Вообще задумываться о своём житье-бытье Игорь начал только в последние годы. Первое время все силы уходили на вживание. Необходимо было продержаться до обещанного возвращения. Потом он привык. В его жизни мало что происходило. Он практически не покидал дворца. С утра ждали служебные обязанности, развод караулов, отчёты, проверки. Голубиная почта тоже была в его ведении. Все силы уходили на наведение хоть какого-то порядка в дворцовом хозяйстве.

Прежний герцог придерживался либеральных взглядов. Все службы дворца жили и работали в пределах традиций. И как-то ведь справлялись. Игорю трудно было представить, что бы тут началось, отмени он ежедневные разводы и отчёты, да людишки бы к обеду разбежались. На поварне устроили бы пьянку. На конюшне – вертеп. Голубятня ещё! Хотя там Игорь давно уже пристроил своего старого товарища по скитаниям. Сун что в рабах, что в птичниках оставался точным и прилежным до занудства.

Или при герцоге аллари всё во дворце вертелось, подчиняясь примитивному зову совести? Нет, не могло огромное, сложное дворцовое хозяйство, все как один, следовать чистым душевным порывам. Людьми всегда правил страх, а управляла корысть.

Или сейчас правит страх, а прежде что-то другое? Игорь вспомнил, как они выходили с Шаком из лесов, как давали первые представления в затерянных городках, в тёмных деревнях. Как им было весело, страшно, голодно и тревожно. Как однажды попали в деревню изуверов и все бы погибли, не явись им спасением неуклюжий толстый застенчивый Ири. Шак тогда до утра погонял, отрываясь от страшного места, а после чуть не прибил Игоря за то, что тот назвал его Апостолом, но выспросил, понял и даже принял новое имя.

И тот же Шак с холодной расчётливостью послал своих товарищей на смерть!? Но герцог же привёл свидетелей. Они подтвердили: конь загодя подготовился к встрече с братом, оставил Игоря и двух бывших рабов отвлечь егерей на себя, а когда запахло жареным, ушёл в свободный прыжок, забыв о товарищах, вернее, предоставив выкручиваться самим.

Спасибо герцогу, не отдал палачу, даже оставил при себе, позволив отслужить…

Сун чистил лотки для корма. Он состарился. Плосковатое, смуглое лицо напоминало кусок мятого пергамента. Светлые раскосые глаза слезились.

– Здравствуй.

– Здравствуйте, господин начальник, – поклонился бывший раб.

– Да брось ты.

– Господин начальник хочет получить отчёт?

– Нет, я просто так зашёл. Как живёшь?

– У меня всё хорошо.

– От Ири есть вести?

– Да. Он прислал привет на словах и пирог. Пирог дожидается Вас, я его сейчас принесу.

Сун вышел, протопал вниз по лестнице, потом вверх, плечом открыл дверь, и предстал перед Игорем с небольшим плоским пакетом, который торжественно держал обеими руками.

– Когда пришла посылка?

– Три дня назад. Я просил, чтобы Вас известили.

– Я ничего не знал.

– Ему не передали. Забыли, должно быть.

– А кого ты просил?

– Вашего второго заместителя.

Тогда, понятно. Мерик абсолютно на всё испрашивал позволения у герцога. И не лень ему было за каждой чепухой бегать в парадный зал и ползти, елозя на брюхе, к трону. Мерзковато, но герцог его не гнал, значит, так положено. Не исключено, Арий даже гневается на самого Игоря за отсутствие должного подобострастия.

Игорь развернул несколько слоёв плотной бумаги, откинул в стороны листья мананы, в которую заворачивали продукты для длительного хранения, и увидел небольшой, в две ладони, но пышный, румяный пирожок.

Ири, перебивающийся в первое время при дворе, уже лет пятнадцать как обосновался в отдалённом княжестве, обжился, приспособился к новому хозяину, дослужившись до шеф-повара. О себе он много не распространялся: жив, здоров, чего и вам желаю. Как дела, как здоровье Его Превосходительства Начальника Внутренней Стражи? Всем привет. Сун отвечал примерно так же. То был не обмен новостями, а, фактически извещение о том, что они пока живы.

Интересны ли они Игорю? Разумеется. Только эти двое сохранили память о недолгих годах свободы на земле аллари.

Игорь не впервые мысленно так именовал герцогство, и каждый раз вздрагивал. Давно и прочно укоренилось: аллари – угроза людям, самому существованию людей. Угроза ему, Суну, далёкому, почти забытому Ири…

– Растолстел, поди, как кадушка, товарищ-то?

– Нет, господин начальник. Ири стал очень тонкий, он мало ест. Зачем много есть, когда еда всегда рядом?

