В среду, во второй половине дня, я отправилась в языковую школу, расположенную за рекой, неподалеку от улицы Отель-де-Виль.
Там было полно студентов, в основном американцев, и я с облегчением услышала английскую речь. Мой мозг был измотан постоянным переводом. Я отыскала свое имя в списке и прошла в обшарпанный, пронизанный сквозняками класс на втором этаже.
Было странно снова оказаться в учебной среде. Я ненавидела школу, иерархию и конкуренцию, всегда последней поднимала руку, из-за чего учитель часто ко мне придирался.
Все остальные студенты, казалось, уже знали друг друга, и у меня пересохло во рту от волнения. Тем более что в предстоящие три часа мы не должны были говорить по-английски. Что еще хуже, нас заставили встать и представиться. На французском языке. Я приготовилась к унижению.
– Je m’appelle Juliet,– заикаясь, произнесла я.– Je suis de Worcester en Angleterre. Je suis au pair pour une famille à Paris[55].
Я стала думать, как рассказать о себе настолько интересно, чтобы привлечь внимание прочих учеников. Я хотела сказать им, что мечтаю работать в журнале.
– Je veux travailler pour un magasin…[56] – Я запнулась, вспомнив, что magasin[57] вроде означает «магазин», а не «журнал», а подходящее слово все не находилось.– Non. Pour un journal. Non, un magazine…[58]
Конечно! Magazine – это и «журнал».
– Un magazine de quoi?[59] – спросила преподавательница, худая понурая женщина с кислым лицом, которая даже не пыталась меня подбодрить.
– Un magazine de mode[60], – пробормотала я, и она оглядела меня с ног до головы, словно говоря, что мне действительно нужно приложить побольше усилий, если я собираюсь работать в сфере моды.
Я просидела там на протяжении еще шести представлений, но никто из студентов не казался мне похожим на будущего товарища по парижскому приключению. И тут к столу преподавательницы вышла девушка, моя ровесница: лицо в форме сердечка, ярко-рыжий боб, очень короткая юбка и ковбойские сапоги.
Она одарила класс чарующей улыбкой, а ее светящиеся глаза ослепили нас.
– Je m’appelle Nathalie,– сказала она.– Je suis de New York. Mon père est français et j’habite ici avec ma tante. Elle est très chic.– Она сделала небольшое движение а-ля Мэрилин Монро, чтобы проиллюстрировать гламурность своей тети, и ее браслеты зазвенели.– J’adore Paris. J’adore les Gauloises et le pastis et les garçons[61].
Учительница нахмурилась.
– Je veux être…– Девушка протянула руки и пожала галльскими плечами с озорной ухмылкой.– Quelqu’un[62]. Я хочу что-то собой представлять.
Она говорила с абсолютной уверенностью в себе. Я представила ее с тетей в шикарной квартире, со столиками для коктейлей и пальмами в горшках. Она была полной моей противоположностью – целеустремленной, уверенной, амбициозной. В одно мгновение я поняла, что если хочу осуществить свою мечту, то должна стать похожей на нее. Предыдущие выступления не имели особого успеха, но на Натали все в классе смотрели с восторгом.
Вот бы мне с ней подружиться!
Если я собираюсь пережить следующие несколько месяцев, мне нужен союзник. Я подозревала, что во мне нет ничего такого, что могло бы ее привлечь, за исключением, может, того факта, что я англичанка. Но, наблюдая за Натали на протяжении всего урока, я решила, что рискнуть точно стоит. Она была умной, подвижной, веселой, смелой, но не злой, подшучивала над собой, но не над другими.
В четыре часа все отодвинули стулья и, встав, устремились к выходу. Натали тоже направилась к двери, и я проскочила перед ней:
– О боже, простите. Я не смотрела, куда иду.
Я была ужасно возбуждена. Это было мучительно.
– Все в порядке. – Она прошла мимо меня.
– Э, послушай. – Я потянулась и положила ладонь ей на руку. Она удивленно подняла глаза. – Не хочешь выпить кофе?
Она уставилась на меня. Я покраснела.
– Просто… Так здорово говорить по-английски. У меня в мозгах каша.
– Кофе? – переспросила она. – Нет. Кофе я не хочу.
– О, все в порядке. Отлично. – Я чувствовала себя раздавленной ее прямотой. Это был тот самый отказ, которого я так опасалась. – Извините.
Затем ее лицо расплылось в улыбке.
– Кофе я точно не хочу. Я хочу вина. – Она ткнула в меня пальцем. – Я знаю самый милый бар на свете. Пойдем.
