Глава 3

Веронике позвонили прямо на работу. Она даже не сообразила, откуда у них ее телефон. Просто сказала:

– Поняла. Еду.

И уже в дверях крикнула коллегам:

– Срочно в больницу. Подруга в реанимации.

Такси удалось поймать сразу. Пока ехали, Вероника прокручивала последнюю встречу. Все было, как всегда.

Они встретились возле бара «Павлин», традиционного места их «великолепной четверки». Уже три года прошло, как нет Ленчика, и почти год после смерти Алика, но они не могли нарушить этот ритуал.

Бармен кивнул старым знакомым.

– Как всегда два фирменных?

– Как всегда!

И они устроились прямо у стойки бара, поджидая свой коктейль. Вероника принялась рассказывать новости отдела.

– Представь, сегодня главный поменял формат. Мы все в шоке. Программа просчитана, готовилась к выходу, мы уже премии распределили, представь? Сегодня приходит – нет, ребята дорогие, вы пошли не тем путем, Бета-частот в π-полярности нет и быть не может. Мама-дорогая, мы год на это угробили. Козёл! – сделала неожиданный вывод Вероника.

– Ника, ты мне не говорила, что вы занимаетесь π-полярностью, – Лиза отодвинула бокал и посмотрела на Веронику так, что та отвела взгляд.

– Да брось! Сколько времени прошло! Алика год как нет, а у нас тема зависла. Ну, я и взяла его тетради. Там столько фантастики было, просто на уровне бреда, как всё у Алика, но одна формула зацепила. Своим в отделе показала, они говорят – это сработает, только нужно подойти с другого бока, через другие частоты, понимаешь?

Она так тарахтела, что Лиза, в конце концов, отключилась.

«…Говорят, он глаз положил на нашу Милку, но ему там ничего не перепадет. Милка себе цену знает», – услышала она концовку какой-то очередной интрижки, которыми кишел НИИ, где работала Вероника.

Лиза никогда не видела и, пожалуй, никогда не увидит ни начальника, ни Милку, и даже саму территорию отдела, в котором обитала ее подруга, но терпеливо слушала, в шутку называя эти излияния «из жизни пупсиков».

После университета ей пришлось идти простым преподавателем физики, правда сама школа была не простой, а для одаренных детей при Академии наук, и все-таки это была только школа, а она, Лиза Вороновская, еще три года назад – гордость и надежда факультета, теперь только училка не по годам вдумчивых восьмиклассников. Зато школа была рядом с домом, а дома была мама после инсульта. Время рассчитано по минутам: лекарства, процедуры, уроки, тетради, магазины, кухня и снова – лекарства, процедуры, уроки…

Она немного завидовала Веронике, которая продолжала вращаться в научной среде. Хотя «пупсики», о которых рассказывала подруга, судя по всему, звезд с неба не хватали, и все-таки настоящая жизнь была там, среди теорем и чисел, программ и конструкций, просчитанного будущего и невероятного настоящего.

Они еще посидели с часик, но в баре становилось шумно. Набежал молодняк, колонки, настроенные на низкие вибрации, грохотали то ли рок, то ли металл.

Рассчитавшись, девушки вышли на улицу.

Они молча шли по Калининской.

– А помнишь, как Алик на спор вынес из «Павлина» пивные кружки? – вдруг спросила Вероника, и обе расхохотались, вспомнив Алика с раздувшимися брюками, в карманах которых лежали два фирменных бокала.

– Так Ленчик отвлекал швейцара на входе, иначе бы стопудово застукали, – подхватила Лиза.

И тут на них накатило, как накатывало каждый раз, когда память возвращала в прежние времена. Они еще часа два бродили по знакомым улочкам, и вспоминали, и смеялись, и вытирали слезы сквозь смех, и было так хорошо, будто их снова четверо, и впереди много времени, и открытия, и симпозиумы, и академические шапочки с кисточками, и непременный хэппи-энд…

Потом Лиза побежала домой, маме пора было давать лекарства, а Вероника, поймав такси, уехала в общежитие университета, в котором продолжала жить по молчаливому согласию руководства.

Больше к теме π-полярности они не возвращались, но Вероника хорошо знала подругу, и понимала, что главный разговор впереди.

«У меня есть время подготовиться», – успокаивала себя Вероника, засыпая.

* * *

В реанимацию ее, конечно, не пустили. Она торчала возле поста дежурной медсестры, пока к ней не вышел врач.

