За те два часа, что мы ездили по центру Солара и по близлежащим районам, не выбирая направления, я узнала всё, что хотела: имя и фамилию мужчины за рулем, его профессию, количество бывших владельцев ножа и срок заточения. А также кем и когда был вынесен приговор и при каких условиях Дэлл мог принять обратно нож.

Даже без подробностей, которые мне не хватило духу выспросить, картина, сложившаяся в голове из его коротких ответов, ужасала. Шесть человек, три года рабства, редкие минуты покоя, несколько раз – полное банкротство и никого, кто пожелал бы вернуть злосчастный предмет владельцу, тем самым прервав затянувшуюся жестокую пытку.

Что ж, это предстояло сделать мне, и я мысленно готовилась к финальному разговору.

На город медленно опустились сумерки. Я, как и планировала еще перед выходом из дома, наслаждалась тем, что рассматривала чужую жизнь – радостную, безбедную, свободную от проблем. У кафе и ресторанов, под натянутыми тентами и зонтами, за накрытыми белоснежными скатертями столами сидели люди. В этот час почти все места оказались заняты. Многие, кто хотел попасть внутрь, стояли у расположенных у входов меню и с любопытством наблюдали за посетителями, довольно поедающими заказанные блюда и пьющими разноцветные напитки из вытянутых и пузатых бокалов. Над их головами горели газовые светильники, уберегающие посетителей от незаметно подкрадывающегося августовского холода. Красиво. Уютно.

У кинотеатров кружили толпы желающих посмотреть новые, вышедшие на экран только этим вечером картины. Через стеклянные двери было видно длинные, завитые, словно змейки, очереди, растянувшиеся почти до самого выхода.

Когда я в последний раз ходила в кино?

«Два года назад», – услужливо подсказала память. Когда Мик, пилот из «Кину», с которым я встречалась, был жив. Как раз за несколько месяцев до трагедии.

Чтобы настроение не съехало до неприятной отметки, я переключила внимание на молча управлявшего «Неофаром» водителя.

Дэлл.

Я незаметно и тихо вздохнула. Красивый он все-таки мужчина. Жаль, что, придя в мою жизнь только вчера, сегодня он уже исчезнет из нее. Как быстро. И не пообщались.

От этой мысли сделалось грустно. Человек, считающий себя рабом, ни за что бы добровольно не стал разговаривать с хозяином, это я понимала. И почему мне в руки попал именно нож, а не билет на телешоу «Первое свидание», где такой вот красавец расположился бы в кресле напротив? Тогда не возникло бы гнетущей тишины и не оказалось бы стены в глазах, через которую не пробраться, как ни старайся.

Вряд ли он понимал, что прохладца во взгляде лишь добавляла ему привлекательности, а ленивая, чуть настороженная манера поведения заставляла следить за каждым жестом и скупо брошенным словом.

Как ни странно, чем больше времени я проводила в тихом салоне машины, тем меньше мне хотелось возвращать нож. Нет, то был вопрос эмоциональный; логика же знала, что предмет будет возвращен в любом случае. И если я все это время тактично и скромно смотрела в окно, то маленькая Меган, забравшись на иллюзорный подлокотник дивана, во все глаза пялилась на Дэлла. Причем пялилась как на продавца игрушек: жадно, с любопытством и щенячьим восторгом. Ей отчего-то казалось, что это заколдованный принц, к которому стоит лишь приблизиться – и мир тут же вспыхнет снопом разноцветных искр и зазвучит хрустальными голосами небожителей.

Я в какой-то мере была с ней согласна.

Узнать сидящего рядом человека хотелось. Но стоит отдать нож, и он тут же растворится в неизвестном направлении. И не отдавать нельзя. Дилемма.

По приборной панели плыл отраженный свет уличных фонарей.

Зверем невозможно любоваться, пока он находится в клетке. Лежащий в дальнем углу, с закрытыми уставшими глазами, худой, с пыльной шерстью, он всего лишь жалкое подобие, далекий отзвук, тусклое напоминание того сильного и грациозного животного, каким был на воле. Там, среди вольных просторов, его шерсть бы блестела, шелковисто переливалась, взлетала и опадала от быстрых отточенных движений – любоваться таким было бы одно удовольствие.

Точно так же и с Дэллом – все еще греховно-притягательным, брутально красивым, мощным и сильным, но изрядно опустошенным мужчиной. Наверное, его глаза умели быть теплыми, а губы умели улыбаться. Вероятно, когда-то его сердце отзывалось на нежность и ласку, а в душе возникали энергичные порывы сделать этот мир лучше.

Теперь же, глядя в равнодушные голубые глаза, казалось, что те порывы угасли много лет назад. Потерялась вера в людей, исчезло тепло из улыбки, а хрупкий сосуд, хранящий любовь к жизни, треснул.

Как он проводит вечера, когда не занят? Ищет спасения в общении с друзьями или топит тоску в алкоголе?.. Может быть, на самом деле все обстоит не так, а гораздо лучше, и вечера этого человека наполнены чем-то хорошим, радостным и для души?

