Глава 2

Старое полуразрушенное здание продувалось насквозь.

Ветер гулял по щербатым камням, шуршал в разбитых оконных проемах, перебирая пыль, складывая ее в унылые серые узоры: другого занятия все равно не было. Разве что еще доставать сидящего в прохудившемся кресле мужчину. Кресло с местами рваной кожаной обивкой натужно поскрипывало, выдавая нервные движения большого тела.

Мужчина злился и оттого покачивался.

Впрочем, злился он столько лет подряд, что давно забыл, какие еще состояния могли присутствовать в человеческой душе – все вариации ограничивались либо яростью и гневом, либо скупой и застарелой, как старый шрам, тоской. Даже мягкие женские пальцы, перебирающие спутанные жесткие волосы, не могли унять вспыхнувшего раздражения.

– Ирэна, оставь меня!

Потрепанная жизнью, но все еще красивая женщина равнодушно пожала плечами и отошла в сторону. Даже она, привыкшая к постоянным вспышкам спутника, с неудовольствием признала, что подобный тон слышала крайне редко.

Андэр дернул косматой головой и с рыком поднялся с насиженного, единственного теплого места в комнате и сжал огромные кулаки.

– Как подобное могло получиться?! Один из них уже был бы мертв… Я еще понимаю шутки нашего придурочного подрывника: захотел проверить смекалку ныне действующего коллеги. Болван! Неуправляемый идиот! А вот Дикки – молодец: сумел отвлечь их параноидального хакера; если бы не новая база, мы бы вообще не узнали про эту сучку, которая спасла Конрада. Вот мерзость…

Мужчина смачно сплюнул прямо на пол и грязно выругался.

– Эта… эта… спасла сенсора, привела врача. Как, Ирэна!?

– Бернарда, – раздался спокойный женский голос от окна. – Ее зовут Бернарда, и она новенькая в их команде.

Щелкнуло колесико зажигалки. Залетевший в этот момент порыв ветра пригасил пламя. Ирэна потрясла зажигалкой в воздухе, после чего высекла искру еще раз и прикурила. Халат она так и не сняла. Зачем, если снова в лабораторию?

Висевшее на стене потемневшее зеркало отразило все еще соблазнительный зад биохимика и генетика Ирэны Валий. Годы, проведенные на этом чертовом уровне, не добавили ее коже здоровья, но все же пощадили роскошную копну шоколадных волос, некогда так любимую Андэром. Точнее Андариэлем Вейеросом. А так же когда-то и Баалом… От этой мысли Ирэна поморщилась и тут же привычно заткнула ее в дальний угол сознания, как делала уже много раз до того. Память – как протекающая заплатка на водопроводной трубе – нет-нет да пропустит пару капель, от которых, кроме ржавчины, пользы никакой.

Накрашенные темно-вишневой помадой губы скривились, выпуская струйку дыма.

– Если бы мы знали, что Дрейк нашел телепортера, то спланировали бы все иначе. Но у нас была старая база данных, Андэр. Новая появилась только вчера вечером.

Мужчина злобно вскинулся, отчего светлые спутанные пряди рассыпались по плечам веревками; белесые глаза его сверкнули в полутемном помещении. Ирэна никак не могла привыкнуть, что после многочисленных экспериментов прежний цвет к ним так и не вернулся.

– Старая база данных! – заорал Андэр, сотрясая холодный воздух. – Мать твою! Я столько лет спал и видел, как вырежу их всех до единого… не сразу, по одному, мечтал и видел, как Дрейк будет скрипеть зубами от бессилия и злости. И я найду, поверь мне, найду способ отомстить ему. Нужно узнать все про эту новенькую! И если это правда, что она – телепортер, нужно убрать ее первой.

Ирэна поморщилась от единственного звука, нарушающего тишину, – звука скрипящих зубов Вейероса; и стряхнула пепел прямо на подоконник.

* * *

Посасывания, причмокивания и шуршание.

Причем, причмокиваний больше всего – странных непривычных звуков, напоминающих губы младенца, обхватившие материнский сосок.

В данном случае соска не было, а были ягоды земляники, высыпанные прямо на паркет. И куча пушистых непонятного происхождения существ, впервые выпущенных из клетки. Именно они теперь жадно и торопливо смаковали мытые пузатые ягоды, оставляя на полу только зеленые шляпки и розовые влажные капли сока, в которых сами же вымазывались, перекатываясь с одного места на другое. Впрочем, за еду не дрались.

– Значит, все-таки есть у них рты….

– И ягод хотели для себя.

– Проголодались…

– Сколько же можно было сидеть взаперти? Кто угодно проголодался бы.

– А я во рту зубов не вижу, только маленькие розовые язычки.

– Я тоже не вижу.

– А рук и ног, правда, нет…

– Интересно, какие они на ощупь?

То был мой диалог с Клэр, все же решившейся купить ягод и провести первый эксперимент. Сидя на полу у дивана (кошки были предварительно заперты в спальне), мы с интересом наблюдали за первой трапезой Смешариков.

– Почти все съели…

– Теперь, поди, нагадят где-нибудь?