Она пронеслась через дверной проем, и я, очарованная, последовала за ней.
Натали дю Шен. Смелая, веселая, верная, она оставляла такие же долгие воспоминания, как и тянущийся за ней пьянящий аромат ванили. И сейчас, закрыв глаза, Джулиет чувствовала его, сладкий и кружащий голову. Следы этого запаха останутся и на ее коже, если они проведут вечер вместе, будут сидеть рядом, рука Натали будет касаться ее руки.
К шести часам, потратив весь день на описание своей подруги, Джулиет убедила себя, что связаться с ней точно стоит. Что она теряет? С отказом она справится. А если Натали вспомнит Джулиет, то сомнений нет, она будет рада повидаться. Нет ничего плохого в том, чтобы заглянуть в бар и пропустить стаканчик, если вдруг там окажется ее старая подруга. Еще раз все обдумав и убедившись, что решение правильное, Джулиет открыла чемодан, который еще не успела как следует распаковать.
Что ей надеть, чтобы избежать и небрежности, и излишней пафосности? На фотографии Натали выглядела так, словно ей удалось совершить невозможное – сохранить свою индивидуальность и при этом идти в ногу со временем. Она выглядела очень круто, но при этом была вполне узнаваема.
Последние несколько лет Джулиет запустила себя. Работая дома, она не старалась следить за модой, как раньше, когда каждый день ходила в офис. Джинсы, конверсы и толстовки стали ее униформой. В каком-то смысле это было освобождением – не быть рабыней платьев и каблуков, но в Париже Джулиет захотелось предстать в лучшем виде.
Пока у нее не будет возможности пройтись по магазинам и составить список желаний, придется довольствоваться тем, что уже есть. В последнее время, собираясь куда-то пойти, она не затрудняла себя выбором наряда, если только речь не шла о торжественном мероприятии. Но сегодня ей нужно было выглядеть и собранной, и расслабленной.
Она достала из чемодана любимые черные бархатные брюки и надела их с черным поло. Считается, что после определенного возраста не стоит носить черное, но Джулиет не придерживалась этой философии. Затем свободным узлом завязала шарф от «Эрмес». Шелк, напоминая ей о том дне, когда она его купила, лег как надо. Она надела блейзер, взъерошила волосы, накрасила губы красной помадой и улыбнулась себе в зеркало. Почему она перестала беспокоиться о том, как выглядит? Потому что не видела в этом смысла. Ведь на нее все равно никто не смотрит. Она потеряла уверенность в себе, и ей казалось, что проще сделаться невидимкой.
Может, и нет ничего удивительного в том, что Стюарт так вкладывается в свою внешность? Может, ее затрапезный вид приводил мужа в ужас? И их расставание – ее вина? Джулиет поморщилась, поняв, что снова придирается к себе. Еще одна привычка, пришедшая со средним возрастом. Она никогда не критиковала себя в тридцать или сорок лет. Кажется, по достижении определенного возраста все эти подростковые переживания вернулись и усилились. Этому нужно положить конец. Она уперла руки в боки, как Виктория Бекхэм, и обворожительно надула губки, а потом рассмеялась. Все-таки выглядит она неплохо.
Узнает ли Натали в ней ту застенчивую англичанку, ловившую каждое ее слово? С годами к ней пришло понимание, что самая большая цена, которую она заплатила за случившееся, – утрата дружбы с Натали. Прежде Джулиет не хватало мужества вернуться и навестить ее, а теперь придется набраться смелости и попытаться возродить былую дружбу. Тридцать лет в разлуке – долгий срок, Натали за это время успела горы свернуть. Она завела больше друзей, чем многие люди съели горячих ужинов. Может, ей и не нужно, чтобы какой-то случайный друг из далекого прошлого заглянул на огонек, чтобы поздороваться?
Но желание Джулиет увидеть подругу было сильнее страха наткнуться на холодный прием. Она хотела порадоваться успехам Натали. Может, и ей перепадет кусочек удачи? Эмоции последних месяцев – решение о раздельном проживании, продажа дома, отъезд Иззи в Южную Америку, прощание со Стюартом – нахлынули на нее вместе с пониманием: ей необходим заряд бодрости. Необходим соратник. Может быть, даже советчик.
Была и еще одна причина. Может, Натали узнает… нет-нет, нечестно использовать подругу для разведки… У нее должно хватить чертовой наглости самой сделать грязную работу. Самой произвести раскопки. Все это время Джулиет делала вид, что не собирается искать его, но сама мысль, что, возможно, они находятся в одном городе, дышат одним воздухом, навевала воспоминания, пробужденные статуей этим утром. Возможно, именно потому Джулиет чувствовала себя немного навеселе? Неужели ее снова затягивает?..
