Глава 2. Западня

Дорога превратилась в бесконечную вереницу барханов, череду нестерпимого зноя и обжигающего холода, долгожданные остановки у редких колодцев и постоянные прятки от керхов, которые сновали по Холустаю, словно стервятники в поисках падали.

Чем ближе они подходили к Самрии, тем серьезнее становился Сейфуллах. Но, несмотря на его молчаливость, Арлинг чувствовал, что отношение Аджухама к нему потеплело. Если бы не драганы, которые портили ему настроение одним своим присутствием, он был бы почти счастлив. Надежды Регарди на то, что каргалы откажутся от предложения Сейфуллаха сражаться за Балидет, не сбылись. Уже на вторые сутки их совместного пути Ель и Карум заверили Аджухама, что ждали этого шанса всю жизнь. Халруджи не верил ни одному их слову и еще долго уговаривал упрямого кучеяра оставить каргалов в пустыне, но его усилия были напрасны. Сейфуллах был непреклонен.

Один раз им встретился караван: цепочка людей в запыленных бурнусах и верблюдов, груженных финиками. Сначала их приняли за керхов, но Аджухам вовремя сделал жест, которым приветствовали друг друга караванщики. Торговцев было немного – человек десять, но столько же было и воинов-наемников, которые не опускали луков до тех пор, пока они не приблизились. Убедившись, что им встретились не переодетые керхи, кучеяры успокоились и даже угостили их кумысом с масляными лепешками.

– Муссаворат не видел врагов у своих стен уже очень давно, – ответил капитан каравана на вопрос Арлинга о том, знали ли они об угрозе. – Когда мы уходили из города, драганов из регулярной армии там было больше, чем соли. Наместник прислал почти всю отряды, но кроме того, что они объедают нас в не самый урожайный год, пользы от них никакой. Драганы сидят в крепости и пьют пиво, а керхи как грабили наши караваны, так и грабят. Многие вообще не верят в Маргаджана. Говорят, это Гильдия Балидета придумала удобный предлог, чтобы покинуть империю. Сговорились с Шибаном или с островитянами, вот и весь набег. Как бы там ни было, в ближайший месяц Муссаворату ничто не угрожает. Уже начался сезон самумов. В этом году он рано пожаловал. Все западные дороги закрыты, сквозь такие бури даже керхи не пройдут.

Арлинг слушал кучеяра и вспоминал бурю, внезапно накрывшую караван Сейфуллаха за день до их возвращения в Балидет. Рассказ Даррена о его переходе через Гургаран, армия из драганов, керхов и странных нарзидов, сражающихся на одной стороне, странная смерть Шолоха и септория – Арлингу казалось, что он упустил то, о чем непременно пожалеет в будущем. Тайна, окружавшая Маргаджана, вдруг стала очень важной. Возможно, ему не стоило убегать из дворца, не узнав больше о бывшем друге.

Караванщики из Муссавората предложили доехать вместе до Фардоса, но Сейфуллах отказался. У четырех людей было больше шансов незаметно пройти земли керхов, чем у каравана. Других людей они не встречали до самого выхода из Холустая.

Сухое русло узбоя кончилось, уступив место каменной кладке, оставшейся от старой дороги. Несмотря на разрушающее влияние времени, на ней могли свободно разойтись два встречных каравана, и можно было только гадать, какой ширины она была раньше.

Складки песчаных барханов сменились равниной, покрытой твердой глиной. Кучеяры называли такие места такыром. Земля под ногами была высушена до звона и испещрена многочисленными трещинами, которые убегали к горизонту, напоминая старческие морщины. Они старательно прятали в себе прошлое, но не могли скрыть его полностью. Остатки древних миров попадались все чаще: стены из блестящего базальта с высеченными на них непонятными надписями, керамические осколки, камни, на которых еще сохранись яркие украшения, и кости. Последних стало еще больше.

