– Дим… – еще раз окликнула его я, но осеклась, потому что он захлопнул за собой дверь и даже не обернулся. Ну и пусть убирается к черту! Как он вообще посмел так со мной поступить! Как мог так неуважительно отнестись к моим тайнам, даже если они касались чувств к нему?! Черт, как же я его иногда ненавидела! Наглый придурок! Эгоистичный хам! Балбес и бабник! Кажется, теперь я приблизительно представляла, что чувствовали его девушки, когда он давал им пинка. Все его благородное джентльменство – сплошная показуха и больше ничего!

Гнева хватило не надолго. Через пару минут я закрыла руками лицо, изо всех сил подавляя подступающие слезы. На моих щеках сейчас можно было запросто приготовить яичницу. Кожа и губы до сих пор хранили ощущения от его прикосновений и поцелуев, руки дрожали как у алкоголички со стажем. Да что же это такое… Не могло все это быть правдой! Я, наверное, сошла с ума и мне все это привиделось…

Немного придя в себя, я притащилась на кухню на зов мамы, по дороге ловя себя на мысли, что крадусь по собственному дому, будто преступница. Если снова встречусь с ним наедине, наверное, ушмыгну в свою норку как трусливая мышка… Но как теперь смотреть ему в глаза при родителях? Как заставить себя произнести хотя бы слово? Как к нему прикасаться и как ничем себя не выдать?

Я ждала его появления, будто собственной казни. Пульс барабанил в висках и в животе, так что я очень сомневалась, что смогу проглотить хотя бы кусочек, особенно если он явится и усядется на свое место слева от меня, и его рука будет в каких-то жалких двадцати-тридцати сантиметрах от моей. Но лазанья в тарелках уже начала остывать и заветриваться. После третьей неудачной попытки мамы дозваться Митю, ее терпение было на исходе. Она возилась с этим обедом полдня, желая порадовать семью в выходной, но, похоже, сегодня и папа не смог отлучиться с работы и застрял на деловых переговорах.

Когда брат наконец-то показался в дверном проеме, я похолодела. На нем была расстегнутая кожаная куртка на меху, а в руке – ключи от машины. Вид такой мрачный и суровый, что он сейчас одним взглядом мог испепелить на месте. Видимо, поэтому он не удостоил меня даже поворотом головы.

– Мам, мне нужно отъехать, – сухо бросил он тем тоном, который даже для мамы означал, что любые возражения и увещевания бесполезны. Она демонстративно тяжело вздохнула и почему-то с упреком посмотрела на меня.

– Мить, уже все готово… Ну хоть пять минут!

– Слушай, только не начинай… Я уже и так опаздываю на полчаса. – Через секунду он исчез в холле, скрывшись с моих глаз, а мама, конечно, отправилась его провожать. Я жадно прислушивалась к их разговору в прихожей, но до меня долетали лишь обрывки. Кажется, мама рассмеялась. Разрядить обстановку и умилостивить любимых и близких он всегда умел, если хотел… Интересно, захочет ли он после всего со мной быть таким же милым и веселым, как прежде. Я смахнула непрошеную слезу и часто задышала, чтобы успокоиться и дальше не портить маме настроение.

– Лазанья нереально вкусная! – изобразила восторг я, когда мама вернулась.

– Спасибо, зайчик! Хоть ты – настоящий друг. – Мама села за стол и украдкой изучила весь мой подавленный видок. – Вы поссорились, – безапелляционно констатировала она.

– Нажаловался что ли? – недовольно скривилась я, ковыряясь вилкой в тарелке. Если бы кто знал, чего мне стоил этот непринужденный тон. Внутри бушевала ядерная реакция.

– Вообще он мне уже лет с пятнадцати не жалуется… – резонно заметила мама. – Чего вы не поделили накануне его отъезда?

Я закатила глаза, между делом придумывая объяснения и стараясь следить за тем, чтобы руки не дрожали.

– Это из-за Кати… из-за его отношения к ней… ну и из-за его отъезда… Не хочу, чтобы он уезжал.

Мама хмыкнула, а я стыдливо уперлась взглядом в лазанью, чувствуя, что у меня даже уши горят.