Она заставила себя успокоиться. Необходимо защитить себя. И ни к чему ворошить неприятное прошлое. Если не терять голову, ее путешествие пройдет без эксцессов. Поход к дому Бобуа прошлой ночью был глупостью, но связанные с ним воспоминания можно спокойно оставить позади. Однако если бы она рассказала обо всем небезразличным ей людям… Это не повредит.
Джулиет замерла у ноутбука, пульс бился в горле. Конечно, придерживаться своего же решения не подключаться к вайфаю в квартире нереалистично – как иначе она сможет следить за электронной почтой? Она ненавидела нажимать кнопку «Ответить» в смартфоне. И так и не освоила технику «двух пальцев», которой пользуются дети, – они отвечают на письма за миллисекунды.
Она вызвала поисковую систему. Засомневалась. Ее пальцы зависли над клавиатурой. Стоит ввести его имя в поиск по картинкам – и она перейдет границу. Как ей поступить, если он отыщется? На что она надеется? Неужели снова жаждет стать уязвимой?
«Я справлюсь с этим»,– сказала себе Джулиет. Она стала намного старше и мудрее, чем была в то время. Она взрослая женщина. И потребность удовлетворить свое любопытство куда сильнее осторожности. Ощущая прилив мужества, она набрала имя: Оливье Годар.
По извилистым узким улочкам Натали повела меня куда-то к северу от языковой школы.
– Это Марэ. Крутое место. Не шик и не верх совершенства. Здесь есть своя изюминка.
Квартал – его средневековые витрины, дома, которые, казалось, подпирали друг друга, не то что прямые, ровные, высокие османовские[63] здания в большинстве районов Парижа, – безусловно, выглядел более загадочным, чем все виденное доселе. Мне казалось, меня ведут в другой мир, возможно опасный, но в тот момент я пошла бы за Натали хоть на край земли. В конце концов она остановилась возле небольшого, выкрашенного в темно-зеленый цвет бара, зажатого между кондитерской и ювелирным магазином, с выстроившимися в ряд велосипедами.
Натали вошла с таким видом, будто это место принадлежит ей, а я смущенно поплелась следом. Мне казалось, я не подхожу этому месту. Бар был темным, атмосферным, прокуренным и полным людей, которые выглядели так, словно оторвались от написания или рисования шедевра. Натали принялась с ними здороваться, что, с обязательными поцелуями в обе щеки, заняло некоторое время, а затем представила им меня, и мне тоже пришлось пройти через этот ритуал.
Я изо всех сил старалась побороть неловкость, а никто и глазом не повел, расцеловывая незнакомку из Англии.
– Откуда ты знаешь этих людей? – спросила я, когда мы сели за столик.
– Просто они здесь оказались, – легкомысленно ответила Натали и заказала бутылку вина, не спросив, чего я хочу.
– Целую бутылку? – Я смутилась. – Днем?
– Почему бы и нет?
– Я не могу вернуться полупьяной!
– Все в порядке – это Франция. Если ты выпьешь, никто не удивится. Наоборот, будет странно, если ты останешься трезвой.
Натали с удовольствием налила себе и мне по изрядной порции, а затем подняла бокал:
– За тебя, одноклассница. Теперь я хочу знать о тебе все.
– Честно говоря, рассказывать особо нечего. Я очень скучная.
Она посмотрела на меня сузившимися глазами:
– Тогда расскажи о семье, в которой ты живешь.
– Ну, они кажутся очень милыми.
Она рассмеялась:
– Ты такая деликатная. Такая британская. Ну же. Выкладывай.
– Ну, глава семейства очень обаятельный. Красивый. Одевается великолепно.
– Типичный француз. А что насчет его жены?
Я скорчила гримасу:
– Она сногсшибательна. Но я ее немного побаиваюсь.
– Не стоит. – Натали указала на меня. – Ты нужна ей больше, чем она тебе.
– По-моему, ей неприятно меня видеть. Это была идея ее мужа – взять помощницу по хозяйству.
– Ей очень повезло. У нее есть своя Мэри Поппинс. «Что-что?» – Натали забавно изобразила псевдоанглийский акцент.
– Да. – Я рассмеялась и вздохнула. – Но без волшебной сумки и летающего зонтика. Зато дети просто очаровательные. Я не знала, как буду с ними управляться, но они очень милые. И кажется, я им нравлюсь.
О проекте
О подписке