Кучеяры считали, что прикасаясь к следам древних, можно навлечь на себя гнев богов, которые когда-то погубили людей, живших ранее в Сикелии. Поэтому Сейфуллах каждый раз ускорял шаг верблюда, когда они проходили мимо очередного реликта, вызывая недовольство каргалов и Арлинга. Драганы мечтали найти клад, а халруджи хотелось прикоснуться к монументам, чтобы почувствовать величие древних. Но спорить с Аджухамом, который негласно принял лидерство в их небольшом отряде, никто не решался.

Правда, когда дорога свернула в руины большого города, каргалы не смогли преодолеть искушение и настояли на привале. Сейфуллах долго ругался, но, в конце концов, сдался, хотя и не сошел с дороги. Несмотря на то что Регарди очень хотелось присоединиться к драганам, он остался с господином. Не следовало вызывать его гнев всего через несколько дней после второй клятвы.

И все же развалины манили. Исполинские колонны и вросшие в землю монолиты говорили о драме, разыгравшейся много тысячелетий назад. Рядом с ними он чувствовал прилив сил, которые постепенно возвращались к нему после боя с септорами. Пока Сейфуллах жевал лепешку, а драганы рыскали по руинам, Арлинг решил заняться тем, чего уже давно не хватало его телу. Ему нужно было размяться.

Солнце катилось к горизонту, руины отбрасывали длинные косые тени, слабый ветер освежал, обещая ночную прохладу и передышку от дневного зноя. «Твой дух должен быть беспристрастным», – говорил иман. Регарди снял сапоги и встал лицом к руинам, чувствуя, как тепло земли поднималось от босых ступней по всему телу. Близость гигантских каменных исполинов внушала спокойствие. «Даже когда твой дух пребывает в покое, не позволяй телу расслабляться», – наставлял учитель. Халруджи сплел пальцы и вывернул руки наружу, разминая кисти. Сейфуллах вздохнул и потянулся за второй лепешкой. Один из каргалов сорвался с камня. Наступающие сумерки огласили его брань и хохот второго драгана.

Регарди присел, отвел руки назад и, оттолкнувшись ногами, прыгнул вперед, перевернувшись несколько раз в воздухе. Приземление было неуверенным. Его шатнуло, но он быстро собрался и повторил сальто, на этот раз в бок. Воин всегда исполнен решимостью победить. Чтобы бы не случилось, он никогда не меняет свои намерения. Разбежавшись, халруджи выполнил серию прыжков, отталкиваясь от земли руками и чувствуя, как при каждом прикосновении к теплой глине тело наполнялось силой и уверенностью. Кувырок назад и резкий удар в живот противника. Поражена печень, невидимый враг теряет сознание. Арлинг крутнулся на месте и, согнув пальцы, атаковал еще одного недруга, на этот раз в грудь. Травма сердца и смерть. Толкающий удар ногой, и противник летит далеко вперед, врезаясь в каменную стену.

Выхватив саблю, Регарди обернулся к следующему врагу. Клинок с тихим шелестом пронесся у горла Маргаджана, который неожиданно возник из струящейся на дороге пыли. Драган умело ушел от атаки и, замахнувшись, нанес удар сверху. Арлинг ясно представил, как его рассекают от плеча до бедра, но тело среагировало быстрее. Сабля встретила лезвие меча с яростным звоном, и Маргаджан засмеялся. Регарди улыбнулся в ответ. Сегодня победит он. Халруджи сделал обманное движение клинком и бросился в молниеносную атаку.

Край древней стены встретил его крепким ударом в голову. Арлинг не устоял на ногах, с размаху приземлившись на каменистый проселок. Пыль, еще минуту назад бывшая Маргаджаном, взметнулась верх крошечным вихрем и осела ему на плечи.

– Вот идиот! – недовольный голос Сейфуллаха разорвал вечернюю тишину гулким эхом.

Регарди тщетно пытался придумать достойный ответ, как вдруг понял, что Аджухам ругал не его. Среди обломков руин показался Карум, который с гордостью размахивал каким-то предметом. За ним шел Ель, и, судя по шагам, нес что-то тяжелое. Арлинг быстро поднялся и, подобрав саблю, вернул ее в ножны. Похоже, его позорное падение никто не заметил.