– Состояние тяжелое. Ваша подруга в коме. Телефон дала ее мать во время госпитализации. Говорит, у нее больше никого нет.

«Конечно, никого нет, только парализованная мама и я… Как могло это произойти? Когда? Мы вчера часов в одиннадцать расстались, да, до полуночи еще час был, точно помню, она с лекарством опаздывала, которое нужно было в десять дать…» – проносилось в мозгу Вероники.

– Когда ее можно увидеть?

– Не знаю. Прогнозировать сложно, но… Будьте готовы к худшему.

– Ей всего двадцать семь! – зачем-то выкрикнула Вероника.

– Тихо! – цыкнул на нее реаниматолог. – Девушка, тут возраст ни при чем. У Вороновской серьезная травма головы. Подключена к аппарату искусственного дыхания. Сколько продержится, неизвестно. Тут следователь приходил, так я ему тоже дал ваш телефон.

– Травма? Головы? Ничего не понимаю… – уже в пустоту бормотала Вероника, так как врач скрылся за дверью реанимационного отделения.

Вероника вышла из больницы и снова поймала такси.

– На Ворошиловский проспект. Со стороны академгородка, пожалуйста, – сказала она водителю, садясь на переднее сиденье и пытаясь найти ремень безопасности. Руки дрожали. Таксист, молоденький паренек, помог ей пристегнуться.

У Вороновских дверь была открыта.

– Мария Константиновна! Это я, Ника! – громко сказала Вероника, разуваясь в прихожей.

Она привычно достала с обувной полки тапочки и прошла в комнату, где лежала мама Лизы.

Они были давно знакомы. В университете студенты часто зависали у Вороновских, особенно во время сессий. Писали конспекты, зубрили, обсуждали новые идеи или просто болтали под хорошую музыку. Как правило, Вероника оставалась ночевать, а остальные уходили в общежитие.

Но когда бы они ни нагрянули и сколько бы часов ни сидели, Мария Константиновна непременно накормит всякими вкусностями, а ребятам с собой еще и пирожков положит.

– И чтоб сегодня же съели! Вон худющие какие! Так и до чахотки недалеко, будь они неладны, эти ваши теоремы, – ворчала она им вслед. Марию Константиновну все обожали – веселая, подвижная, говорунья и умелица, вокруг нее всегда было тепло и светло. И вдруг – инсульт. Это было перед самой защитой диплома. Лиза чуть не бросила универ, чтобы ухаживать. Тогда ребята распределили между собой дежурства в больнице, и она блестяще защитилась. Но от предложения остаться на кафедре решительно отказалась.

Возле Марии Константиновны сидел молодой человек. Когда Вероника вошла, он привстал со стула. Красавчик, машинально отметила Вероника. Что-то неуловимое в нем напомнило ей детство, но она тут же отогнала ненужные ассоциации.

– Сергей Антонов, следователь, – представился он.

– Мне удостоверение личности показать? – Вероника не любила представителей власти, а уж полицию просто на дух не выносила.

– Зачем вы так? Я ведь именно вас ждал. – Антонов пристально смотрел на нее, и это смущало. – Мария Константиновна сказала, что вы самая близкая подруга Елизаветы.

– Ну, допустим. Но прежде, чем я скажу хотя бы слово, вы мне объясните, что тут произошло, – наращивая сталь в голосе, сказала Вероника.

Следователь согласно кивнул.

– По нашей версии, вчера вечером Елизавета возвращалась домой. Она вошла в подъезд и тут на нее напали. Скорее всего, мужчина крепкого телосложения. Он ее ударил по голове, она потеряла сознание, он вырвал сумочку. С первого взгляда, хулиганство или грабеж. Но есть одна странность.

– Странно всё, что вы рассказываете, – перебила Вероника. – Этот дом сплошь заселен старыми академиками и профессорами. Их покой бережет охранник Семён, или по-домашнему дядя Сёма. В прошлом он трудился в органах, и у него не то, что шелудивый воришка, муха из чужого двора не пролетит.

Молодой человек терпеливо выслушал Веронику и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Так вот есть одна странность. В сумочке остались нетронутыми кошелек и позолоченная пудреница, судя по всему, антиквариат.

– Это подарок Лизоньке от папы. На совершеннолетие, – сказала Мария Константиновна тихо.

– Деньги на месте, а в сумочке все перерыто, явно что-то искали, – вопросительно посмотрел на Веронику следователь.

