Глава пятая
в которой коварство не дремлет

Фьорс, столица Фьоренхолле. Королевский дворец.

Вдовствующая королева сидела на постели в своей опочивальне в одной сорочке, и закусив губу, терпела манипуляции, которые проводил лекарь с ее предплечьем. На белой коже расплылся глубокий коричнево-красный вспухший ожог.

– Почему твоя хваленая мазь, призванная умерить боль, не действует? – высказывала она лекарю, который старался как мог. – Ой!

– Я стараюсь ваше величество, как могу. Готов предложить вам немного макового молока…

– Нет, мне нужна ясная голова, – пресекла его Адалин.

– Видите ли, магические ожоги поддаются лечению и обезболиванию сложнее обыкновенных, поэтому вам предстоит долгое заживление.

– Я найду, чем его ускорить. Ты, главное, делай свое дело, и никому не болтай об этом.

– Не сомневайтесь, ваше величество, я скорее умру!

– Скоро во Фьоренхолле все изменится. И если ты, Тиберус, будешь и впредь содействовать мне, то станешь богатейшим человеком королевства.

Лекарь посмотрел на госпожу взглядом, полным подобострастия и преданности:

– Вы знаете, что жажду я не золота.

– Знаю, – самодовольно сказала королева и легонько потрепала того по волосам с заметной проседью. Так, как иной раз добрые хозяева треплют своих псов, которые хорошо показали себя во время охоты на дикого зверя. – Возможно, ты когда-нибудь получишь то, чего так страстно желаешь.

Тиберус закончил накладывать повязку и трепетно коснулся губами кончиков пальцев Адалин.

Та стерпела эту вольность, желая поощрить своего воздыхателя за верную службу и подарить туманную надежду на возможное продолжение.

– Теперь оставь меня, – бросила она Тиберусу. – Хотя стой, дай мне то средство, от которого слезятся глаза.

Тиберус выдал ей крошечную склянку до половины заполненную темно-коричневым порошком.

– Теперь иди.

Дождавшись, когда за лекарем закроется дверь, она распахнула дверцы огромного гардероба и придирчиво вгляделась в развешанные там наряды. Адалин не была скромницей, и сейчас это не играло ей на руку. После трудных поисков она все же извлекла закрытое платье унылого коричневого цвета с очень скромной по своим меркам отделкой. Без помощи прислуги облачилась в него и дополнила образ печальной вдовы темным платком, заменив им привычную королевскую тиару.

Чужестранка во Фьоренхолле Адалин обладала очень мягкой и теплой красотой, которая, увы, совсем не отражала ее истинной личины. Благодаря внешности она легко вводила в заблуждение мужчин, умея в нужный момент одарить робким взглядом широко распахнутых ореховых глаз, зардеться нежным румянцем, мелькнуть белой кожей ключицы в платье, вовремя соскользнувшем с хрупкого плеча.

Вот и уже немолодой овдовевший король северной страны не устоял перед ее чарами. Ловко обведенный вокруг пальца мнимой наивностью девушки, представившейся благородной девицей из обедневшего ютронского рода, а также некоторыми магическими снадобьями и воздействиями, он поспешно женился на новой избраннице.

Где находится Ютрон Адалин представляла весьма смутно, но это не мешало ей в красках сочинять разные небылицы из своего якобы счастливого и беззаботного детства. А тайну своего истинного происхождения она оберегала самым тщательным образом.

Она взглянула на тяжелые каминные часы. Королевский совет должен уже подходить к концу.

Она вышла из своих покоев и прошла сначала на второй этаж, а затем поднялась по крутой лестнице в башню к беломраморному балкончику, увитому плющом. Там присыпала веки темным порошком из лекарской склянки и поморщилась – средство нестерпимо жгло глаза.

Максимилиан сидел во главе стола, окруженный советниками и придворными чиновниками, пытаясь сдержаться и не зевнуть. На докладе рыжебородого Луца о вопросах зернохранения в осенне-зимний период он все-таки попытался проглотить зевок, но потерпел поражение и неприлично широко раскрыл рот. Монотонные слова советника влетали у молодого короля в одно ухо, и, не задерживаясь в голове,тут же вылетали из другого.

За Луцем выступал Кирон с вопросом ходатайства Купеческой гильдии об отмене эмбарго на вывоз из северных королевств козерожьего молока. Максимилиану козерожье молоко всегда казалось на редкость омерзительным, поэтому он слегка оживился и воскликнул:

– Да тут и обсуждать нечего! Вывозите вы это молоко хоть все, вместе с козерогами его производящими! Что там надобно подписать?

Советники обескураженно переглянулись.