– Ты так много слов сказал, что я запутался, – с натугой пошутил Игорь. – У тебя самого-то как дела?

– Хорошо.

– Заладил! Что хорошо-то?

– Чем больше я Вам расскажу, господин начальник внутренней стражи, тем больше мне потом придётся повторять.

– Кому?

– На еженедельном допросе герцогу.

У Игоря загорчило во рту. Разумеется, он просто выпустил из виду. Раз в неделю герцог собирал старших слуг и спрашивал о делах, о доме, о детях. Игорь был далёк от мысли, что тем и кончалось. Герцог задавал и другие вопросы. Но не выпытывал же он у прислуги каждое слово!

– А ты не говори, – легкомысленно предложил он старому товарищу.

– Это невозможно, господин начальник внутренней стражи.

– Почему?

– Он смотрит и спрашивает. Ему нельзя не ответить. Солгать тоже нельзя, невозможно.

– Ну и зачем выбалтывать-то всё подряд??

Сун не ответил, но так красноречиво посмотрел на Игоря, что тот спохватился: действительно, чего пристал к человеку.

Они разрезали пирожок и начали есть. Сун аккуратно отламывал ломтики и клал в рот. Игорь кусал. На камзол сыпались крошки. Пирожок был потрясающе вкусным. Герцогская кухня оставляла в смысле изыска желать лучшего. Синьор не переносил соли и специй, отсюда вся пища была пресной до отвращения. Каждый подсаливал для себя, но это было уже не то.

Игорь давно перестал задумываться над странностями, происходившими в замке. Он привык. Даже к собственной изоляции привык. Друзей у него так и не завелось. За истекшие годы несколько раз завязывались какие-то тёплые отношения, но люди, с которыми он сходился, очень быстро исчезали из дворца. Их отправляли на новые места службы или жительства. Досадно, но так сложилось. Из всех, кого он давно знал, остался только Сун. Но, поселившись при голубях, тот стал страшно неразговорчив. Игорь относил это за счёт полученной травмы. Суну в том памятном бою под стенами Сарагона пробили голову. Он вообще долго не мог говорить. Потом научился, но прежних вольных бесед между ними уже не случалось.

– Я обязан доложить господину начальнику внутренней стражи, – заговорил Сун, доев и утерев рот салфеткой. – Голубь, который сегодня вернулся из Невьи, заболел.

– И что? – вяло отозвался Игорь.

– У нас всего одна такая птица. Если она умрёт, некого будет послать. Герцог может разгневаться.

– Так обучи другого летуна.

– Это невозможно сделать быстро. Я пробовал. За последний год птиц, которые могли бы летать в приграничье, не встретилось ни одной. Герцог может разгневаться, – с лёгким нажимом повторил Сун.

– Хорошо, я завтра доложу Его Светлости о твоих трудностях. Н-да, если птичка сдохнет, действительно могут последовать санкции. Пробовал лечить?

– Пробовал. Её ранили.

– Кто?

– Я не знаю. Наверное, хищник.

– Ладно, лечи. А я завтра доложу.

Сун склонился в прощальном поклоне. Игорь спустился по дребезжащей витой лесенке и вновь оказался в облицованных полированным камнем коридорах и переходах.

«Он», упомянутый в голубиной почте, которую сегодня читали у герцога, обретался, получается, в Невье. Ещё – известный конь…

Западным приграничьем заправлял князь Пелинор. Как ни оторван был Игорь от жизни за стенами замка, но и он знал, что опальный медведь находится не в лучших отношениях с властями. И это ещё мягко сказано. Последнему забулдыге известно: коснись нога князя земли герцогского домена, его тут же схватят и казнят. Медведь так насолил короне, что с ним даже формальных разборок не случится. А чем насолил, никто толком не ведает. Ну, провинился его младший брат перед Клиром, так то брат. Однако и Влад Пелинор оказался вне закона.

«Оно мне надо, – подумал Игорь,– путаться в хитросплетениях заговоров, ломать голову над чужими кровавыми загадками? Есть служба, есть своё место во дворце. И так ли уж страшно, что не отправят назад? Разумеется, иногда подступает комок к горлу и, хоть сдохни, хочется домой».

По коридору к нему бежал личный посыльный герцога.

– Господин начальник внутренней стражи!

– Слушаю.

– Его Светлость срочно требует Вас к себе.

– Что случилось?

– Его Светлость срочно требует Вас к себе.

