Мужчина у камина передернул плечами; волосы его качнулись в такт движению.
– Она пыталась с тобой флиртовать?
– Нет.
– Как-то заигрывать?
– Нет.
– Встретила в соблазняющей одежде?
– Да нет, черт бы тебя подрал! Как она могла встретить меня в соблазняющей одежде, если я пришел без приглашения? Повелся на твою дурную просьбу. Она больше смутилась, чем что-либо еще. Вот и все.
– Угу… – неопределенно согласился Баал. – Она слишком умна, чтобы так просто себя выдавать.
Стивен продолжал буравить глазами широкую спину в темном пуловере.
– О чем ты?
– Пытаюсь понять, через кого из нас она попытается манипулировать. Значит, не через тебя.
– Манипулировать кем? – Лагерфельд почувствовал, что начинает злиться.
– Дрейком, кем же еще. Она уже близко к нему подобралась, но ей хочется еще ближе. Чтобы двинуть все в правильном направлении, она попытается вызвать в нем ревность, используя одного из нас…
– Ты совсем рехнулся…
– Это я-то рехнулся? – Регносцирос резко выпрямился, откинул упавшие на лицо волосы назад и со злобной усмешкой посмотрел на друга. – Бабы коварны, Стив, все без исключения. А эта сразу просекла, к кому надо подкатывать, чтобы урвать больше всего привилегий. Она покрутится с милым выражением лица вокруг него, даст к этому привыкнуть, а потом вильнет задом, показывая, что нашла кого-то еще – и тогда он взвоет.
Лагерфельд какое-то время молча смотрел на Баала, пытаясь понять, верит ли он в логику друга или нет. Бернарда не выглядела в его глазах коварной, нет. Да и Дрейк никогда не был идиотом. Он вообще не сумел бы подняться так высоко без умения предугадывать намерения потенциального противника за десять ходов вперед. А то и за сто… Конечно, между этими двумя иногда сквозило что-то странное, но оно было настолько неосязаемым и неопределенным, что любые выводы выглядели бы слишком поспешными. Да и Дрейк… Стивен никогда не подумал бы, что кто-то сможет раскрутить Начальника на эмоции – будь то Бернарда или Королева иной планеты.
– Нет, я не верю. Дрейк не дурак, чтобы не увидеть замысла…
– Мы все не дураки до определенного предела! – вдруг взорвался Баал. Горечь и злоба, смешавшиеся в его голосе, сотрясли стены темной гостиной. – Все, Стив! Мы думаем, что контролируем ситуацию до той поры, пока не обнаруживаем, что уже давно не контролируем ее! Одна змея уже появлялась в отряде и разрушила его. А теперь появилась другая, и все снова развалится. Только теперь уже начиная с самого верха! Неужели ты не видишь?!
Лагерфельд сжал челюсть. Может быть, он чего-то не видел, но уж точно не того, как его друг изъедал злым взглядом фотографию, стоящую на каминной полке. Справа темноволосый улыбающийся Баал собственной персоной (Стив никогда не видел его улыбки воочию), слева высокий мужчина с длинными белыми, как снег, волосами, а между ними – жгучая красивая брюнетка в красном, обтягивающем пышные формы платье, имени которой Лагерфельд так и не смог выяснить за все прошедшие годы довольно тесного общения.
Одно было ясно: что бы ни творилось в душе Регносцироса, но его сердечная травма каким-то образом была связана с этой фотографией и этой женщиной. Однако еще никому не удалось вытянуть из Баала детали: тот, когда хотел, бывал невероятно упертым бараном. Хотя слово «бывал» можно было полноправно заменить на «был им всегда».
– Знаешь, что? – Стивен, которому уже порядком надоели все эти скелеты в шкафу и тайные душевные раны, допил виски и поднялся с кресла. – В следующий раз, если тебе вдруг захочется выяснить еще какие-нибудь детали, пойдешь туда сам, понял? Я – пас.
Джон Сиблинг неторопливо постучал кончиками пальцев по рулю, лениво оглядывая щедро освещенную фонарями улицу. Мороз крепчал, видимо, он и загнал по домам всех пешеходов. Через несколько минут входная дверь особняка, на чьей подъездной дорожке стоял автомобиль, хлопнула, и, впустив в салон клуб холодного воздуха, в машину сел Дрейк.
– Ну, что, посмотрел? – поинтересовался Джон.
Начальник кивнул.
– Не стал забирать?
Жесткий рот Дрейка скривился в подобии улыбки.