– Но ваше королевское величество… – обстоятельно начал объяснять ему Тивальд, – Это совершенно опрометчивое решение! Закуп козерожьего молока, необходимого для приготовления столь многих аптекарских средств, станет нам непомерно дорого! Лучше сохранить свои фермы, не позволяя Гильдии наживаться на нас. Эта же Гильдия спустя пару недель будет продавать нам молоко втридорога, пользуясь дефицитом…

Максимилиан сник и вздохнул. И зачем он только здесь сидит? Если все равно за него все решают умные и опытные советники. После короткого перерыва будет прием иностранных послов, затем часы приема населения с прошениями. И так до глубокой ночи: то одно, то другое… А ему бы сейчас на коня да сделать галопом кружок другой вокруг столицы. Или с компанией приятелей устроить турнир на силу и ловкость. А еще лучше – поиграть с молоденькими фрейлинами в жмурки или тайные слова в Большом саду.

Секретарь совета старательно скрипел перышком, подробно записывая ход собрания.

Наконец, с последним вопросом повестки было покончено. Новоявленный правитель снял с шеи тяжелую золотую цепь, символизирующую королевскую власть. И отправился в свое любимое место во дворце, надеясь встретить запропастившегося куда-то друга да подышать свежим воздухом.

Но на балкончике мага не было, к своему удивлению юноша обнаружил там свою мачеху. Ее одинокая фигура в темном платье скромно стояла у перил, выражая всем своим видом скорбь и печаль. Максимилиан не ожидал, что Адалин будет настолько глубоко и искренне горевать по супругу, словно, имела к нему чувства большие, чем только хладнокровный расчет. Заслышав движение за спиной, она смущенно обернулась. От молодого короля не укрылись красные заплаканные глаза женщины.

– О, извини, Адалин, я не хотел тебя потревожить! – воскликнул он. – Я могу подыскать себе другое местечко, благо дворец большой!

– Нет, нет! Признаться, я совсем не против твоей компании, Максимилиан. В одиночестве то и дело лезут дурные мысли. Хотя здесь, на этом месте все же дышится спокойнее. Все никак не могу смириться, что его больше нет с нами, – произнесла она и всхлипнула.

– Я тоже, – грустно сказал король. – Мне так не хватает отца! Столько людей вокруг, а поговорить и не с кем.

– И я чувствую то же самое, – с чувством произнесла Адалин. – У тебя хотя бы есть маг. Жаль, только, что он всегда пропадает где-то в столь тяжелое для тебя время. Но ты всегда можешь довериться мне. Я знаю, знаю, что раньше у нас были не лучшие отношения, но общее горе так сильно сближает, не правда ли?

– Признаться, я очень рад, – сказал Максимилиан, – что ошибался в своем представлении о тебе, поэтому всегда рад новому другу! Дагмара, действительно, часто теперь нет во дворце. А если и есть, то ходит мрачнее тучи, исчезает еще на рассвете, а возвращается затемно… Но я думаю, у него есть для этого веские причины и все в скором времени прояснится.

– Безусловно, так и будет! – подтвердила его мысли Адалин. – Главное, не верить слухам, которые ходят во дворце о Дагмаре. Дружба – это великая ценность, не терпящая недоверия и лишних подозрений.

– Какие же слухи о нем ходят? – удивился Максимилиан, до которого никаких разговоров не доходило.

– О, это пустяки, – махнула та рукой. – Они не стоят твоего внимания. Какие-то глупцы болтают, что Дагмар обезумел и всерьез увлекся темной магией, с которой шутки плохи.

Она легонько коснулась рукой лица короля:

– И все же, как ты похож на отца! Тот же волевой подбородок, высокий лоб! У тебя большое будущее.

Молодой король приосанился и расправил плечи.

На балкон заглянул один из лакеев в зеленой дворцовой ливрее:

– Ваше величество, – обратился он к Максимилиану, – я прошу прощения, но главный церемониймейстер просит вас сегодня назначить ему аудиенцию по вопросам подготовки к отбору. Что мне ему передать?

Максимилиан горестно вздохнул:

– Ну почему даже это не могут организовать без моего присутствия? Примерно с четырех тридцати до пяти у меня должно было быть немного свободного времени.

Лакей поклонился и скрылся в дверях.

В выражении лица Адалин мелькнула настороженность.

– Во дворце намечается что-то интересное? – осведомилась она.

– В конце лета начнется отбор невест, казалось бы, полно еще времени, но меня уже замучили подготовкой и согласованием всяких мелочей.

– Как интересно! – улыбнулась Адалин. – Обожаю отборы! А отбор невест… для кого?

– Для меня! – гордо сообщил Максимилиан. – Я надеюсь взять в жены самую потрясающую, прекрасную, чудесную девушку на свете!

– Я уверена, что у тебя все получится, – улыбнулась мачеха, тщательно скрывая досаду.