Спрашивать бесполезно. Его подчинённые, как и вся остальная обслуга, изъяснялись очень лаконично. Раньше это в глаза не бросалось. Игорь сам в последние годы привык обходиться минимумом слов. Но его-то на еженедельные допросы не таскали. Его-то под гипнозом не пытали! Значит, среда сыграла с ним затяжную шутку, под которую он, сам того не замечая, мимикрировал, превратившись в вышколенного, тупого и верного исполнителя воли герцога – в царедворца без страха и упрёка.

Стоило поторопиться. Игорь спустился в подвал и пошел напрямик через катакомбы. Он сюда редко забредал главным образом из-за наличия в подвале привидений. Начальник внутренней охраны прекрасно знал, что они совершенно безвредны, однако сторонился, да и побаивался в глубине души иррациональным страхом ребёнка, попавшего в страну колдунов.

Впереди мелькнул клок плотного белого тумана и, мазнув стену, зацепился за угол. Игорь замер. Чего, казалось бы: топай по своим делам. Туман не укусит, похолодит голую ладонь, если подставишь, а за три шага вообще ничего. Но нахлынуло вдруг нечто…

Тут разгуливают прежние хозяева? Но герцог как-то просветил, что аллари не принимают посмертных обличий, это исключительно человеческая прерогатива.

Клок тумана всосался в узенький чёрный коридорчик. Даже пламя свечи не шелохнулось. Игорь перевёл дух и пошёл дальше. Оставался ещё один переход шагов в десять и… всё.

За спиной протяжно вздохнуло.

О своей прежней жизни начальник дворцовой стражи в последнее время вспоминал редко. По правде сказать, та жизнь стала забываться, плотно подёрнувшись новыми впечатлениями, будто на тусклую затертую гравюру наложили яркую переводную картинку. Изредка разве выскакивало слово или понятие, о котором он иногда уже не мог с точностью сказать, что оно обозначает.

– Почему так долго!? – крикнул герцог.

– Я проверял посты и службы, Ваша Светлость.

– Какие?

– Караул и голубятню.

– Голубятню? – глаза Ария сощурились и стали похожи на два тонких холодных лезвия.

– Она входит в моё подчинение, – пояснил Игорь.

– Почему именно сегодня?

– Прочёл утреннюю почту и вспомнил, что давно туда не заходил.

А глазки-то у Ария… того. Игорь почувствовал лёгонькое покалывание на шее, как в жару перед грозой. Ворохнулось чувство беспокойства и… беспомощности.

От приведения шарахнулся, теперь очко перед герцогом сыграло. С чего? Игорь давно и прочно уверился, что Арий друг. В смысле – не враг. Во время утренних докладов герцог обычно сидел, расслабившись, и только изредка что-нибудь уточнял. Сегодняшний разговор больше походил на допрос.

Какого чёрта! Начальник внутренней стражи прямо глянул в глаза герцога, и тонкие холодные лезвия будто обломились. Померещился даже лёгкий надтреснутый звон.

Герцог уставился в стол. Голос стал почти что прежним, только холодным, вот-вот ледышки изо рта посыплются:

– Что на голубятне?

– Одна птица вернулась раненой.

– Уничтожили?

– Нет. Смотритель голубятни пытается её лечить.

– Он так любит этого голубя?

– Смотритель говорит, что птица, которая знает дорогу в приграничье, всего одна. Она ранена. Обучение новых займёт очень много времени.

– Что, Горностай не может лететь!? Почему ты мне не доложил тотчас! – герцог выскочил из-за стола, взмахнул широкими рукавами и даже продемонстрировал свои детские кулачки. Бумаги на столе сами собой поехали в разные стороны, дробно покатилась печать, Игорь отшатнулся.

– Ваш посыльный застал меня как раз, когда я покидал голубятню.

– Когда птица сможет лететь?

– Вряд ли она быстро встанет на крыло, – осторожно проговорил Игорь.

– Кто её ранил?

– Неизвестно. Смотритель считает, что на неё напал ворон или сокол.

– Почему в самом центре герцогства остается возможность для случайности?! Я вас спрашиваю?! Государство должно работать, как часы. Ты понял?

– Ваша Светлость прикажет переловить всех хищников в стране?

– Ты позволяешь себе ехидничать?!

Герцог снизу вверх скосился на начальника внутренней стражи. Голос стал вкрадчивым. По коже Игоря опять поползли колючие искры.

– Я не знаю, что делать, Ваша Светлость, но выполню любой Ваш приказ.

Игорь вытянулся в струнку и щёлкнул каблуками, осталось изображать тупое повиновение.

И стало скучно, будто в спектакле, который вызывал настоящее сопереживание, случилась фальшивая сцена. Ты перестал чувствовать себя участником действа, сделавшись посторонним наблюдателем, которому жаль уходить с середины, хотя надо домой, в буфет или в туалет…

– Любой приказ? – ядовито переспросил герцог. – Замечательно. Вылечи больную птицу! Что кривишься? Не можешь? Ничтожество! Я много лет держал возле трона лживое ничтожество.