– Нет, не стал. Представь себе, она прижилась с ними. Я настоял на том, чтобы посмотреть на Фурий и на то, как они живут. Оказывается, у них уже есть своя корзина для сна рядом с кроватью, они исправно кормятся ягодами, балуются по дому, учатся говорить и, похоже, горой стоят за обитателей дома. Если сейчас попробовать их забрать, они станут пуще своры злобных собак. Я сочувствую тому, кто попробует прийти в этот дом без добрых намерений.
– Как ей удалось? – удивленно спросил Джон, в давности наслышанный о том, кем именно являлись на самом деле «Смешарики». Об их опасности слагали легенды еще в те времена, когда у Фурий был собственный мир.
Дрейк пожал плечами.
– Мы возродили их из ДНК, потому что на них можно было отлично оттачивать телепортацию; их память настолько развита, что позволяет отследить малейшие детали во время переносов. Никто не собирался выпускать их из клетки. Никто… кроме нее. Бернарда имеет привычку находить лучшее в худшем. Ей стало жаль Фурий, они показались ей милыми. А те, в свою очередь, не имея никого и ничего во враждебном им мире, отозвались на ласку и решили, что нашли друга и дом. Вот и представь, что из этого вышло. При ней они балуются, как дети, причем, безбоязненно перевоплощаются во все подряд…
– А как же кошки? Ведь они не любят чужеродных созданий.
– Теперь, судя по всему, любят. Потому что играют с ними и спят рядом. При том, что могли бы избавиться от них за несколько секунд. Но каким-то образом в этом доме наступил симбиоз. Фурии вообще редко привязываются к кому-либо…
Дрейк задумчиво посмотрел на приветливые желтые окна двухэтажного дома, излучающие тепло и уют.
– Вот такой вот парадокс, – он посмотрел на Джона и усмехнулся.
Сиблинг тоже неотрывно смотрел на безмолвные окна, будто льющийся из них свет притягивал взгляд.
– Ты не стал ей рассказывать, кто они?
– Нет. Уж в чем я уверен, так это в том, что если Фурии выбрали себе друга, то никогда не причинят ему вреда. А вот пользу принести могут… Время покажет.
Дрейк в последний раз взглянул на особняк, оглядел улицу и повернулся к Сиблингу.
– Поехали, Джон.
В следующие тридцать минут тишина в салоне автомобиля не нарушалась. Водитель сосредоточился на дороге, а Начальник Комиссии скользил по плывущему за окном пейзажу невидящим взглядом. Ему было о чем подумать. Например, о том, почему за последнюю неделю тот, кто обитал на Уровне «F», притих и больше не показывал носа наружу. Не иначе, как узнал о том, что на порталах установлено наблюдение. Как узнал? Через кого? Надо бы выяснить.
Спецотряд по приказу Дрейка усилил охрану домов и больше не подвергался нападениям лично, но зато все мелкие криминалы четырнадцатого уровня вдруг начали собираться под какого-то одного анонимного хозяина, причем зачастую собираться принудительно, под давлением. Кто-то втихаря раскинул новую бандитскую сеть над городом и осторожно переманивал на свою сторону силы.
Дрейк имел некоторые соображения на сей счет, но, прежде чем действовать, хотел убедиться. Хотел, чтобы тот, кто обнаглел настолько, чтобы покушаться на его людей, допустил еще одну ошибку. А в том, что она последует, Начальник не сомневался.
Главарь этой новой (да и новой ли?) группировки, находящейся на закрытом уровне, некогда имел тесный контакт и с Комиссией, и со спецотрядом, иначе бы не смог даже составить план, который едва не стоил жизни Халку Конраду. Однако старая база данных не позволила им вовремя узнать про Телепортера. Теперь они, скорее все, знают. А значит, следующий ход можно предугадать: они попробуют достать Бернарду.
Что ж… в этом случае Дрейк был достаточно спокоен. В Реакторе им было ее не достать, на улицах тоже: во время выходов наружу за Ди велось круглосуточное наблюдение людьми Комиссии, в ее мир никто не проследует, а вот если кто-нибудь попробует сунуться к ней в особняк… От этой мысли в глаза Начальника закрался злорадный холодок: хотел бы он посмотреть на то, что останется от этого бедолаги. Вряд ли его после этого можно будет допрашивать. Даже для того, чтобы установить дополнительную сигнализацию в особняке, Дрейк сейчас не рискнул бы направить своих людей. Фуриям все равно, как ты выглядишь и что умеешь, в моменты агрессии они славились полной непредсказуемостью, а бороться с врагом, который может принять любую форму… нет уж, увольте.