Вечером она подошла к большому кованому сундуку, что стоял в изголовье у кровати. Вынула из прически остро заточенную заколку, рассыпав по плечам волну каштановых волос, и легко кольнула подушечку пальца. Капелька крови, коснувшись крышки сундука, прокатилась по желобку оковки и достигла замочной скважины. Замок открылся. Адалин подняла ворох белья и вынула со дна старую потрепанную книгу.

Положила ее на трюмо, раскрыла на нужной странице, а затем резанула подушечку пальца перочинным ножом и, используя кровь вместо чернил, написала свой вопрос. Кровь впиталась в страницы, а спустя несколько мгновений на пергаменте одно за другим стали появляться слова:

“приворот – заметно

кукла?

сыщи меч

Быстрее, дочь!”

Глава шестая
в которой госпожа Метелица делает свой выбор

г. Мюлль, площадь у храма Селестины

Площадь у храма Селестины служила в Мюлле тем самым местом, в котором рождались, распространялись и перевирались различные слухи, новости, совершенно бессовестные сплетни. В общем, все то, без чего жизнь обычной хозяйки, с утра до ночи занятой бытом, была пресной и скучной. Вдоль площади располагались небольшие лавки: бакалейная, скобяная, мясная, молочная. Здесь же были булочная и мастерские скорняков и портных и других ремесленников. Чуть поодаль стояли аптека и артефактория.

В бакалейной, благодаря Дигги, размещавшему все объявления в городе, было оживленнее всего, потому как все новые известия он в первую очередь вешал рядом с лавкой отца.

Каждая уважающая себя горожанка считала своим долгом хотя бы единожды за день прогуляться на площадь и совершить обход всех местных заведений, чтобы при встрече с соседкой не ударить в грязь лицом, а выказать полнейшую осведомленность в делах мира, страны, города и собственных знакомых.

Отбор для госпожи Метелицы был большим событием, потому что девиц, желающих принять участие всегда было хоть отбавляй.

Рози это знала, поэтому пришла на площадь еще с вечера, прихватив с собой шерстяное одеяло, еду и Иве. Рассудительная Иве, конечно же посмеялась над ней, но донести сумку с вещами до площади помогла и даже обещала ненадолго составить сестре компанию:

– Рози! Ты не высидишь и пары часов, замерзнешь. Ночи еще прохладные. А как спать?

– Какие пустяки! – отозвалась та. – Думай о том, как мы решим все неурядицы разом, когда разбогатеем!

Они вышли на площадь и разочарованно охнули. Здесь, тоже с одеялами и припасами уже расположилось с полтора десятка девиц.

– Это как так получается? – с досадой в голосе спросила Рози.

– Кто последний в очереди? – поинтересовалась Иве и, дождавшись ответа, сообщила. – Нам за той девицей в синих башмаках, сестрица.

– Еще чего не хватало! Я насчитала тут семнадцать человек! Мы восемнадцатые! Эдак до моей снежности даже не дойдет? А вдруг она еще до нас выберет. Эй, Летка, давно тут? – обратилась она к одной из своих приятельниц. – С обеда? И какая ты по счету? Ого! Девятая!

С противоположной стороны грозно поднялась, уперев руки в бока, дочка аптекаря:

– Какая ж ты девятая, когда я десятая, а ты позднее меня пришла? – она сдвинула широкие брови и ткнула пальцем в миленькую Летку.

– Я позднее пришла, а до того на этом месте Маруха сидела, мы с ней меняться договорились!

– Что ты мне лечишь! Не было тут Марухи!

– Была! А тебе, что, больше всех надо?

Остальные девушки стали подливать масла в огонь, припоминая была Маруха или не была, и высказывая свои соображения по поводу очереди. Намечалась серьезная потасовка.

– Кто последний? – послышалось сзади. На площадь “заранее” подходили новые девушки.

Рози тут же ткнула в сестрицу пальцем и выпалила:

– Вот она, девятнадцатая, кстати, продает свое место!

– А почем?

– Золотой!

– Пфф! – шикнула новенькая. – За золотой я сама постою.

– Конечно, постой. Ты глаза ее видела? Чистая саатка. У тебя после нее не будет шансов. Она дома веником подметает, снег летит во все стороны! Девать его уже некуда.

Иве сделала самые страшные глаза, какие только могла, чтобы предупреждающе взглянуть на Рози, чем впечатлила новоприбывшую.

– Ладно, – достала кошелечек та и стала считать сребрушки и медяки. – Все, что есть! – она высыпала Рози на ладонь монеты.

– Должна будешь! – сказала ей Рози. – Я тебя запомнила.

– Кто на отбор к Метелице крайний? – снова послышалось за спиной.

– Вот она, двадцатая! – широко улыбаясь и показывая на сестру, заявила Рози.