Ария вдруг сложило пополам. Он слепо побрёл на подгибающихся ногах, схватившись руками за живот.

– Ваша Светлость! – подскочил к нему Игорь.

– Убирайся!

– Позвать лекаря?

– Убирайся, иначе лекарь понадобится тебе!

Он шаркал в сторону малой галереи, которая вела в башню. Даже со спины было видно, что влечёт его туда посторонняя сила.

* * *

– Ты придумал, как отправить почту в приграничье? – Арий ёрзал на стуле, будто в сидение натыкали гвоздей.

– Если дело терпит, можно послать гонца…

Игорь пытался заснуть и уже почти преуспел, когда его грубо подняли с постели и, считай, под конвоем привели в личный кабинет герцога, бывшей некогда библиотекой правителя аллари.

Полки с книгами раздвинули, точнее, задвинули в дальний угол. Посередине квадратной комнаты остался очень красивый широкий стол и два кресла. У стены примостилась лежанка под вышитым зелёным покрывалом.

Успевший за время пробега по дворцу проснуться и даже не на шутку встревожиться, Игорь не сразу сообразил, о чём его спрашивают. А когда сообразил, брякнул первое, что пришло в голову.

– Не можно! – взвизгнул герцог. – Тебя что подвесить вверх ногами, чтобы ум в голову вернулся?

– Только голубь, Ваша Светлость?

– Думай!

Мысли ворочались с натугой. Хотя…

Когда герцог рванул в башню, будто его прохватило, Игорь просто так, исключительно для себя, прикинул несколько вариантов выхода из сложной ситуации. Почему только для себя? Потому, что его советов обычно не спрашивали. Наоборот, пресекали инициативу, мотивируя тем, что он де незнаком с местными обстоятельствами, нравами и задачами текущего момента, историей Алларии, прогнозом погоды и т. д. Потом явились постоянные обязанности и заботы, да и активничать расхотелось. Жил себе и жил.

Не иначе какие-то флуктуации в атмосфере пошли: съехавший с ума из-за паршивой птицы герцог зачем-то будит давным-давно по жизни заснувшего Игоря и заставляет мозгом думать.

–Как я понял, голубь прилетел из Невьи… – осторожно повёл начальник дворцовой стражи.

– Ну!

– Там сидит Пелинор.

– Я это и без тебя знаю!

– Его родственники из герцогского домена… могут сноситься с князем посредством голубиной почты.

– Болван! Они враждуют… хотя… а почему бы нет, а?

Герцог изогнул красивую светлую бровь и улыбнулся. Лёгкие, обрамляющие лоб кудри пошли золотыми искрами.

– Да, Мец не в лучших отношениях с Пелинором. Он предан мне и Клиру… но кто поручится, что за нашими спинами он не ведёт свою игру… Если предположить, что бурые и красные медведи… у Меца прекрасная голубятня. Помнится, отбывая на Границу, Пелинор часть своих птиц оставил кузену. Да! Вот и прекрасно. Поезжай в Мец и привези мне нужного голубя. Тем самым мы убьём двух зайцев. Но действовать будешь от собственного имени.

– Ваша Светлость, что я скажу Мецу? Да он велит меня с моста в ров кинуть.

– Купи у него птичку, денег я тебе дам, либо укради.

Герцог смотрел в пространство и разговаривал уже сам с собой. Подразумевалось, что, дослушав, Игорь очертя голову кинется исполнять поручение. И что самое главное – исполнит.

Случая что ли раньше не подвернулось или ночь сегодня была особенной!? Игорю вдруг показалось, что герцог тяжело болен тихой, но неотвратимой душевной болезнью. И что, что чудеса? Ну, чудеса. От них ещё быстрее свихнёшься.

– Ваша Светлость, я ровным счётом ничего не понимаю в пернатых, – твёрдо заявил начальник дворцовой стражи, возвращая синьора к реалиям.

– Какое это имеет значение?

– Вашему официальному посланнику, Мец, разумеется, отдаст горностаев, либо скажет, что у него таких птиц нет. Явись я сам по себе, мне впарят первую попавшуюся ворону.

У Ария задёргался угол рта. Тупой слуга его не на шутку уже разозлил. Однако синьор справился и даже внял, а вняв, изрёк:

– Сколько человек служит на голубятне?

– Шестеро.

– Возьмёшь одного с собой.

– Любого?

– Да! Всё, иди! Отправляйся прямо сейчас!