– Смотрите, что мы нашли! – восторгу Еля не было предела. – Этой дорогой ходят десятки караванов, а золото попалось нам. У Карума браслет из монет, а у меня голова богини. Она из чистого золота. Тяжелая, сволочь. Если вы не будете стоять здесь, как истуканы, тоже что-нибудь найдете. Мы с Карумом хотим осмотреть дальнюю стену. Руку даю на отсечение, что под ней завален сундук. Целый ящик с монетами!

Арлинг стоял поодаль, но ему показалось, что Сейфуллах побледнел. Во всяком случае, голос у него был встревоженный.

– Быстро все бросайте! – крикнул он им. – Или пожалеете, что в зыбучих песках не остались. Это золото Холустая, его нельзя трогать. Гляди, даже знак выбит: «Берегись!».

Сейфуллах показал пальцем на Арлинга, и Регарди не сразу догадался, что он указывал на тот обломок стены, в который он врезался, сражаясь с мнимым Маргаджаном.

– Видите эту решетку? Ее нанесли караванщики много лет назад, специально для таких дураков, как вы. Это проклятое место. Рамсдут. Смотреть, отдыхать здесь можно, но что-нибудь трогать – упаси бог!

– Да ты что, Сейфуллах? – возмутился Карум. – Это ведь целое состояние! Сам жаловался, что тебя керхи ограбили. Так вот тебе шанс. Если хорошо поискать, можно всю статую найти. А она из золота! Знаешь, сколько мы за нее получим?

– Ничего мы за нее не получим, – вскипел Аджухам. – Сам сдохнешь, и нас за собой потянешь. Да что вы, драганы, вообще знаете? Слушайте, неучи. Старики рассказывают, что когда-то в Рамсдуте правили жестокие цари, которые грабили караваны и убивали путников. В конце концов, это навлекло гнев Нехебкая. Семь дней и семь ночей дули черные ветры, которые превратили город в руины, а его жителей в песок, который был развеян по всему Холустаю. Только богатства и остались. Но уносить их нельзя. Если кто-то подбирает сокровища, то сразу поднимается черный вихрь, и человек погибает в песках. Это правда. В Балидете все знают историю купца Ахира. В его караване было сто человек, и все они исчезли здесь, в этом городе. Он хотел добыть проклятое золото, чтобы завоевать сердце возлюбленной, а нашел смерть. И таких случаев много. Слишком много, чтобы это было простым совпадением. Хочешь всех нас погубить?

– Да ну тебя, – засмеялся Карум. – Я в кучеярские сказки не верю. Если бы ты жил в Согдарии и с таким трепетом относился ко всем нашим легендам и суевериям, то долго бы не протянул. Как думаешь, Ель, сможет животинка утащить всю статую, если мы найдем другие ее куски? Говорят, верблюды выносливые.

– Ты слышал моего господина, каргал, – клинок Регарди оказался у горла Карума, быстрее, чем сам Арлинг успел об этом подумать. – Сейфуллах не желает, чтобы ты брал что-нибудь из этого места. Бросай. К тебе это тоже относится.

Ель потянулся свободной рукой к ножнам, но он стоял слишком близко и слишком удобно. Халруджи не отказал себе в удовольствии и ударом ноги по запястью вернул его меч обратно. Каргал зашипел от боли и едва не уронил золотую голову.

– Эй! – поспешил вмешаться Аджухам. – Спокойно! Я не хочу ничьей крови. Вам придется поверить мне на слово. Подумайте, вокруг столько керхов, но руины они не трогают. Это обман, фальшивка.

– Я могу отличить фальшивое золото от настоящего, и это настоящее, – осклабился Карум. – Пусть твой слуга уберет клинок, иначе мне придется забыть, что он меня спас, и хорошенько намять ему бока.

– А ты попробуй, – нехорошо улыбнулся Регарди, вдавив кончик сабли в шею драгана. – Или слепого боишься обидеть?

– Оставь его, халруджи, – Сейфуллах мог с таким же успехом обращаться к камню. Арлинг был уверен, что если он уберет клинок, каргал немедленно извлечет свой.

