Когда к пещере вернулись, их уже завтрак ждал. Василиса-то не утерпела, за Никитой увязалась. За кустиками да деревьями пряталась, чтоб её не увидали. Строго-настрого запретил ей богатырь за собой идти. Побоялся, что если Горыныч увидит друга с юной ученицей Яги, то так спрячется, что в жизни не найдёшь. Вот и простояла она за большим валуном, разговор подслушивая, а как друзья в озеро плюхнулись, развела в пещере Горыныча огонь в очаге да давай стряпать.

Змей как Василису увидал – попытался за Никиту спрятаться. Но увидел гору горячих блинов с подтаявшим маслом на верхушке да унюхал запах свежего чая со смородиновым листом, смягчился. Однако всё равно попросил Василису первой еду попробовать, чтобы убедиться, что превращение в синего кота ему не грозит.

– Ну так вот, – уминая вторую стопку блинов, продолжил излагать план Никита, – вы измажетесь в глине, а я вас отвезу на главную площадь как подарок городу. Этакая скульптурная композиция – Горыныч и красавица. Вечером праздник большой будет, салюты там всякие, конкурсы. Будут выбирать самую-самую красивую девушку города! Наверняка и та, что зеркальце стащила, тоже там будет!

– А чего выбирать? – вспыхнула Василиса. – Я же самая красивая! И рукодельная, и песен много знаю, и готовлю вкусно, и…

– Да никто не спорит, что ты самая-самая! – перебил девушку богатырь. – Но в этом и секрет! Ты будешь стоять на главной площади, как идеал, и та, у которой зеркальце, захочет такой же красавицей быть.

– А когда она ко мне подойдёт, чтобы стать моей точной копией… – продолжила Василиса.

– …мы её и сцапаем, – закончил фразу Горыныч, довольно вытирая лапой промасленный рот. – Вот визгу-то будет!

– Ты только, Горыныч, – внимательно глянул на чешуйчатого друга Никита, – смотри, сам в зеркальце не отразись! А то два змея – это перебор. И кто знает, вдруг эта похитительница злыдней окажется, примет твой образ и пойдёт жрать всех подряд?

– А мы ей Василисин отвар плеснём, она котиком станет. Может, даже симпатичным, – рассмеялся Горыныч, довольно поглаживая сытое пузо. – И вообще, ты представляешь, что это такое – рыцаря сожрать? Да у него доспехов только железных килограмм на сто, из зубов все эти заклёпки выковыривать – никакого мяса потом не захочешь. А барышни с их юбками, оборками, корсетами? Всё поперёк горла встаёт, не протолкнёшь. А от принцесс и вовсе изжога, у них характеры ядовитые или слишком приторные, да и с жирностью не угадаешь, а у меня печень! И сердце, и…

– Горыныч, мы поняли! – хохоча, перебил друга Никита. – Тем более, что именно изучение твоих внутренних органов меня с Василисой и познакомило.

– Уф, не напоминай! Мне тогда реально страшно было, – выпустил струйку дыма из ноздрей Горыныч.

– А нельзя без грязи обойтись? – поджала пухлые губки Василиса. – Не хочется потом сарафан отстирывать, да и кокошник жалко.

– А ты предлагаешь у каждой девицы спрашивать, не хочет ли она с тобой в одно зеркальце посмотреться, чтобы прекрасной стать?

– А я вам зачем? – потянулся, словно сытый кот, Горыныч. – Бабушка, конечно, говорила, что я самый красивый из её внуков, так это по нашей, драконьей версии. А люди-человеки, как правило, пугаются, чудовищем зовут. А нам, между прочим, обидно! Ну какое я чудовище, особенно когда сытое и за ушком поглаженное?

– Ты, Горыныч, наши глаза и уши, а ещё крылья и лапы! Если злодейка побежит, ты её в два счёта догонишь и к Яге доставишь. А уж бабушка без награды тебя не оставит, – усмехнулся Никита. – Ну всё, пора! Пора из вас двоих красивую статую делать. Пошли на озеро, глиной мазаться!

Ближе к вечеру через городские ворота на большой скрипящей телеге в сторону главной дворцовой площади ввезли удивительно реалистичную и очень красивую скульптуру. Змей Горыныч распростёр свои крылья над красавицей, а та, словно ничего не подозревая, сидела на пенёчке и плела венок.