Клэр, являвшаяся по совместительству и домработницей, несмотря на романтическую нотку, оставалась до мозга костей прагматичной особой, и я прыснула в кулак.

– Не хотелось бы…

– Смеешься? А ведь их еще как-то обратно в клетку надо собирать.

– Да уж, задача…

Пока мы разглядывали глазастых пушистиков, они полностью расправились с ягодами и принялись глазеть на нас.

Мы переглянулись. Тишина и замешательство продолжались какое-то время. Наконец, я прочистила горло и, повернувшись к комкам шерсти, неуверенно спросила:

– Надеюсь, на какое-то время вы наелись. А спать где хотите?

После моего вопроса Смешарики (разрази меня гром, если это было не так!) переглянулись. И через секунду в моей голове возникло изображение плетеной корзины с мягкой подушкой на дне.

– Ты это видела?! – обернулась я к Клэр.

– Корзина, – кивнула она удивленно. – Они хотят корзину.

На какое-то время мы снова ошарашено притихли. Потом Клэр неуверенно высказалась:

– Думаю, такую корзину можно найти в магазине. А подушку я могу сама сшить, это не…

Не успела Клэр закончить фразу, как в этот момент в комнату, крадучись и озираясь по сторонам, вошла Ганька. Следом за ней из-за косяка показалась белая морда Михайло.

– Все-таки выскреблась из-за двери, рыжая разбойница!

Не успели мы сорваться с места, чтобы отловить Огонька и снова поместить за дверь, как кошка узрела Смешариков, выпущенных на свободу, и радостно направилась прямо к ним. Стоило ей оказаться на расстоянии метра, как Смешарики одновременно раскрыли беззубые рты и угрожающе зашипели. Ганька тут же встала на дыбы и попятилась боком, недобро сверкая зелеными глазами.

– Так! Это что такое? – разозлилась я на всех действующих лиц. – Ну-ка, дуйте отсюда! (это было адресовано кошкам) А вы… (это уже Смешарикам) вы что?! Ганька и Миша – это семья! У вас есть мозги, у них… тоже есть, но не такие развитые…

Виновато покосившись на вытянувшееся лицо Клэр, я пояснила:

– … ну, так Дрейк сказал. Что они умные, и у них какой-то сложный генотип. Поэтому учить будем Смешариков, а не кошек.

После чего, повернувшись к пушистикам, нахмурила брови и, надеясь на то, что меня не только услышат и поймут, наставительно заявила:

– Жить будем в мире! Иначе унесу вас всех и оставлю между мирами, понятно? Кошек надо защищать, а не драться с ними, поэтому чтобы никаких склок. И пока у вас нет корзины, будете жить в клетке. А-ну, марш обратно!

Изобразив из себя статую Ленина с указующим перстом, я хмуро воззрилась на выводок меховых яиц с круглыми глазами.

Прошло несколько секунд.

Напуганную шипением Ганьку сжимали цепкие пальцы Клэр, Миша наблюдал за действом сидя у косяка, рационально решив не приближаться без крайней необходимости.

Затем раздалось мягкое шерстяное шуршание. Один за другим Смешарики, с грустью косясь на зеленые шляпки от ягод, выстроились в цепочку и покатились в направлении клетки.

Я вздохнула с облегчением.

Ворочаясь тем же вечером в постели, я надеялась лишь на одно: дали бы выспаться. Днем закрутилась – прилечь не вышло, а теперь глаза слипались. Если опять вызовут на задание, делать буду не разлепляя век.

Знакомо светил в комнату белесый лунный диск, свернулся на соседней подушке Миша. Клетка стояла рядом с кроватью. Шорох, после удачно прошедшего первого контакта со Смешариками, теперь не волновал и не раздражал. Я привычно укутала всех, кто пытался уснуть за прутьями, светящимся одеялом и вслух пожелала им доброй ночи.

В ответ перед глазами появилась картинка кланяющихся глазастиков (и тебе, мол, того же). Я хмыкнула и улыбнулась. Затем, почему-то отложив желание поспать, повернулась на бок и с любопытством посмотрела на клетку.

– Скажите, а у вас есть своя планета? Мир, откуда вы пришли?

В голове возник образ телевизора с пробегающим по экрану шумом.

– Что это? Это означает, что вы не помните?

Тишина в ответ. И темнота в голове.

– А что вы помните?.. Ну, где-то же вы родились?

Накатила чья-то грусть – не моя, чужая. А потом перед глазами стали быстро меняться странные изображения: белые халаты, колбы, стол, укутанные масками склонившиеся лица врачей и яркий свет ламп…

– Лаборатория? – воскликнула я в темноте спальни громче, чем следовало, отчего Михайло тут же поднял голову и сонно приоткрыл один глаз. Снизив тон, я спросила:

– Вас сделали в лаборатории Реактора? Для чего?

И снова телевизор с шумным экраном и чья-то грусть в воздухе.

– Так, получается, у вас нет ни планеты, ни мира, ни дома?

В воображении появился мой собственный особняк – кухня, гостиная, спальня… Будто с облетом камеры по плавной дуге. Красиво.