– Вы думаете, я знаю, что было в сумочке у Лизы?

– Но вы последняя, кто видел ее в тот вечер. И вы вместе были в ресторане.

– Я вижу, вы хорошо осведомлены. Мы расстались возле подъезда, и я была совершенно уверена, что ей ничего не угрожает. На первом этаже сидит дядя Сёма, как я уже говорила.

– Охранника убили. Ножом в грудь. По всему, работал профессионал. Но нужен ему был не охранник, а Елизавета Вороновская. Вот в этом вся загадка. Решим ее, найдем убийцу, – сказал следователь и поднялся со стула. – Да и вот ещё. Я вызвал «скорую», должны приехать и отвезти Марию Константиновну в геронтологию. Там тоже в курсе. Не может же она оставаться одна в таком положении.

На этих словах Вероника очнулась. Сообщение о дяде Сёме ее ошеломило, но сейчас нужно думать о живых.

– Ну, уж нет! – сказала Вероника. – Ни в какую больницу Мария Константиновна не поедет. Я останусь и буду с ней сколько понадобиться. До выздоровления Лизы, – добавила она с уверенностью.

– Дело ваше. Я даже рад. Тогда не прощаюсь, – и следователь направился к выходу. Вероника пошла закрыть за ним дверь. В прихожей он остановился, снова как-то странно посмотрел на Веронику и протянул визитку:

– Вот мой телефон. Звоните, если что.

– Прям как в детективе, – хмыкнула Вероника, но визитку взяла.

Вернувшись, она застала Марию Константиновну в слезах.

– Душенька моя, спасибо, что не отдала в больницу. Как же мы теперь, без Лизоньки-то?

– Да что вы, в самом деле, Марья Константинна, все будет хорошо, – попыталась успокоить старушку Вероника.

Она присела возле нее, поправила одеяло, и вдруг почувствовала, как ком в горле перекрыл дыхание. Слезы хлынули по щекам, она даже и не пыталась их удержать, а только закрыла лицо руками.

Глава 4

Страшка рыл все глубже и глубже. Он быстро работал обеими лапами, но все равно получалось медленно. Песок, сначала сухой и рассыпчатый, теперь становился все более вязким и глинистым. Лиза стояла рядом и смотрела.

– Помогай, – пропыхтел Страшка.

– Сначала скажи, зачем это.

– Долго объяснять. Не успеем, нас вычислят и…

Над ними завис огненный шар. Лиза охнула и присела на корточки.

– Это свой. Не бойся, – сказал Страшка.

Странно, но здесь, на поверхности, шар не был таким жгучим. Оттого, что вода рядом, подумала Лиза. Ей очень хотелось расспросить гнома, зачем он роет яму, и почему шар «свой», и кто их может вычислить, и зачем. В общем, вопросов много, но ни один из них она не успела озвучить, потому что гном раздраженно тряхнул подобием головы и сказал:

– Перестань! Не до этого сейчас. Потом поймешь.

Лиза никак не могла привыкнуть, что ее мысли так запросто считываются. «Надо себя контролировать», подумала она.

– Вот именно, – сказал гном, – и я не гном, а средний элемент Раздаточной. И зовут меня Страшка.

Лиза осмотрелась и увидела черепок возле камня. Взяла его и молча опустилась на колени перед ямой. Она начала зачерпывать глину, но черепок только мешал. Видя, как Страшка ловко орудует лапами, Лиза погрузила в вязкую массу обе руки. Через несколько минут она все-таки решилась уточнить:

– Мы просто роем или что-то ищем?

– Там должен быть гвоздь Розенкрейцеров, – сказал Страшка.

При этом шар подпрыгнул высоко вверх и снова спустился над головой Лизы.

– Вот и Ампер считает, что здесь, – кивнул на шар Страшка.

Лиза поняла, что дальше расспрашивать бесполезно и, стараясь не думать, зачерпнула очередную порцию песка.

* * *

Вероника дождалась, пока Мария Константиновна уснула, и тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Она прошла на кухню, заглянула в холодильник. Он был забит продуктами. Она приоткрыла крышки кастрюлек – борщ, котлеты, икра из цуккини. Хотя бы не ломать голову, чем кормить старушку, подумала Вероника. Она достала банку с растворимым кофе, поставила на плиту чайник и направилась в комнату Лизы.