Скульптуру установили рядом с открытой площадкой, где через час должен был состояться конкурс на самую красивую девушку королевства. Многие конкурсантки подходили к глиняной девушке и лишь грустно вздыхали, насколько та была хороша. Без слов было понятно, почему крылатый змей решил похитить именно эту красавицу, которой ни одна из претенденток и в подмётки не годилась.

– Фи, – сморщила носик вторая дочь короля соседнего королевства, – какое убожество. Понятное дело, ваял ученик местного гончара, возомнившего себя великим скульптором. Ну разве это дракон? Больше похоже на ящерицу с крыльями от летучей мыши. А эта, – королевна ткнула пальчиком в сторону Василисы, – и вовсе сказочный персонаж. Где вы видели такие толстые косы? От них уже давно должна была голова отвалиться. Вот у меня кудри, так кудри – кудряшистее некуда и лёгкие, как пушинки!

Красавица тряхнула головой, желая продемонстрировать, насколько красиво развеваются на ветру локоны. Тут Василиса, едва заметно шевеля губами, произнесла заклинание дождя, что выучила буквально накануне и ещё не успела ни на ком использовать.

Маленькая чёрная тучка в течении нескольких секунд сформировалась прямо над головой заморской зазнайки и в минуту вымочила дождём, напоследок тюкнув крохотной молнией прямо в темечко. Отчего золотистые локоны королевны завились так, что стали похожи на старую, потрёпанную металлическую губку для мойки королевских котлов.

Горыныч хмыкнул, стараясь сдержать смех, от чего из ноздрей пошёл пар, и получил за это удар венком в лапу от Василисы, напомнивший держать себя в руках. Благо фрейлины, что столпились у бившейся в истерике госпожи, это не заметили. Как, впрочем, и лучники, и рыцари, и остальная охрана, что стояла в дозоре вокруг площади, охраняя порядок.

Заламывающую в отчаянии руки королевну увели к лучшему куафюру города, пообещав два новых наряда и приз «хрустальную туфельку» как обладательнице самой маленькой ножки, пусть и сорок третьего размера, лишь бы претендентка не нажаловалась папе королю на погодную дискриминацию.

После королевны пришла купеческая дочка, разодетая в розовые шелка с кокетливыми оборками по подолу. Правда, это ей не шло, девушка походила на очень хорошо откормленного поросёнка, зато ей очень понравился Горыныч, которому она принялась строить глазки. А Горынычу хотелось расправить крылья и взмыть в небо, к тому же, ужасно чесалась левая пятка, но стоять нужно неподвижно, и даже чихнуть нельзя. Но, самым ужасным было то, что озёрная глина слишком сильно сушила непробиваемую никаким оружием чешую, и змей переживал, что его чешуйки, которыми он так гордился, после этого потускнеют.

Купчиха тем временем томно вздыхала и прикидывала, как было бы здорово поставить такую статую у себя на купеческом дворе и мечтать, что однажды, польстившись на её красоту, прилетит настоящий Горыныч и унесёт в свою пещеру, полную несметных сокровищ. Горыныч, слыша такие рассуждения, чуть не прикрыл глаза лапой. Не потому, что купеческая дочь ему не понравилась. Но хоть он и был очень сильным, столько живого веса за раз не утащил бы даже на спине.

Потом были и другие девушки, мечтавшие, чтобы их украл дракон, а славные рыцари за них сражались, и ни одна из них не имела при себе украденного у Яги зеркальца. Все они были по-своему прекрасны, но обмазанная глиной Василиса единогласно признавалась самой красивой, несмотря на то, что скульптор и нос ей сделал слишком длинный, и глаза кривые, и рот большой, и уши торчат, и вообще таких фигур не бывает.

За несколько часов стояния на главной площади Горыныч с Василисой так устали, глядя на постоянно мельтешащих вокруг нянек, фрейлин, принцев, графов и прочих жителей, считающих своим долгом тыкнуть в скульптуру зонтиком или дёрнуть девушку за глиняную косу, что друзья были готовы нырнуть в фонтан, лишь бы смыть с себя всю придуманную Никитой авантюру, как мимо них пронеслась маленькая собачка, и в зубах она держала украденное зеркало!