Верилось слабо.

Маленькая Меган уже тянула руку, чтобы погладить Дэлла по лицу, и капризничала от того, что я игнорировала ее порывы, не желая наклоняться к незнакомцу.

Да куда ж тебя несет-то?

Я бросила короткий взгляд на профиль водителя, пробежала взглядом по его красивым широким ладоням, лежащим на руле, скользнула по обтянутым джинсами ногам.

Черт. Так и меня понесет. За что ж тебя природа наградила такими невероятными внешними данными и таким плохим начальником? И как тех шестерых угораздило потерять столь ценный предмет, который дарил им такого «раба»? Злой рок, не иначе.

Мимо проплыло здание центральной библиотеки и высокий стеклянный торговый центр «Орхидея». Глядя на высыпавшие в небе первые звезды, я снова вздохнула, предчувствуя скорый конец поездки. Не гонять же «Неофар» по дорогам всю ночь, без цели и без разговоров.

Неожиданно голову посетила странная мысль – подневольный человек пожелал бы общаться с господином лишь в том случае, если бы ему была обещана скорая свобода. То есть если бы он был твердо уверен, что она грядет. Уже дарована…

Мой пульс вдруг ускорился.

Если бы тот бородач, мой потенциальный рабовладелец и обладатель шариковой ручки, о котором я думала в офисе во время обеда, пришел ко мне и сказал: «Меган, я освобожу тебя через месяц», – возникло бы у меня желание с ним общаться? Возможно, да. А возможно, и нет. Наверное, я бы испугалась, что наше общение заставит его передумать, спровоцирует что-то ненужное и несвоевременное. А если бы я точно знала, что свобода обязательно будет моей, что тогда?

Тогда бы я, возможно, изъявила желание с ним пообщаться. По-дружески, конечно…

А ведь это может сработать…

Если я хочу получить хотя бы шанс на то, что однажды Дэлл более комфортно и расслабленно почувствует себя в моем обществе, я должна пообещать ему свободу. Близкую, манящую, страстно желаемую. А главное – заверить, что обязательно сдержу слово, чего бы это мне ни стоило.

Мои ладони неожиданно вспотели, а сердце наполнилось радостным предвкушением. Даже во рту появился непонятный тягучий привкус. Видимо, от нервов.

Чувствуя, как участилось сердцебиение и нервы неожиданно превратились в струны, я повернулась к водителю.

– Останови, пожалуйста, у обочины или на какой-нибудь парковке.

Тот кивнул.

Когда автомобиль затормозил на расчерченном на ячейки асфальте у сквера, я затаила дыхание. Затем внутренне собралась и попросила:

– Выключи двигатель.

Мужские пальцы послушно повернули ключ в замке зажигания. Мотор притих; несколько раз качнулся из стороны в сторону брелок с выгравированным в центре знаком «Неофара».

На город опустились плотные сумерки. Мимо прошла пара, выгуливающая на длинном поводке поджарого пса.

Мое сердце теперь колотилось так сильно, что, казалось, корпус раскачивался взад-вперед, как на волнах. Я повернулась к блондину.

Момент икс.

– Дэлл. Пожалуйста, посмотри на меня.

Водитель повернул ко мне голову, и я встретилась с его привычным равнодушным взглядом.

– Я хочу, чтобы ты знал: то, что я говорю, я говорю в трезвом уме и твердой памяти.

На короткую секунду в голубых глазах мелькнуло удивление.

Сердце грохотало.

– Ровно через две недели я отдам тебе нож. В твое полноправное владение, и сделаю это добровольно.

Руки на руле напряглись; я увидела, как побелели костяшки пальцев.

Боже, как ему это важно…

Теперь он буравил меня взглядом, жег им, полосовал, раздирал на части, пытаясь выдрать из мыслей продолжение фразы. На мощной шее запульсировала жилка.

– Я обещаю, что сделаю это. Если хочешь, я подпишу любой документ, который подтвердит мои намерения. В этом случае, даже если со мной что-то случится, нож через две недели станет твоим. Хорошо?

Никогда в жизни я не видела такого количества эмоций, бушевавших во взгляде человека, как сейчас. Мощный, слепящий огонь надежды и тень страха, исказившие лицо. Неистовое желание получить нож обратно и неверие, что это наконец произойдет. Ни один взгляд на моей памяти не был столь давящим, столь пронзительным, столь напряженным.

Всего лишь за секунды атмосфера в салоне изменилась с тихой и ленивой на бушующую, пропитанную вихрями взметнувшейся в ожидании энергии.

– Я подпишу, – еще раз кивнула я и сжала сумочку.

Водитель осторожно, будто с трудом управляя собственным телом, разжал пальцы и медленно втянул воздух. Затем разжал губы и спросил:

– Что ты хочешь взамен?

Наши взгляды в очередной раз схлестнулись, и мне вдруг стало жарко. Сознание будто размякло, впиталось в происходящий момент и застыло в нем.

Вот это напор…

– Ничего.

Почти ничего.

– Просто приезжай по вечерам, общайся со мной. Побудь рядом, ладно?

