – я чувствовала ее каждой клеткой. Напрягшемуся Дварту хотелось применить силу. Догнать, остановить, уложить на лопатки, зажать запястья. И каким-то непостижимым образом втолковать мне, глупой девчонке, что-то важное. Щиты частично сорвало – меня повело так, что едва не подкосились колени; он держался. Я тоже.

Просто магнитное поле, которому невозможно не подчиняться. Главное, выйти из зоны действия…

Благодарность – да. Доверие – нет.

Потому что, когда проваливаешься в кого-то, есть шанс потерять себя. А этого мне не хотелось.

У самого полотна мерцающего воздуха двери мне вдруг стало ясно – он сдерживает себя, чтобы не причинить мне боли, чтобы не обидеть. А внутри лава; я помнила, как трудно ее сдерживать.

Вопреки всему разочарованию в таком окончании вечера, ощутила, что люблю его. Сильного, безудержного, сложного.

Просто не готова… отдать душу. Сделать то, что мне на самом деле больше всего хочется сделать и то, чего я больше всего боюсь.

Зачем обернулась перед уходом, не знаю.

Потемневший взгляд синих глаз шпилит. Однажды этот мужчина настигнет меня как шторм, запеленает в свои облака, свяжет руки и ноги, и тогда путь к свободе действительно только один – через доверие.

«Я убегу от тебя до этого. Или после. Тебе меня не получить».

«Найду в любом из миров».

«Отыщу способ».

«Нет».

«Да».

«Нет».

Он сломит любой из моих способов. Но я все равно отыщу путь к победе, даже если в конце.

Зачем тебе мое доверие – можно спросить еще раз?

Почувствуй – ответит снова.

И мы зайдем на круг.

– Спокойной ночи.

Меня в свои объятья принял влажный, пахнущий цветами и тугими зелеными листьями, зимний сад.