– Мариш, но это же работа… А в его личную жизнь нам с тобой уж точно лучше не вмешиваться… Он все-таки уже большой мальчик.

– Да… наверное… – пришлось выдавить из себя, чтобы закрыть тему. Действительно, с чего бы мне вмешиваться в личную жизнь старшего брата, особенно теперь, когда он все знает про мои чувства, и, наверное, будет держать меня на расстоянии. На расстоянии более шестисот километров, если быть точнее…

Вечером, когда папа уже давно вернулся, с улицы вдруг раздался звук автомобильного двигателя и раздвигающихся ворот. Через некоторое время послышался шум в прихожей на втором этаже. Вопреки моим ожиданиям, Митя все-таки вернулся, хотя я была уверена, что он сбежит ночевать в свою городскую квартиру. Глупо было тешить себя надеждой, что он приехал ради меня. Скорее всего, просто хотел побыть с родителями или тут были какие-то нужные для поездки вещи. За дверью отозвались его уверенные шаги, но он прошел, не останавливаясь, в свою комнату и врубил электронную музыку так, чтобы хорошенько всем проехаться по мозгам в одиннадцать вечера. Большой мальчик… как же…

Около часа я безрезультатно пыталась вникнуть в домашнее задание, потом в сюжет какого-то любовного романа, потом в очередную серию давно надоевшего сериала. В двенадцать музыка смолкла, и собственная комната окончательно превратилась для меня в карцер колонии строгого режима: ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни уснуть, ни расслабиться ни на секунду. Никогда раньше брат не казался мне таким близким и таким далеким одновременно. Разделяющая нас стена и мучительно-сладкие воспоминания о его жадных поцелуях, по-животному властных объятьях и диком повелевающем взгляде заставляли бурлить фантазию, нервы и кровь… Он тот еще упрямец и ни за что не пойдет навстречу, чтобы помириться или объясниться… А я просто не выдержу, если мы расстанемся вот так, не поговорив…

Умирая от страха, я выглянула в холл, стараясь не издавать ни звука, на негнущихся ногах дошла до его двери и тихонько постучала. Внутри все упало с головокружительной высоты, когда через несколько секунд дверь передо мной распахнулась. Брат молча смотрел на меня сверху вниз, а я стояла, не смея поднять глаза, и на всякий случай ухватилась за косяк двери, чтобы не свалиться в обморок. Не знаю, как долго продолжалось это молчаливое истязание, но в один момент меня вдруг схватили за руку и грубо втянули в комнату, закрыв дверь, а потом слегка оттолкнув назад.

– Что тебе нужно? – резко спросил Митя, продолжая сверлить меня взглядом.

– Я… – голос меня подвел. – Я просто хотела помириться… Я не могу так… зная, что ты сердишься и меня ненавидишь…

– Я не ненавижу тебя… – Дима отвернулся и потер ладонью лицо. Видимо, сам не знал, что говорить и что делать.

– Но ведешь себя именно так… – осмелилась возразить я, а сама украдкой успела заметить, как чертовски сексуально он выглядел в светло-голубых джинсах и белой облегающей футболке. Каждый мускул рельефно выступал под тонкой тканью, а белизна приятно оттеняла его слегка загорелую после летнего морского отдыха кожу.

– Марин, ты, вроде, уже не маленькая, – вдруг заметил он пугающе серьезно. – Долго еще будешь косить под непонимашку? – Мне бы очень хотелось увидеть хотя бы тень улыбки на его губах, но ее не было. – Ты чего пришла, особенно в таком виде? Хочешь нарваться?

От этих злых слов все тело прошибла ледяная испарина. Я смотрела на него, округлив глаза и раскрыв рот от удивления. Вот оно – началось, я навсегда потеряла доброго любящего брата, которого знала. А его место занял этот жестокий и хладнокровный демон, в котором не осталось и частички тепла ко мне. Я отступила на шаг назад и опустила голову, осматривая себя и стараясь понять, в чем провинилась. Обычная пижама – шелковая розовая маечка на тонких бретельках, слегка прихваченная под грудью резинкой и окаймленная по вырезу кремовым кружевом, и длинные шелковые брюки с золотистым восточным узором. Не сказать, что все это выглядело провокационно. Я снова вопросительно взглянула на Митю и сглотнула.