Как всегда, у Лизы было чисто прибрано. Книги в шкафу, фотографии предков на стене, закрытый зев пианино, плюшевый мопс на диване. Эту игрушку подарил ей Ленчик перед отъездом. Сказал, «Эта псина будет тебя сторожить, пока я не вернусь». «А потом?» – спросила Лиза. «А потом буду сторожить тебя я», – сказал Ленчик, и Лиза покраснела. Только в тот момент Вероника поняла, что между ними что-то происходит, а до этого – дура-дурой, ей даже казалось, что у Лизы роман с Аликом, потому что они вместе сбегали с лекций, и могли исчезнуть почти на сутки, да так, что они с Ленчиком с ног сбивались, их разыскивая. А потом выяснялось, что Алик завел ее в какие-то катакомбы, и они там медитировали или говорили о других Галактиках. Вероника не помнила, потому что не очень-то в это верила. А Лизка всегда была скрытной, всегда подчеркнуто индифферентной к любовным историям, будто эта сфера жизни вообще ее не касалась. Ну, как это может не касаться девушки, когда тебе чуть за двадцать, а потом уже и хорошо за двадцать, и ты понимаешь, что все вокруг повыскакивали замуж и даже уже понарожали одного-двух, а особо прыткие и развестись успели…

А Веронике нравился Ленчик, и когда она поняла, что у них с Лизой… В общем, прорыдала полночи, и на следующий день спросила напрямую.

– Ты с ума сошла?! Как ты могла такое подумать? – Лизка аж задохнулась от возмущения. – Ты – моя лучшая подруга! Неужели я бы не сказала тебе…

– Но вы так смотрели друг на друга в тот вечер, ну, тот, последний, перед его отъездом, – будто оправдываясь, сказала Вероника.

– Ты ничего не поняла. Ни-че-го не поняла! – почти выкрикнула Лиза. – Мы с Ленчиком – друзья. Понимаешь? Как с Аликом. Как с тобой. Мы же – великолепная четверка, мы – братство, священное братство, между нами не может быть других эмоций, иначе все полетит к чертям собачим!

– Что полетит? – не поняла Вероника.

– Ладно, забыли, – безнадежно махнула рукой Лиза, и перевела разговор на другую тему. Но Веронике тогда здорово полегчало. Она поняла, что время еще не упущено, и когда Ленчик вернется из своей дурацкой армии…

Но он не вернулся.

Вероника подошла к столу, над которым висела большая фотография. «Молодые и счастливые», – вздохнула Вероника. Она так хорошо знала этот снимок, что могла воспроизвести его с закрытыми глазами. Они с Лизой в центре, сидят на большом камне, обе в белых маечках, но Лизка в джинсах, а Вероника в ярко-красной юбке. Сзади Алик держит над ними большой сосуд, будто собирается лить на головы девушек воду, а Ленчик растянулся у их ног, как верный страж…

В то лето, между третьим и четвертым курсами, их отправили помогать археологам, там просто не хватало людей, особенно в период отпусков. Это было Дигорское ущелье, велись раскопки кобанского поселения скифского периода. Находки уникальные, речь шла о V–IV веках до нашей эры, и ребят это сильно захватило. Конечно, ничего серьезного делать им не давали, они были, что называется, на подхвате, тем более рядом работали студенты профильного вуза, им и карты в руки. Но Алику удалось расположить руководителя экспедиции, и им разрешили не только читать описания находок, но и посмотреть на них, не дотрагиваясь, конечно.

А бутафорский сосуд привезли телевизионщики для съемок, да так и бросили, убегая от жары и песчаника.

Вероника вспомнила, какие звездные ночи были в то лето, и как они просиживали у костра почти до рассвета, и как бесконечно говорили о высшем разуме, о связи прошлого с будущим, о мистификациях и настоящей науке. Ленчик с большой осторожностью относился ко всему, что нельзя было вместить в формулы и теоремы, все, что выходило за рамки материального мира. Не то чтобы он отрицал астральные сущности, но ему нужны были конкретные доказательства, что это не разбушевавшаяся фантазия больного разума, а если таких не находилось, то он пытался найти их опять же в мире цифр и формул. Он был из породы людей, у которых всё здесь и сейчас, миссию свою в будущем он видел в том, чтобы тайное становилось явным, и человечество в итоге перестало бояться своей тени. Когда тема высших сущностей начинала зашкаливать, он подбрасывал что-то провокационное.