Ох, какой случился переполох на главной дворцовой площади, когда глиняная статуя ожила, и Горыныч расправил затёкшие в одном положении крылья. Впрочем, дамы подняли такой визг, что змею заложило уши, и он, зажмурившись и прижав к себе Василису, взлетел вверх. Никита побежал за ними по земле, стараясь не упускать друга из виду.

История тринадцатая

(в которой никто ничего не помнит)

– Уф, и приснится же такое, – ворчал Никита, потирая шишку на лбу, – с младенчества с кровати не падал, а тут на тебе. И сон-то какой яркий, каждую деталь рассмотрел, вот только чем закончился, жаль, не понятно.

Богатырь поднялся с пола, потянулся, пару раз присел, налил молока в блюдце котёнку и вышел во двор, водные процедуры в бочке принять. А тут уже Горыныч за воротами топчется, с ноги на ногу переминается.

– Я тут вот что подумал, Никитушка, давно мы с тобой вместе не сидели, по душам не говорили, кваску да киселя не пили. Соскучился я!

– И я рад тебя видеть, друг мой. Проходи в дом, я мигом. Только в порядок себя приведу, и завтракать сядем.

Горыныч дым из ноздрей выпустил, крякнул и уменьшился. Стал ростом с человека, только рослого. Наклонил все три головы, чтоб об перекладину дверную не удариться, и в дом вошёл. Тут ему под ноги рыжий котёнок бросился и давай ластиться, урчать, лапками перебирать, словно старинного товарища встретил.

– Ути, какой хорошенький, – совсем растаял змей, – может, мне тоже такого завести? Домой приходишь, он тебе радуется, песни поёт. Ляпота!

– А что, и заведи, – поддержал вернувшийся в дом друг. – Ты чего на завтрак будешь? Яичницу из девяти яиц или двенадцати?

– Эх, была бы тут сейчас Василиса, оладушков бы напекла! – вздохнул Горыныч, мечтательно взглянув на потолок.

– Это да, и пироги у неё вкусные, особенно с мясом, – подхватил мысль богатырь, – мне сегодня снилось, что она нас всякой выпечкой баловала.

– О, и у меня сон про неё был и про тебя тоже! – намазал булку маслом Горыныч и положил сверху клубничное варенье. – Мы это, с ней на площади в городе стояли, глиной обмазанные, как статуи иноземные, а вокруг нас разные девицы ходили.

– А одной особо вредной королевне Василиса причёску подпалила…

– А потом мы за мелкой собачкой летели, что зеркальце в зубах несла…

– А я лбом о сук ударился и на этом месте проснулся…

– А я Василису уронил, прямо в трубу…

– Так нам что, один и тот же сон снился?

– А может и не сон вовсе!

– Вот и я сейчас думаю: может, кто морок на нас навёл, что мы про такое приключение забыли?

– Да, а кто? – Горыныч долил в чашку из самовара кипятка и осмотрелся, не осталось ли варенья.

– А ты Василису давно видел? – потёр шишку на лбу Никита.

– Да вот вчера заходила, пирог принесла с луком и яйцами. Только меня дома не было. Оставила на пороге вместе с запиской, мол: люблю, целую, угощайся. Только я тот пирог так и не попробовал, птицы растащили. А где, говоришь, у тебя варенье хранится?

– Да там, в подполе, клубничное на второй полке слева, – махнул рукой в сторону сеней богатырь. – Надо же, какое совпадение, и мне Василиса каждый день по пирогу присылает. А вчерашний я тоже не съел, рыжий не дал, опрокинул на него горящие свечи, перемазал воском, пришлось ежам в огород вынести. А после нам и сон этот странный приснился. А не помнишь, мы зеркальце Яге вернули?

– Не, не помню. Вот щенка помню. Как с Василисой над крышами домов летел, помню, как в трубу её уронил, помню, а про зеркальце нет! Никита, я ещё яблочное возьму и сливовое, а то головы у меня три, и у каждой свой вкус имеется.

– Да бери, пожалуйста! Я вот что думаю, – продолжил богатырь, когда Горыныч вернулся, держа в лапах три банки варенья, – надо к бабке идти, чует моё сердце неладное!