– Дом? – осторожно спросила я, – мой дом – ваш дом?

Грусть тут же неосязаемо сменилась радостью.

Ясно. Мой дом – это единственное, что у них есть. Несложно предположить, что с ними стало бы, не забери я их себе. И пусть жилье теперь несколько напоминало зверинец, все же новых друзей я отдавать не собиралась. Выведенные, по всей вероятности, только для проведения экспериментов по телепортации, они никому больше не были нужны. А ведь поначалу я надеялась, что Дрейк их не создал, а принес откуда-то, куда собирался потом вернуть. Ан-нет.

– Хорошо, дом… – проворчала я, соглашаясь. – Только как быть с Огоньком и Мишей? Я что-то переживаю…

В голове с готовностью всплыло новое изображение: спящие на диване кошки в окружении Смешариков, спящих там же. Идиллия, не иначе.

– И вы всерьез думаете, что это возможно? Или они вас сожрут, или вы их…

Качающие в воображении головой Смешарики, похожие на смайлики. Мол, нет, все будет хорошо.

Я зевнула и закрыла глаза, пробормотав «посмотрим».

Прежде чем заснуть, успела еще раз увидеть корзину с подушкой на дне.

– Я помню-помню… – ответила то ли вслух, то ли мысленно, после чего соскользнула в сон.

Проснулась в четыре утра.

Снился дом. Мой дом, тот, прежний… Какое-то время я прислушивалась к тишине в спальне, борясь со странным желанием доделать что-то. Потом поднялась с постели и долго смотрела в окно на заснеженную улицу, притихшую под светом фонарей.

Почему не спится? Отчего необъяснимая тоска на душе? Через минуту, повинуясь непонятному порыву, включила настольную лампу, подошла к шкафу и нашла старую одежду. Натянула ее на себя – большую и разношенную, словно картофельный мешок, – вернулась к кровати, погладила кота, поцеловала его белую макушку и выключила лампу.

– Скоро увидимся.

Нашла старые ботинки, зажала в руке.

Пора «дожить» то самое затянувшееся воскресенье. Дожить тот день до конца, чтобы он, напоминающий «день Сурка», уже, наконец, закончился.

И прыгнула домой.

Дальше шло на автопилоте.

Сознание забилось в маленький бронированный отсек, чтобы не реагировать на окружающий абстракционизм, и вместо Бернарды появилась привычная прежняя Дина – уже не настоящий человек, а надувная кукла. Так… для отвода глаз. И эта кукла о чем-то говорила с мамой, ходила в магазин, убиралась в комнате, помогла вытрясти во дворе ковры…

– Толь, а в прошлой серии этот мужик начал чинить заговор Грызлову, помнишь?

Мама с интересом смотрела вечерний сериал, забравшись на диван с ногами. Отчим в соседнем кресле читал газету, изредка поглядывая на экран, где разворачивалась некая криминальная драма. Действие проходило под Москвой: хорошие дома, джипы, бритые бандюки, ласковоголосые злодеи, одетые под депутатов…

Господи, какой бред!.. Казалось бы, криминалы есть и в Нордейле. Их, судя по всему, множество на Уровнях, тогда отчего же такой поразительный контраст? На экран смотреть было тошно, и я смотрела на старую стенку-гарнитур, с приклеенными круглыми ручками на дверках (в прошлом они много раз отрывались). Находиться «здесь» стало сложно. Хуже всего, что я не могла понять, почему так происходит.

Идя в магазин, я всматривалась в лица прохожих, в выражения глаз, на одежду – все будто в первый раз. В супермаркете – яблоки с проплешинами, лежалые мандарины, написанные от руки ценники; на улице – описаные многочисленными собаками ножки лавочек и урны, заиндевевший асфальт, жухлые листья и вечная газовая дымка, молча и ядовито плывущая над городом.

Родина…

Герои на экране заливались матерками и исходили угрозами, тыкали друг в друга дулами пистолетов и сотрясали кулаками. Как дешево и глупо. Почему-то подумалось, что будь здесь Дрейк, он бы не стал говорить – уложил бы всех разом потоком супер-энергии…

Я потерла лицо. Господи, я, наверное, схожу с ума. Раньше это место было домом, а теперь отторгалось вместе с укладом, людьми и даже родственниками. Грустно? Чуть-чуть. Не настолько, как могло быть. Прежняя Дина валялась бы в рыданиях, скажи ей, что однажды все изменится вот так; а новая смотрела на все с легким налетом грусти и раздражения, как на старые марочные наборы, на коллекционирование которых ушло столько лет. Пустая трата времени? А когда-то было интересно… Наверное, так же чувствует себя человек, уехавший из деревни работать в Столицу – новые места, знакомые, привычки. Новая речь, новое лицо – и запертое в дальний шкаф провинциальное прошлое. А иногда ведь надо приезжать, надо навещать. И смотрит тот человек на свою детскую комнату, смотрит на постаревшие знакомые лица родни, живущей привычной жизнью, и понимает, что два раза в одну и ту же реку не войти. Но, может, оно и к лучшему.

– Дочь, ты какая-то уставшая…

– Ага, мам, и не говори.