Он незаметно усмехнулся, но тут же снова стал серьезным.
Покушение на Бернарду не будет единственным. Скорее всего, возобновятся попытки достать и остальных членов отряда. И тогда у Дрейка будет возможность отловить слабое звено и через него узнать ответ на вопрос, не дающий покоя вот уже какое-то время: почему камеры слежения в домах Халка и Логана не зафиксировали даже силуэтов человеческого тела? Загадка из загадок… Конрад бы не подпустил к себе того, кого засек хотя бы краем глаза. А он не засек. Значит, существует то, о чем ему, Дрейку, стоит узнать.
Начальник откинул голову на удобный подголовник и расслабился.
Жизнь продолжается. И даже бывает интересной. Загадки и головоломки хорошо тонизируют мозг и возрождают активность. А еще отвлекают мысли от красивых серо-синих глаз, в последнее время появляющихся в воображении слишком часто. И черт бы его подрал, если ему это не нравится…
Вот и осуществилась мечта. А всего-то и потребовалось, что несколько месяцев времени, посещение другого мира, устройство на работу и услуга реакторной лаборатории…
Восемь вечера.
Прага.
Темные воды реки, казалось, застыли неподвижно. Стылые перила, полное отсутствие снега, подсвеченный на холме другого берега старинный замок с острыми шпилями, мерцающие световые дорожки на воде. Красиво…
Я шла мимо отеля «Мандарин Ориентал», стеклянные двери которого чинно прокручивались, запуская внутрь новых постояльцев, по большей части немолодых бизнесменов; мимо сияющего огнями казино, мимо группы евреев (все, как один, в широкополых черных шляпах), мимо бутиков, где на витринах красовались сумки Dior и Gucci. Ровно стучала под высокими каблуками брусчатка. Одетая по последней моде в стильное пальто, узкие женские брючки, сапоги на шпильках и с дорогой сумочкой на плече, я чувствовала себя превосходно. Так, как всегда мечтала.
Ловил на себе отблески ночного города подаренный Дрейком бриллиант.
Каблуки стучали. А на меня смотрели. Даже оборачивались вслед.
Что-то теперь привлекало мужчин в спокойной походке уверенной в себе женщины, после которой долго таял в воздухе неуловимый аромат влекущих духов. Что-то заставляло их скручивать шеи или застывать на месте с тоской и надеждой во взгляде.
Дина смущалась. Бернарда упивалась вниманием.
Все так и должно быть, думала я. Каждая женщина стремиться именно к этому – почувствовать себя красивой, тонкой, уверенной, но легкой и неуловимой. Достойной лучшего в этом мире. Очаровательной, изысканной, способной вскружить голову легким наклоном головы и кокетливо прикушенной нижней губой. Сила и власть, но власть исключительно женская, с разлившимися в воздухе переливами смеха и мягким прикосновением меха к плечам. Я – лучшая… Я – единственная. Я та, которую вы не сможете забыть даже тогда, когда женитесь и заведете детей, а после и внуков.
Кофейня, первая разменянная стоевровая банкнота (без страха отданная официанту. Ему никак не проверить, числится ли номер в Европейском банке, а других отличий у подделки нет), ароматная чашка кофе, шоколадный торт-мусс и часы на башне. Все так, как хотелось.
Если долго смотреть вдаль, сквозь людей, сквозь что-то большее, нежели мосты, здания и границы государств, то отчего-то могло показаться, что другого мира не было. Не было прыжка, не было Дрейка. А я просто турист, приехавший на автобусе в Чешскую столицу, где у меня есть день или два для такого вот праздного времяпровождения: торты, кофе, магниты для холодильника, мосты с коваными фигурами и посещение замка на горе. Все, как у других, перед тем, как вернуться к рабочим будням…
Торт таял на языке сладкой мелодией с вишневым оттенком. Кофе согревал ладони.
Потом был магазин, прямо здесь же, на углу, недалеко от кафе, в витрину которого я долго смотрела на свое отражение. Богемское стекло не интересовало меня, не сейчас, а интересовала новая женщина, которую я разглядела в себе лишь вот…
Красивая.
Теперь не только внутренне, но и внешне. Нежный абрис лица, большие выразительные, ставшие чуть насмешливыми глаза, оставшиеся пухлыми губы. Аккуратный прямой носик, очертившиеся скулы, шикарные волосы. Да, это я.
Но удивляло не это.