– Если надо, то пойдём, – согласился Горыныч, вытирая лапой, перепачканной в черничном варенье, рот средней головы, – только вот поедим сначала. А то в путь пускаться на голодный желудок – примета плохая!

– О, внучки́ пожаловали! – обрадовалась Яга, выскочив на крыльцо и завидя Никиту с Горынычем. – По баньке моей соскучились или по сказкам?

– Да мы, бабушка, просто в гости решили зайти, проведать, – обнял Ягу Никита. – Мало ли, помощь какая требуется, дров нарубить, воды натаскать. Сложно, чай, двум женщинам в лесу без мужской силы.

– Да мне Василиса вон и новую дровницу соорудила, и крышу подлатала, и печь побелила, нарадоваться не могу! Я-то думала, никакого толку от девки не будет, так, пожалела сироту. А она вона за книжки засела, зубрит, по три раза всё переспрашивает, и пироги каждый день! То с щавелем, то с капустой, то с солёными огурцами. Ой, чегой-то я вас на пороге-то держу, в избу проходите, чаем напою!

Никита с Горынычем через порог переступили – ахнули. На полу циновки, шёлком плетёные, на окне занавески, на подоконнике герань цветёт, чистота везде. Раньше-то у Яги в каждом углу с десяток разных трав развешано было, над печью грибы с ягодами на нитке сушились, в углу метла со ступой стояли. А теперь словно в горницу к горожанке какой попали.

– А это что? – не удержался Горыныч. – Ограбили тебя, Яга? Все мухоморы вынесли, взамен герань оставили?

– Ну тебя, – рассмеялась Яга, – выдумщик! Какие мухоморы? Отродясь их в нашем лесу не водилось. Вот, садись, чайку попей.

Только бабка разлила кипяток по чашкам да к заварнику потянулась, как выскочил из-за пазухи Никиты котёнок и перевернул всё, что на столе было. Все чашки перебил, пироги лапами изодрал. Попытался его богатырь словить, так рыжий его за палец тяпнул. Распушился котёнок, спинку дугой выгнул, шипит, не даёт ничего со стола взять.

– Кого-то он мне напоминает, – прищурилась Яга, – вот только вспомнить не могу.

– Какой леший тебя покусал? – бурчал Никита, дуя на укушенный палец.

– Значит, чая с пирогами не будет, – разочарованно подытожил Горыныч.

– А чего хоть приходили-то? – разглядывала котёнка Яга. – Жаль, мне мясо нельзя, я бы за эти фокусы зажарила бы паршивца.

– Это когда это ты в вегетарианки заделалась? – удивился богатырь, оглядывая кухню в поисках ведра или сита какого, чем можно было бы накрыть взбесившегося любимца.

– Так почитай уже лет сто, – махнула веником бабка, собирая с пола осколки посуды, – холестерин у меня, слыхал о таком? Хорошо хоть, Васька обо мне заботится, а то совсем бы пропала. Вам, богатырям, одни забавы, а я дама в возрасте, мне покой нужен.

– Ну-ну, – потёр зачесавшуюся шишку Никита, вспоминая, как отплясывала Яга на дне рождении водяного буквально неделю назад, да и от жаркого не отказывалась.

– Яга, а ты зеркальце своё нашла? – осторожно поинтересовался богатырь.

– А чего его искать-то, – буркнула бабка, кидая остатки пирогов в подтопок, – не терялось вроде. Я его Василисе подарила, пусть тренируется. Хотела ещё книгу кощееву подарить, да запамятовала, куда припрятала. Совсем плохая стала. И что бы я без девки своей делала? Совсем пропала. А вы давайте, выметайтесь из избы, а то обоих на лопату посажу!

– Так тебе же мясо нельзя? – попятился к выходу Горыныч.

– А я вас есть не буду, для аромата зажарю. И блохоносца с собой заберите! – махнула веником Яга, да промахнулась.

Котёнок спрыгнул со стола и, быстро взобравшись по штанам богатыря, нырнул под рубашку.

История четырнадцатая

(кощеева книга)

– Ох, беда… беда-бедовая… – почёсывал шишку и вздыхал, сидя на пенёчке в лесу недалеко от избушки Яги, Никита.