– Да вы сумасшедшие! – возмутился Ель, потирая ушибленную руку.

– А ты как думал, – усмехнулся Арлинг. – Сам бросишь или тебе помочь?

Рука Карума дернулась к ножу за поясом. Клинок Регарди дрогнул одновременно, и в воздухе запахло кровью. Всего несколько капель, но ветер подхватил густой аромат жизни, мгновенно разнеся его по долине. Каргал вскрикнул, однако браслет выпустил. Монеты с жалобным звоном стукнулись о придорожный камень и, скатившись с него, успокоились на глиняной поверхности, наполовину провалившись в трещину.

– Хватит, – не вытерпел Аджухам. – Или вы остаетесь здесь со своим проклятым золотом, или едете дальше с нами – без него! Но я вас предупредил. Пусти этого идиота, халруджи.

Арлинг задержал саблю у горла Карума еще на секунду и, крутанув ее в воздухе, вернул в ножны. Его надежды на то, что драганы выберут золото, не сбылись. Едва они с Аджухамом достигли последнего обломка Рамсдута, как их нагнали каргалы – злые, но смирившиеся с потерей. Сейфуллах не поверил им на слово, и Арлингу пришлось обыскать их. Однако драганы не солгали. Золото осталось в руинах. Когда Карум извинился перед Сейфуллахом, настроение у халруджи испортилось окончательно.

– Мы с тобой еще поговорим, слепой, – шепнул ему Ель, проезжая мимо. Халруджи промолчал. Его умение наживать врагов уже не удивляло. Оставшийся путь ему придется следить не только за керхами, но и за каргалами. Хотя он будет даже рад открытой стычке – появится причина убить их обоих.

«Во всем виноват Аджухам и его суеверия», – решил Арлинг, следуя за сосредоточенным Сейфуллахом. Дорога пошла в молчании. Каждый думал о своем. Регарди не верил в суеверия и в то, что сокровища могли навлечь неприятности, но, как халруджи, он должен был поддержать господина.

Страхи кучеяров перед развалинами были вполне объяснимы. Пустыня всегда навевала тревогу, доводя нервы путников до предела. Бесконечные страхи голода, жажды и стихии всегда жили среди барханов. Человек, идущий по песку, мог потерять контроль над разумом и чувствами в любую минуту. Отсюда и рождались легенды и суеверия. Разгоряченному солнцем путнику было нетрудно поверить в то, что из-под земли вот-вот вырвутся разъяренные пайрики, а за случайно подобранное в руинах сокровище последует неминуемое наказание.

Прошло еще два долгих унылых дня, наполненных сухой глиной под ногами и жарким небом над головой. Равнина кончилась внезапно, слово оборванный лист бумаги. Стала появляться скудная растительность: кустарники, пробковые дубы и вездесущие заросли чингиля. И хотя воздух был сух, а солнце палило с прежней силой, на небе появились облака, которые иногда набегали на светило, покрывая обожженную землю тенями.

Арлинг почувствовал гору Мертвеца еще издали. Она возвышалась величественной громадой и служила рубежом, отделяющим пески Холустая от степей Фардоса. Мертвец дышал долгожданной прохладой и безопасностью. За ним кончались владения керхов и начинались земли, которые охраняли патрули регулярной армии. Путники верили, что гора задерживала все тучи, идущие из Фардоса, поэтому в Холустае было так сухо.

Кучеяры любили говорить, что Мертвец разделял мир по времени на зиму и лето. С одной стороны, гора была черная, там жили дожди, с другой – розовая, там правило солнце. Когда караван Сейфуллаха проходил гору год назад, Арлинг улучил момент и исследовал ее поверхность с обеих сторон. Гранит действительно был разного цвета. Ближе к Фардосу темнее, а к Холустаю светлее, но розового он там не почувствовал. Впрочем, Аджухам с ним не соглашался, утверждая, что цвет у Мертвеца такой, как и говорится в легендах, а слепому халруджи, мол, простительно ошибаться.