Он смотрел на меня и не верил. Я видела это. Не верил, потому что желание показалось ему слишком странным, почти глупым.

Ну и пусть.

– Хорошо. Я сделаю так, как ты скажешь.

Я медленно опустила голову и выдохнула с облегчением. На секунду прикрыла глаза, пытаясь унять все еще скачущее галопом сердце. Затем повернулась к нему, несколько секунд наслаждалась смятением, царившим в безучастном обычно взгляде, а теперь уступившим место почти безумному блеску, и улыбнулась.

– Бумагу составишь сам. Я подпишу.

Он откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. Пальцы вновь сжались на рулевом колесе с такой силой, что пластмасса скрипнула. Мне показалось, что ему тяжело дышать. Мощная грудь поднималась и опускалась неравномерно, почти рывками.

Всё, ставки сделаны. Однажды подарив человеку надежду, слишком бесчеловечно ее отнимать. Так что я подписалась.

* * *

Адвокат Хью Декарт, высокий, одетый в костюм-тройку мужчина с черными редкими волосами, прокашлялся.

– В договор внесены все пункты, которые, даже в случае если клиент изменит решение после подписания, позволят вам стать полноправным владельцем заявленного предмета. Здесь подробно разъяснены и оговорены все моменты: на случай кражи, потери, отказа от выполнения обязательств, форс-мажорных обстоятельств и смерти. Документ заверен сегодняшней датой и вступит в силу начиная с этого дня, даже если будет подписан завтра.

Декарт деловито положил эксклюзивную, именную ручку в раскрытый кейс, лежащий рядом с ним на софе, и выжидательно посмотрел на двух мужчин, склонившихся над бумагой.

Перечитав лежащий на кофейном столике договор несколько раз, Дэлл поднял глаза.

– При каких условиях Комиссия может счесть его недействительным?

Адвокат покачал головой.

– Ни при каких, если клиент подпишет его в присутствии вас и двух свидетелей.

– Хорошо. Благодарю вас за помощь.

– Рад быть полезным. Если понадоблюсь…

– Да, у меня есть ваш телефонный номер.

Декарт с удовлетворенным видом захлопнул кожаный кейс, поднялся с места и вежливо кивнул мужчинам.

– Мистер Аллертон, мистер Одриард, имею честь.

– До свиданья, Хью.

– Всего доброго.

Когда один из лучших адвокатов Уровня, приглашенный, а точнее, вежливо, но настойчиво оторванный этим вечером от дел, чтобы помочь в составлении документа, покинул гостиную, Дэлл посмотрел на друга. Мак дотянулся до бутылки, стоящей в центре стола, и разлил виски в два стакана.

– Что ж, осталось дождаться завтрашнего дня.

За окном царила ночь. Взгляды мужчин встретились, в них читалось одно и то же желание: сейчас же прыгнуть в машину, прихватить с собой второго свидетеля и понестись к Солару. Но часы над камином показывали начало двенадцатого – слишком поздно для гостевого визита. Да, дело важное, но, если надавить слишком сильно, результат может получиться обратным, не тем, каким хотелось бы и каким он должен быть. И Дэлл, отвечая на немой вопрос Мака, покачал головой.

– Не сегодня. Завтра.

Тот шумно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Глотнул виски.

– Думаешь, она подпишет? – задал он вопрос, который за последние два часа смотал нервы его коллеги в ощипанный клубок пряжи.

– Не знаю. – Дэлл качнул головой. Казалось, дрожь сотрясала не только пальцы, но и внутренности, прожаривая их волнами высоковольтного напряжения. Он на секунду прикрыл глаза, стараясь совладать с непривычной нервозностью. – Не знаю.

– Если она этого не сделает… – темные брови Аллертона нахмурились, а взгляд сделался тяжелым, почти жестоким. – Это добьет тебя. И тогда…

Одриард усмехнулся.

– Не надо, Мак. Не сейчас.

И удивился, когда смог донести бокал до рта, не расплескав виски.

* * *

Лежа в постели, я наблюдала за бликами на бетонной стене, безмолвно взирающей в окно, – под светом уличного фонаря раскачивалось на ветру дерево.

«Побудь рядом, ладно?»

«Я сделаю, как ты скажешь».

Только не соскользни, только не оступись, шагнув в пропасть. Слишком легко поверить в иллюзию, в то, что однажды он приедет по собственному желанию. Это обещание. Вынужденное. Полученное в обмен на заверение отдать нож.

Впереди две недели притворства, спектакль для двоих, где один будет делать вид, что наслаждается присутствием «друга», а второй – поддерживать видимость общения вежливыми кивками. Игра актеров. Не более.

Чувствуя ноющую боль в сердце, я закрыла глаза.

Маленькая Меган, не обращая ровным счетом никакого внимания на мои тревоги, увлеченно расставляла на полу пустой комнаты игрушки. Складывала кубики, притворяясь, что не слышит моих мыслей, деловито и сосредоточенно возила паровозик и что-то напевала себе под нос. В ее взгляде застыла решимость.