Тот круглый шарик, которым я себя представляла, уже давно остался лишь в моем воображении, а с отражения витрины смотрела стройная грациозная леди со стройными ножками (вместо слонячих колон), с узкими плечами (вместо покатых гор Урала), с привлекательно узенькой талией и крутыми бедрами…
За этот вечер со мной несколько раз пытались познакомиться. Думаю, помимо выплывшей из-под слоя старой краски внешности их привлекало что-то еще: движения, выдававшие уверенность, взгляд, в котором читалось «Я – Женщина», а еще легкость и едва заметная философская грустинка в глазах. Мир – не то, что он есть. Но зачем об этом вслух, правда?
Сегодня Прага. И просто чарующий вечер. Сегодня еще один замечательный день моей жизни. Здесь и сейчас.
Впрочем, магазин богемского стекла не был обойден моим вниманием.
В качестве подарков домой были принесены два подсвечника, набор великолепных сияющих бокалов и высокая ваза.
Клэр с восторгом открывала перевязанные шелковыми лентами отделанные бархатом изнутри коробки, долго, трепетно и с благоговением крутила каждую вещь в руках, придумывала, как найти приобретенному богатству наилучшее применение. Я улыбалась.
Пока в гостиной умиротворяюще бубнил телевизор, я приняла пенную ароматную ванну, неторопливо, будто в первый раз лицезрея собственное тело. Почему я раньше не замечала, какие у меня тонкие лодыжки, аккуратные икры и красивые коленки? А этот шаловливый просвет между ног, как у моделей на подиуме…
М-м-м… Виват, Дрейк! Теперь ясно, к чему ты так упорно старался. Женщина должна быть не просто женщиной. Она должна быть ей с Большой буквы. Внутри, снаружи, в каждой клетке. И ты, старый пройдоха, точно знал, какое это великолепное чувство – любить себя.
Ласково намыливая кожу бархатистым гелем, я послала Начальнику мысленный поцелуй. Давай, улови его, почувствуй, увидь. И удивись…
Просыпаться было тепло.
Непривычно тепло.
Пошевелившись, я открыла глаза и спросонья встретилась глазами со Смешариками, сидевшими повсюду на одеяле, в том числе и у меня на груди.
– Это что еще?
Лежащий на соседней подушке Миша приветственно муркнул и тут же вернулся к предыдущему занятию – вылизыванию растопыренной розовой пятки. Соседство с кучей меховиков его, по-видимому, совершенно не волновало.
– Эй! – возмутилась я, стягивая с себя одеяло (Смешарики предусмотрительно откатились в сторону). – Вы теперь на мне спите? У вас корзина есть. И подушка!
Те, слыша в голосе ворчание, робко сбились в кучу, переглянулись и старательно выговорили:
– Есь! Нас! – потом подумали и снова повторили: – Нас! Нас!
Я спустила на пол пятки и сонно потерла лицо.
– Что значит «Есть вас?»
– Не! – хором ответили пушистики. – Нас! Нас! Есь…
– Ничего не пойму… Зачем кому-то есть вас?
– Не! – снова раздалось в ответ. – Дём!
Окончательно продрав глаза, я завернулась в лежащий на стуле белый халат, в который куталась после вчерашней ванны, и с удивлением уставилась на питомцев.
– Что значит «Дём»? Идем? Куда?
На полу возле входа тут же выстроилась стрелка из Смешариков, указывающая на дверь.
Я многозначительно хмыкнула. Умно.
– Ну, ладно. Идем.
Как оказалось, ушедшая за продуктами на рынок Клэр забыла выключить телевизор в гостиной, и сейчас по нему транслировался кулинарный канал. Бойкая рыжеволосая женщина на экране возилась на чистенькой кухне в окружении горы посуды, рассказывая, как запекать в духовке курицу.
Смешарики столпились перед экраном на ковре и снова заголосили:
– Есь! Нас!
Я перевела взгляд с них на экран, не в силах сообразить, что же все-таки имеется в виду. Ну, женщина, ну, курица… при чем тут «нас»?
– Да что есть-то? Не пойму…
Смешарики напыжились, потом старательно выговорили новое слово:
– Нанас!
– На вас? Ну что за головоломки с утра! А вам не проще мне показать то, что требуется?
Перед глазами тут же возникла яркая картинка спелого ананаса с зеленым хвостиком наверху.
– Ну, так бы сразу и сказали, что вам нужен ананас!
– Нанас! – радостно подтвердили глазастики и облизнулись. – Есь!
– Тьфу…
О проекте
О подписке