– Рози, надо сворачиваться, пока нас тут не побили! – сказала Иви. Она то и дело ловила на себе недобрые взгляды и слышала за спиной перешептывания.

– Хорошо, пошли домой! – на удивление быстро согласилась Рози.

Она шустро продала свою очередь, и они отправились домой.

Когда они отдалились от основной толпы, Иве дернула сестру за руку и серьезно спросила:

– Ну, и какой же твой новый план? Не поверю,что ты так просто ушла с площади.

– А никакого! Я сейчас забегу в бакалейку, мне там кое-чего матушка велела купить, а с вещами неудобно, ты уж тут постой. А завтра придем к назначенному времени. И пусть все будет, как будет! Положусь на волю богини.

– Ну, ну! – сказала Иве, не веря ни на грошик сестрице.

Следующим днем они вновь пошли площадь. Девиц там набралось за ночь и утро предостаточно.

– Ого! – воскликнула Иве.

Из бакалейной лавки вдруг вышел Дигги, несущий в руках табличку, гвозди и молоток. Оглянувшись по сторонам, он стал прибивать табличку к столбу.

“Что там? Что там?” – пробежал любопытный гул по собравшимся девушкам. Дигги пожал плечами и отошел в сторонку. Одна девушка, что стояла ближе всех, громко прочла вслух:

“Собщаем, што ачередной атбор помошницы г-жи Мителицы переносица на осемнадцатое число полетника в два часа пополудни у храма Селестины. Приносим звинения”.

Раздался гул разочарования и шквал ругательств.

Рози прищурилась и недовольно сказала:

– Вот ведь грамотей!

Девушки-претендентки стали в недовольстве расходиться.

– Это ты подговорила Дигги написать новое объявление, да? – прошептала Иве и пихнула сестру локтем в бок.

– Ой, ты чего творишь? Ну, не буду отрицать.

– Ему же попадет!

– Будет наука! Тем более, я ему два золотых из вчерашних отдала. Так что, он не в убытке.

– И поцелуй? – подняла Иве бровь.

– Угу, – кивнула Рози и скривилась.

Дигги выждал, когда толпа разойдется, вынес гвоздодер и убрал табличку. При этом он заговорщицки подмигнул Розетте.

На площади помимо сестер Эдегор осталась лишь одна девушка, которая была то ли глуховата, то ли глуповата и не поняла, почему все расходятся. Но теперь она стояла в очереди первой, Рози и Иве – вторые, и за ними собралось еще с десяток опоздавших.

Все они выстроились в ряд, за исключением Иветты, которая встала чуть поодаль, чтобы наблюдать за процессом, и принялись ждать.

Наконец, на площади показался невысокий упитанный мужчина с блестящей лысиной, которого все в Мюлле преотлично знали как бургомистра. Он достал пергамент и стал вписывать порядок и имена девиц, желающих принять участие в отборе.

Иве и не заметила, как рядом с ним словно из ниоткуда возникла дряхлая старуха в красном плаще. Почти все лицо ее скрывал глубокий капюшон. Но то, что открывалось взору – выглядело пугающе. Иве всмотрелась пристальнее, пытаясь запомнить все как следует.

Однако, провести у такого человека в услужении несколько месяцев – испытание не из простых. Одни только руки, со вздувшимися голубыми венами, длинными желтоватыми ногтями и стянутой кожей вызывали оторопь.

Даже не поздоровавшись и не произнеся каких-либо вступительных слов, Метелица тут же указала пальцем на девушку, стоявшую первой.

– Нет! – проскрипела она.

– СЛЕДУЮЩАЯ! – выкрикнул бургомистр.

Рози сделала шаг вперед. От Иве не укрылось, что сестрица задержала дыхание.

Метелица взяла Рози за подбородок и взглянула ей в глаза. Не отвергнув и не одобрив, старуха хмыкнула и произнесла:

– Посмотрим следующих. Что-то мало девиц нынче собралось.

– Следующая! – подозвал бургомистр, Рози в растерянности встала в сторонке.

Так старуха прошла всех девушек, говоря “нет” каждой из них.

Затем она остановила свой взгляд на стоявшей в стороне Иве и громко спросила у нее:

– Ama saata dekoohler do hobta gun?*

– Не хочу, – тихо ответила Иве.

Старуха поджала узкие губы, выражая недовольство ответом, но проворчала:

– Я никого не принуждаю. Ладно, давайте эту! – она показала на Рози и добавила бургомистру. – Первым днем осени лично привези ее к моему дому.

Тот поклонился.

После этого она развернулась, сделала два шага в сторону лавок и растворилась в воздухе, будто ее здесь и не было.

– Как зовут тебя, и на какой улице ты живешь? – спросил он Рози.

Та ответила, раскрасневшись от счастья:

– Розетта Эдегор, переулок Бронников.