Глава 7

Большего ужаса Абель в жизни не испытывала. Похоже, у эмпата случился приступ – может, сердце, может, еще какой орган поломался. Про физиологию и анатомию пришельцев она не знала ничего.

Привычка взяла свое, и через пару секунд Абель уже сидела рядом с телом Морта, щупая пульс и вслушиваясь в сердце. И пульс, и сердце бились как положено, по всем признакам эмпат упал в обморок. Возможно, он чем-то болел, и болезнь настигла его в неподходящий момент. Абель не считала себя слабачкой, однако перетащить Морта на кровать оказалось не легкой задачей. Голова соображала с трудом, но было ясно одно – нужно убираться отсюда до того, как в каюту нагрянут другие эмпаты, а особенно тот вампир, который, судя по всему, так и остался без перекуса.

Бель знала много способов, как привести человека в чувства, и догадывалась, что, по меньшей мере, один из них должен был сработать на эмпате, но поборов слабый укол совести, решила оставить «главного» без чувств. С нее, Бель, приключений достаточно. Либо эмпат придет в себя сам, либо его разбудят утром, либо он умрет. Последний вариант грозил неприятностями, но Абель была оптимисткой столько лет, что решила не изменять привычкам.

Подумав, она убрала с пола испачканный коврик и засунула его в мусорный измельчитель, найденный в ванной. Почему-то не захотелось компрометировать Мортана перед командой. Задержавшись рядом с аквариумом с пауками, Абель позволила себе еще одну выходку. Рядом с емкостью осталась банка, в которой Тарус принес насекомых. Бель не была бы собой, если бы оставила тварей на ужин эмпату. Выудив пауков щипцами, она сложила их обратно в банку, спрятав ее в обширный карман куртки. Одежда, к счастью, лежала там, где она ее и оставила – рядом с роскошной ванной.

Оставалось самое сложное – выйти из каюты. Что там говорил Тарус? Прямо по коридору и свобода? Спохватившись в последний момент, Абель взъерошила волосы, растрепала одежду и дала себе пару пощечин, решив, что примерно так должен выглядеть человек после донорства.

Главное не переиграть, велела она себе, открывая дверь и осторожно выбираясь в коридор. Двигаясь медленно, словно у нее болело все тело, Бель проковыляла по безликому полутемному тоннелю, пока не уткнулась в неподвижно стоящего охранника. Шлем, закрывающий лицо, не позволял угадать, что у того на уме, а неподвижная поза и вовсе заставила сомневаться, что она встретил кого-то живого.

– Я… оттуда, – промямлила Бель, махнув в сторону каюты. – Меня отпустили.

Больше всего она боялась, что ее обвинят в покушении на жизнь «главного». У нее не было уверенности, что оставленный без присмотра эмпат выживет. Если статуя-страж начнет ее расспрашивать, она не выдержит и признается, к каким последствиям бы это не привело. Но все прошло по лучшему сценарию.

Охранник также молча приложил ладонь к панели, которая отодвинулась в сторону, явив взору Бель ночной сумрак Козодоя. Недоверчиво покосившись в темноту, Абель вопросительно взглянула на военного, еще не веря, что все может кончиться так быстро.

Ей помогли. Не прилагая особых усилий, охранник схватил ее за ворот куртки и толкнул во мрак. Так вот каков был приказ Таруса: как только эмпат наиграется и выставит «местную» за дверь, ее следовало вышвырнуть с корабля в прямом смысле слова.

Абель пролетела метра два и, к своей удачи, упала в заросли папоротника, смягчившие удар. Наверху уже задраили люк, бок корабля возвышался неприступной сверкающей металлом крепостью.

Правая лодыжка отдавала болью, но Абель лишь махнула рукой и заковыляла к сосновой роще, за которой скрывалась дорога домой. Навалилась зверская усталость, хотелось рухнуть в жухлую траву и забыться сном, но корпус глайдера хищно поблескивал позади, убеждая не останавливаться. Вместе с усталостью, нахлынуло осознание. По всем правилам, оно должно было прийти завтра после хоть короткого, но сна, однако мысли навалились комом, грозящим раздавить то, что не могли сломать годы издевательств, творимых Ратом.

Щеки полыхали от стыда, и Абель приложила к ним замерзшие руки, чтобы немного остудить голову. Себя она ненавидела – за ванну, за безвольное поведение, за то, что оставила пришельца без помощи. Испытывала ли она ненависть к эмпату? Нет, ее не было. Лишь легкая горечь во рту, да досада на сердце напоминали об уроке, который она запомнит.

Запах гари остановил ее на полпути к дому. Было около четырех утра, все спали. В темном кухонном окне отражалось зарождающееся пламя. Абель резко обернулась и в недоумении уставилась на ствол дерева, основание которого лизали языки огня. Это было не просто дерево – там находился ее тайник!

Сорвавшись с места, она ринулась в курятник, который находился рядом, и где всегда стояла бочка с водой. Зачерпнув ведро, она обрушила водопад на пламя, которое, к счастью, было небольшим и быстро сдалось. Однако оно успело проделать еще одну дыру в дупле, и теперь оттуда на Бель глядели возмущенные глаза. Абель моргнула, глаза тоже. Дым понемногу развеялся, открыв ее взору удивительную картину.

На обгорелых коробках и истлевших тряпочках – все, что осталось от ценных вещей, которые Бель собирала годами – сидел жирный птенец в золотом оперении. Он был таким ярким, что ей пришлось зажмуриться. Поморгав, Бель побежала за вторым ведром, потому что пламя вспыхнуло снова, и на этот раз охватило бедную птицу. Но очередной водопад не понравился ни птенцу, ни пламени, которое вместо того, чтобы потухнуть, вспыхнуло с большей силой, будто Абель вылила из ведра не воду, а горючее.