– Тебя уже и мой обычный вид бесит?

Наконец-то в его стальных глазах появилась ухмылка. Губы тоже натянулись в подобии улыбки. А еще он приблизился на расстояние вытянутой руки и слегка склонил на бок голову, чтобы заглянуть в мое лицо.

– Мариш, ты правда такая наивная или у тебя какие-то далекоидущие планы на меня?

Черт, а он правда, оказывается, может выглядеть устрашающим. Я облизала губы. Воздух раскалился так, что невозможно было дышать. До носа долетел аромат его тела – похоже, он только что принял душ, и голову тут же окутал дурман от его шампуня и моего любимого парфюма.

– Я… не понимаю… – пролепетала я, не чувствуя собственных губ, но тут вдруг мой взгляд случайно упал на его освещенный лампой стол. В общем сумраке комнаты он выглядел особенно ярко. Там лежал мой дневник. Раскрытый. Догадка и гнев мигом вернули мне силы. Щеки немилосердно вспыхнули. – Верни мне мой дневник! – на этот раз холодно и уверенно выговорила я.

– Возьми… – каким-то странным полушепотом произнес он, но сам и не думал сдвигаться с места, хотя знал, что преграждает мне путь. Все еще разгневанная, я сделала шаг вперед, желая оттолкнуть его в сторону и думая, что он уступит, но вместо этого вдруг попалась в его руки. Он держал не крепко, всего лишь слегка сжал мои плечи, но меня в миг будто затянуло в его энергетическое поле: тысячи электрических укусов заставили задрожать и жадно втягивать в себя горячий воздух. Я уперлась в его грудь ладонями, но только еще больше запуталась в собственных ощущениях. Сама того не желая, я шагнула ближе, прильнула, закрыла от блаженства глаза, пропитываясь его теплом, его запахом, его дыханием. Покусав губу, сжала пальцами футболку на его груди, не желая ее отпускать, и подняла на него робкий взгляд. Он, напротив, склонился, разглядывая мои руки, нахмурился, стиснул челюсти. На его шее отчетливо вздрагивал пульс, а плечам вдруг стало больно от его хватки.

– Вот видишь, что теперь происходит… Ты не имела права все это писать… А я не должен был читать… – его злой шепот опалил лицо, порочные серые глаза наполнились кипящим серебром, а губы вдруг влажно и бесстыдно коснулись моих, пробуя, тут же отстраняясь и пробуя вновь. Я невольно издала полустон, выражающий то ли полную покорность, то ли отчаяние. Какие же шелковые и нежные могли быть его поцелуи – дурманящие, сочные, обжигающие, развратные и дьявольски искусные… У меня просто не было шансов опомниться… Он будто затягивал в свои сети, спутывал, околдовывал, метил своим вкусом и ароматом… А в следующую секунду он вдруг впился в мой рот жадно и безжалостно, будто собирался выпить из меня жизнь до последней капли. Его язык стал проникать глубоко и бесцеремонно, губы поглотили, требовательно посасывая и сминая. Его захват стал диким, болезненным, поцелуй – злым и хищным.

– Мне больно, Дим! – возмущенно вскрикнула я, когда наконец-то удалось его оттолкнуть. Его вид внушал трепет: горящие глаза, слегка приоткрытый рот, тоже истерзанный поцелуем, тяжело вздымающаяся от дыхания грудь и вздувшиеся на плечах и руках мускулы. Вовсе не тот милый парень, которого я всегда знала, а голодный зверь, загнавший в ловушку жертву. Черт, какой он был красивый… у меня подкашивались ноги, а низ живота обдало жаром животного возбуждения. Похоже, все мои постыдные чувства и мысли были четко выписаны на лице, потому что брат слабо ухмыльнулся и покачал головой. Он колебался всего мгновение, а потом подошел к двери. Когда в комнате раздался звонкий щелчок замка, я вздрогнула и все поняла. Он обернулся через плечо и посмотрел на меня через всю комнату, как удав на кролика, загипнотизированного страхом. Пауза была недолгой. Полосуя меня взглядом, как огненным бичом, он медленно направился ко мне, по дороге стягивая с себя футболку и расстегивая пуговицу на джинсах, затем ширинку. Я ошарашенно молчала, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть, только смотрела во все глаза и облизала губы, пламенея от вкуса его поцелуя во рту.