– Без угощения остались, – синхронно с другом вздыхал Горыныч, вспоминая, какие пироги печёт Василиса. – Заметил, у бабки теперь даже сушёной ящерицы не найдёшь, а про мухоморы и вовсе не помнит?

– И мясо не ест, холестерин какой-то завела.

– А может её тоже, того, околдовали?

– Да тут и думать нечего, ясно, что морок на Ягу навели. Вот только кто? Конечно, Василиса могла намудрить с каким-то заклинанием, оттого и сидит за учебниками, противоядие ищет. Ай!

Котёнок, что до этого смирно сидел рядышком, с интересом слушая разговор друзей, неожиданно рассердился, выпустил когти и дал лапой по ноге Никиты.

– Да какого лешего? – подняв за шкирку рыжую крошку, богатырь поднёс его поближе к глазам. – Что сегодня с тобой такое?

– Мя-у-у-у… – завыл котёнок, смешно барахтая лапами в воздухе.

– Придём домой, от блох намою. Может, это у тебя от них такая агрессивность, – котёнок только фыркнул и презрительно глянул на хозяина.

– Так, а что Яга говорила про кощееву книгу? – поставил на землю обиженного котёнка Никита.

– Что найти не может, запамятовала, куда спрятала, – Горыныч потихоньку подозвал к себе малыша, поднял на лапе и прижал к груди, нежно поглаживая.

– Эту книгу Василиса у меня забыла в то самое утро, когда пришла сказать, что отправляется в столицу искать украденное зеркало. Уверен, разгадка там. Смотри-ка, а тебя Рыжик не царапает!

– Так я его и мыть не собираюсь. По мне, он и так красавчик.

– Мурк! – ответил котёнок и попытался лизнуть Горыныча в нос.

– Ладно, пошли ко мне, поищем ответы на наши вопросы.

В доме Никиты словно ураган прошёл. Столы, стулья, лавки перевёрнуты, из всех плошек, мешков, сундуков всё вынуто и разбросано, даже глина – и та из корыта вынута да перемята.

– Кажется, кто-то в гостях уже побывал… – опустил на пол котёнка Горыныч.

– И я даже знаю, что искали. Книгу кощееву! Вот только нашли или нет? – почесал в затылке Никита. – Ты уж извини, Горыныч, но мне прибраться надобно.

– Так я помогу. А ты мне заодно про книжку эту расчудесную расскажешь. Чего это она всем понадобилась и откуда взялась?

– Да книжку эту Яге Кощей подарил, когда она его от радикулита вылечила да иглу на бессмертие заговорила. Только вот книжка с норовом оказалась, кусалась да завывала, как выпь болотная. Яга Ваську попугать хотела, а книжка возьми и признай девку. Бабка даже и не поняла, как так получилось, ну а Василиса с тех пор не расставалась с ней ни на минуту. Только и слышно было: книжка то, книжка сё, спала с ней. Под подушку положит, руками подушку обнимет и сопит. Мне Яга рассказывала, что попыталась как-то ночью вытащить, посмотреть, так книжка её за палец цапнула! Странно, что Васька её у меня забыла, а после и вовсе не вспомнила.

Пока Горыныч с Никитой порядок в доме наводили да разбитые плошки собирали, котёнок носился между ними. То одного за штанину в сторону потянет, то другого куснёт, наконец, забрался на стол да как мявкнет!

– Да что с тобой, блохи? – потянул руку к рыжику богатырь, за что получил лапой по пальцам.

Котёнок же, активно кивая головой, подбежал к краю стола и явно звал пойти за собой.

– Так, и куда? – упёр руки в бока Никита.

– Мурк… – ответил котёнок и, соскочив со стола, побежал в сторону сеней. Там в уголочке под лавкой лежала дохлая мышка.

– Ну, мышка. Поймал, молодец! – развернулся уже было Никита уходить, как котёнок преградил ему путь и зашипел, требуя посмотреть на улов поближе.

Вздохнул богатырь, наклонился к мышке – глядь, а из-под половицы слабый свет пробивается, так и не увидишь, если не приглядываться. Приподнял за краешек доску, а там книга лежит, зубами клацает.

– И как её достать? – почесал засвербившую шишку Никита.