Схватившись за опаленные щеки, она отпрянула, в изумлении разглядывая удивительную птицу, которая и не думала умирать. Наоборот, птенец нежился в пламени, будто в мамкином гнезде. Более того, источником огня был он сам. Абель разглядела горящие перышки, крылья и грудку, покрытые языками пламени.

Видимо, впечатлений на эту ночь было достаточно. Она даже удивляться не могла – до того устала. А вот дерево и остатки сокровищ надо было спасать. Откуда взялся птенец стало ясно, когда Абель с помощью кочерги, принесенной из сарая, выкатила его на землю. Будущая птичка и не думала сопротивляться – безмолвно разевала рот и хорошо, что не кричала. И дыма было достаточно, чтобы привлечь внимание случайно проснувшегося обитателя дома. Вокруг птенца в дупле осталась горка золотой скорлупы – от того яйца, которое Бель нашла в лесу в яме от метеорита. Только похоже не метеорит упал на Козодой, а этот самый птенец в яйце.

От Лесты Абель знала, что кое-где в космосе есть невиданные твари, которые вопреки открытым человечеством законам, живут и здравствуют в безвоздушном пространстве. Про таких тварей не писали в учебниках и не рассказывали в новостях, но они жили рядом с людьми, как те самые эмпаты, с которыми ей довелось так неудачно познакомиться. Вероятно, этот птенец был из таких вот «космических». Обронили ли его случайно, или он попал на Козодой в результате другой трагедии – желания выяснять это у Абель не было. Нужно было унести птенца дальше от человеческих жилищ, пока он тут все не поджог.

Посадив горящего твареныша на лопату, Бель пометалась с ним по двору, пока в ее воспаленный мозг не пришла идея. Старый поселковый колодец не использовался уже много лет, воды в нем не было, и к нему не ходили, даже тропа поросла полынью.

– Посидишь здесь, пока не придумаю, куда тебя деть, – сказала она, опуская не сопротивляющегося птенца в ведре на дно.

Колодец был достаточно глубок, но, когда емкость коснулась камней внизу, птенец все еще горел. Яркий огонек, казалось, подмигивал ему.

– Чтоб тебя! – выругалась Абель, гадая, что ей делать с дымом, но потом остановилась, перестав бегать вокруг колодца, и принюхалась. Дымом не пахло. Ночь была лунной, и было хорошо видно, что из темного проема колодца дым не вьется.

Абель снова махнула рукой. Космическое яйцо, птенец с горящими перьями… если продолжать эту мистику, то почему бы ему и не гореть без дыма?

Закрыв колодец сверху доской, Бель поплелась к дому, с трудом передвигая ноги. Наверняка, птенец хотел есть, но она подумает об этом завтра. Уже на крыльце она вспомнила о банке с водяными пауками Таруса. Пришлось снова возвращаться, на этот раз к реке. Бурливые воды приняли пришельцев с радостью. Возможно, она убила их, лишь продлив мучения, но и об этом Бель решила думать завтра.

Не чувствуя ног, она, наконец, вошла в дом, стараясь двигаться как можно тише. Его комната была наверху, и скрипучая лестница была тем еще вызовом, но красться по дряхлым ступенькам не пришлось.

– Бель, ты вернулась? – Элоиза в халате стояла в проеме кухне, сжимая кружку с кофе в ладонях. На миг Абель показалось, что кофе приготовили для нее, но она слишком хорошо знала приемную мать.

– Почему не спишь? – ответил она вопросом, не зная, что еще сказать женщине, которая за все двадцать лет ее жизни в этом доме так и осталась чужой.

– Рат рассказал, я все знаю, – глухо сказала та. – И отец тоже.

– Мне… – тяжелая голова соображала плохо, но главное она все-таки вспомнила. – Мне жаль, что так вышло с Фарком. Когда я пришла, он уже умер, я бы все равно не успела.

– Не оправдывайся, – резко прервала ее Элоиза, – и не притворяйся. Ты никогда его не любила.

– Как Клара? – Абель сглотнула, проглотив и ее слова.

– Спит. Ей обработали ногу какой-то дрянью, ничем не смывается.

– И не надо. Это я попросила, чтобы эмпатовский доктор ее осмотрел. Думаю, с ней все будет хорошо.

Элоиза не двигалась с места, смотря на нее в упор. Полумрак не позволял рассмотреть выражение ее глаз, но Абель показалось, что на нее глядят с отвращением.

– Я пойду спать, устала, – бросила она, решив, что у нее нет сил на выяснение отношений с приемной матерью.

– Да, конечно. Только, пожалуйста, не в моем доме. Сегодня поспишь в сарае, я уже отнесла туда матрац и одеяло. А завтра утром отец отвезет тебя на завод. Мы все решили. Он поговорит с начальством, тебя возьмут заочно, а когда будут готовы документы, устроят официально.

Абель молчала, и Элоиза, не дождавшись ее реакции, не выдержала сама.

– Как ты могла согласиться на такое? Это же позор! Ладно наши, они будут молчать, но мальчишки из соседней деревни разнесут на весь мир о том, что приемная дочь Клаусов легла под эмпата!

– Ладно, я поняла, – Абель кивнула и вышла из дома в темноту ночи, которая стала уже привычной. На самом деле, она ничего не поняла. И, наверное, никогда не поймет, зачем оставалась с этой семьей так долго. Возможно, в приюте было бы лучше. В одном Элоиза была права. Ей пора уезжать отсюда. Что ж, завод был самым скверным вариантом из всех способов начать самостоятельную жизнь, но у нее редко когда выходило гладко. Все начинания – с ям и колдобин.