На этот раз, когда он приблизился, не было объятий – он будто нарочно держал на расстоянии, распаляя и пытаясь управлять моими только недавно пробудившимися и еще такими неопытными порывами. Его поцелуй изводил нежностью, а руки были везде – проникали под шелковую ткань пижамы, скользили, сжимали, ласкали и гладили… Я лишь робко льнула и позволяла делать с собой все, чего он желал, тая, расплавляясь, истекая и млея… Когда он оттеснил меня к постели, я уже была в одних трусиках, его ладонь лежала у меня на затылке, пальцы запутались в волосах, а другая его рука накрыла обнаженную грудь, чуть сжала и подразнила пальцами сосок. Дыхание оборвалось, губы продолжали млеть от его нежности. Пальцы робко пробежались по бугоркам мышц на его груди и животе. Его кожа была такой горячей и гладкой, что страшно было прикоснуться. Ожоги… Я вся была обожжена им и сгорала от этой порочной игры, упиваясь и одновременно сходя с ума от страха. Когда он осторожно потер мне трусики, я поняла, что вся промокла, а он тихонько ткнулся мне в ухо носом, вдохнул, тронул губами и вдруг отступил. Я растерянно проследила, как он ушел зачем-то в ванную и вернулся с полотенцем, тут же бросив его на постель рядом со мной.

– Ложись, авантюристка, – произнес он хладнокровно, почти безэмоционально, но все же это прозвучало как приказ.

– Я… не знаю… – слабо запротестовала я.

– Я разве спрашивал твое мнение? – он приподнял бровь, давая понять, что отступать уже поздно. – Иди сюда. – Он сел на край кровати и потянул меня за руку, увлекая к себе на колени, но тут же развернул и завалил навзничь на постель. Его бедра прижались к моим, бесстыдно притираясь, а колено развело мне в стороны ноги.

– Не смотри на меня так… – не сдержалась я под его свинцовым взглядом и смущенно отвернулась. Это был вовсе не тот взгляд, к которому я привыкла. Он рассматривал меня без тени смущения, будто первый раз увидел и собирался вобрать в себя каждую мою клеточку, если бы смог.

– Как? – его губы тронула усмешка.

– Как будто собираешься меня съесть, – я тоже попыталась улыбнуться, но он одной рукой потянул вниз мои трусики, затем дернул и порвал, я только успела ахнуть и случайно наткнуться раскрытыми губами на его губы.

– Не провоцируй меня, Маринка… – тут же прошипел он и потер пальцами между распутно влажными нижними губками. Я снова ахнула и снова попалась в ловушку его поцелуя, на этот раз извиваясь и глухо постанывая от его умелой игры. Митя приподнялся на локте, высвобождая меня из-под тяжести своего тела и с наслаждением наблюдая за моими метаниями по постели. Потом его голова склонилась к моей шее. Волосы, дыхание, губы защекотали кожу, заставляя дрожать в сладкой лихорадке и выгибаться дугой, когда его рот жадно впился в розовый торчащий твердым бутоном сосок. Один его палец слегка проник во влажную щелку между ног, осторожно погладил, обжигая и вызывая каскадные спазмы и новые стоны. Мужская ладонь на несколько секунд тяжело накрыла мой рот, приказывая замолчать, а губы продолжили покрывать влажными жадными поцелуями и укусами тело, спускаясь вниз по животу.

Он изводил меня томительной развратной игрой, лениво касаясь губами то гладко выбритых лепестков, то низа живота, то чувствительной кожи на внутренней стороне бедер. Моя голова металась по постели, будто в горячечном бреду, губы сохли, пальцы судорожно сжимали простыню. Дима потянул меня к себе, подхватывая под колени и зажимая в тисках мускулистых рук, чтобы невозможно было увернуться. Когда его язык медленно заскользил между лепестков, раздразнивая бусинку клитора, я, кажется, потеряла над собой контроль. Из губ вырвался жалобный стон, все-таки довольно громкий для погрузившегося в тишину ночного дома.

