Цитаты из книги «Фотосинтез»

Полбутылки рома, два пистолета, Сумка сменной одежды – и всё готово! Вот оно какое наше лето… Вообще ничего святого!

глаголов.     Мама просит меня возвращаться домой до двух. Я возвращаюсь после седьмого виски. В моем внутреннем поезде воздух горяч и сух, Если есть пункт прибытия – путь до него неблизкий, И Иосиф Бродский сидит у меня в купе, переводит дух С яростного русского на английский.     Там, за баром, укрывшись, спрятав в ладони нос, Мальчик спит, в драных джинсах, худ, как военнопленный. В этом городе устаешь и от летних гроз, — Был бы Бог милосерд – заливал бы монтажной пеной. Рассчитай меня, Миша. Меня и мой постепенный, Обстоятельный, предрассветный хмельной невроз.

В чашке кофе у девушки, раз в три минуты лгущей Бармену за стойкой, что ей пора, И, как правило, остающейся до утра.     Её еле хватило на всю чудовищную длину Этой четверти; жаль, уже не исправить троек. Каждый день кто-то прилепляет к ее окну Мир, похожий на старый выцветший полароид С места взрыва – и тот, кто клялся ей, что прикроет, Оставляет и оставляет ее одну.     Миша, рассчитай ее. Иногда она столько пьёт, Что перестает ощущать отчаянье или голод, Слышит скрежет, с которым ты измельчаешь лёд, Звук, с которым срывается в небо голубь, Гул, с которым садится во Внукове самолёт. Вещи, для которых все еще нет

Рассчитай меня, Миша. Ночь, как чулок с бедра, Оседает с высоток, чтобы свернуться гущей

Здесь мы расстанемся. Лишнего не люблю. Навестишь каким-нибудь теплым антициклоном. Мы ели сыр, запивали его крепленым, Скидывались на новое по рублю. Больше мы не увидимся. Я запомню тебя влюбленным, Восемнадцатилетним, тощим и во хмелю.     Знали только крайности, никаких тебе середин. Ты хорошо смеялся. Я помню эти Дни, когда мы сидели на факультете На обшарпанных подоконниках, словно дети, Каждый сам себе плакальщик, сам себе господин. Мы расстанемся здесь. Ты дальше пойдешь один.

нас больше прочих, Почему-то еще ни разу не стало легче.

Мать-одиночка растит свою дочь скрипачкой, Вежливой девочкой, гнесинской недоучкой. «Вот тебе новая кофточка, не испачкай». «Вот тебе новая сумочка с крепкой ручкой».     Дочь-одиночка станет алкоголичкой, Вежливой тётечкой, выцветшей оболочкой, Согнутой чёрной спичкой, проблемы с почкой. Мать постареет и все, чем ее ни пичкай, Станет оказывать только эффект побочный.     Боженька нянчит, ни за кого не прочит, Дочек делить не хочет, а сам калечит. Если графа «отец», то поставлен прочерк, А безымянный палец – то без колечек. Оттого, что ты, Отче, любишь

что-то ты глядишь изумленно слишком будто бы ни разу не умирал

обнаженным камушком, мертвым шершнем и прольет на тебя дыхание, как бальзам, настоящий рижский густой бальзам, и поздравит тебя с прошедшим – с чем прошедшим? – со всем прошедшим.     покатает в горсти, поскоблит тебя с уголка — кудри слабого чаю лоб сладкого молока беззащитные выступающие ключицы скосишь книзу зрачки – плывут себе облака, далеко под тобой, покачиваясь слегка больше ничего с тобой не случится     – ну привет, вот бог, а я его генерал, я тебя придирчиво выбирал и прибрал со всем твоим барахлишком человеческий, весь в прожилочках, минерал,

Или даже не бог, а какой-нибудь его зам поднесет тебя к близоруким своим глазам