– Ты что творишь?! – тут же зашипел он, дергая за ноги и больно шлепая по попе.

– Не смей меня бить! – взвинтилась я от неожиданности и от такой неслыханной наглости, подскакивая на месте.

– Еще раз пискнешь, больше не стану с тобой церемониться! Забью на то, что ты девственница и оттрахаю жестко! Поняла?! – Я открыла было рот, чтобы возразить, но вовремя остановилась. Его блестящие в приглушенном свете настольной лампы глаза метали молнии, и даже шепот звучал слишком угрожающе. Он был зол. Страшно возбужден и зол одновременно. Он толкнул, и я снова откинулась на подушку, боясь дышать и понимая, что я только о том и мечтаю, чтобы он немедленно меня оттрахал. Какого же черта мы тут действительно вытворяли?! На страницах дневника подобное безумство казалось завораживающей, головокружительной и беспечной игрой, которая не раз доводила меня до вершин возбуждения и экстаза. В жизни слишком остро ощущалась опасность, порочность и дикость всего этого адского безумства…

Он сел на колени у меня между ног, нетерпеливо водя ладонью по моему подрагивающему от волнения бедру и нагло рассматривая меня всю сверху вниз, будто уничтожая своим превосходством. Такое положение задевало, но и возбуждало нереально. Я закусила губу, чувствуя, как его пальцы подбираются к истекающей соком киске. Они погладили мокрые губки, мягко их раздвинули и легли на пульсирующий скользкий бугорок, легко потерли, одновременно слегка погружаясь внутрь и лишая меня всякой способности к самоконтролю. Я прижала к губам руку тыльной стороной ладони, чтобы не издавать ни звука, закрыла глаза и позволила ему делать, что вздумается, качаясь на волнах блаженства. Черт возьми, черт… я задыхалась от нетерпения, я пылала от смущения, я сходила по нему с ума… Сейчас, в полурасстегнутых джинсах, с выпирающим под боксерами членом, с голым торсом, украшенным внизу живота красным драконом и со слегка взлохмаченными блестяще-черными волосами он выглядел сногсшибательно…

Его ласки вдруг прервались. Я открыла глаза и взволнованно приподнялась на локтях, не представляя, чего мне еще от него ожидать. Сидящий передо мной мужчина, который еще по роковой случайности был моим братом, приспустил джинсы и боксеры, обнажая внушительных размеров стоящий член. Я сглотнула. Его лобок и мошонка были аккуратно выбриты, и теперь мне было хорошо видно, что красно-оранжевый в черном контуре дракон изящно обвивает тонким хвостом его пенис. Внутри все сжалось томительным спазмом предвкушения. Прекрасно видя мое состояние, брат прижал палец к губам и изобразил беззвучное «чш-ш-ш», давая понять, чтобы я молчала, и будто специально надо мной издеваясь, искушая и дразня. Я снова откинулась на постель, чувствуя, как все тело накрывает волной жара.

Член Мити вскользь прошелся между покрытыми нектаром лепестками, заставляя изогнуться и широко раскрыть рот, чтобы напоить легкие воздухом. Его бедра начали медленно двигаться, изводя меня нежными шелковистыми прикосновениями. Они то скользили по пульсирующему бутону, то слегка проникали внутрь, требуя каждый раз нетерпеливо подаваться вперед, ему навстречу. Там, внизу, все горело пламенем стыда и порочного желания, причиняя ни с чем не сравнимую сладостную пытку. Не выдержав, я принялась слегка двигать бедрами навстречу, а через минуту уже содрогалась от неописуемого экстаза, каждой клеточкой ощущая, как его затвердевший член бесконтрольно скользит по моему припухшему после его ласк цветку. Тело пронизали электрические разряды, дышать стало тяжело, ноги и руки дрожали. Пока я приходила в себя, Митя достал из прикроватной тумбочки блестящий квадратный пакетик, раскрыл упаковку, откинул ненужную обертку в сторону и одним ловким движением надел презерватив. Я опомниться не успела, когда он вдруг оказался сверху, сильный, тяжелый, нетерпеливый и до предела распаленный собственной развратной игрой.