Глава 9
Вопросы без ответов

История прабабушки так захватила Женьку, что она не могла думать ни о чём другом. Что бы она ни делала, куда бы ни шла, она всё время прокручивала в голове события тех лет, мысленно рисовала картины прошлой жизни. Она пыталась представить, как выглядела комнатка Евгении Петровны, которую та наконец получила. Наверное, кроме кровати, там был какой-нибудь буфет или комод, наподобие тех, что достались в наследство Женьке. А вот книжный шкаф точно был. Прабабушка рассказывает, как в войну к ней подселили эвакуированную женщину с маленьким сыном. И тот шкаф стал стенкой, разделившей жилище на два крохотных личных пространства.

Новая работа Евгении Петровны была связана с изготовлением снарядов. Женька не представляла, что она там делала. Работала на станке? Но этому надо было специально учиться. Да и не женская это работа. Хотя в войну повсюду работали женщины. И ещё подростки. Да и необходимые профессии осваивались в сокращённые сроки. А может, она занималась изготовлением ящиков для снарядов? Или укладывала их? Об этом прабабушка Женя ничего не писала. Не написала она и об Илье Тарасовиче. Вернее, она упоминала о нём, как о грамотном инженере, интересном собеседнике, но о своих чувствах к нему или об истории их отношений почему-то умолчала. Женька поняла, что познакомились они на заводе, что общались исключительно по работе. От других работниц Евгения Петровна узнала, что Илья Тарасович потерял свою семью и тщетно пытается её найти. Но говорить об этом он не любил. Но ведь родила же она ребёнка! Ведь что-то же было между ними! Как узнать об этом?

Женька представила, как после войны прабабушка приехала в Москву с маленькой Марусей на руках. Матушка её, Мария Александровна обрадовалась приезду дочери и внучки. Так они и жили втроём в той самой комнате, где когда-то выросла Евгения Петровна. Она быстро нашла работу в столице, а Марусю (будущую Женькину бабу Машу) вверила своей матери, которая с удовольствием посвятила ей всю себя. До самого своего последнего дня. И беда ли, что у них всего одна комната на троих? Главное – война позади, и все они вместе. Уже много позже переедут они в отдельную квартиру, которую выделит Евгении Петровне её стройтрест. Вот в эту самую, где теперь предстоит проживать Женьке.

Она снова и снова брала в руки снимок, где молодая женщина держит на руках годовалую дочь. Всматривалась в их лица. А ведь прабабушка и в самом деле неспроста так нарядилась. Она сделала это исключительно для фото, потому что знала, что отправит карточку отцу своего ребёнка и хотела хорошо выглядеть. Она хотела ему нравиться!

Годы жизни в столице, описанные прабабушкой, тоже не пролили никакого света на историю её любви. Она словно не хотела говорить об этом. Но об этом говорили её стихи. Они дышали любовью, даже если в них ни разу не встречалось это слово. Женька вновь и вновь перебирала листочки, перечитывала ровные прабабкины строчки. Некоторые она уже знала наизусть. Иногда, глядя на фотографию бабы Маши, она декламировала:

 
Кленовый лист, лоскутик солнца,
Лежит на мокрой мостовой.
Ему дочурка улыбнётся
И вновь напомнит облик твой.
В её глазах твой взор сияет,
Её улыбка – твой привет.
И пусть тебя она не знает,
В ней – мой вопрос и твой ответ.
 

Навещавшая подругу Светка тоже любила почитать стихи Евгении Петровны. Иногда они вместе разглядывали её рисунки, пытаясь понять, что та хотела сказать. Чаще это были какие-то разрозненные фигурки, цветы, деревья. Иногда рисунок являлся иллюстрацией к стихотворению.

– Смотри, – поясняла подруге Женька, – каждая картинка как будто о чём-то говорит. В ней явно выражено настроение.

– Вообще-то, меня больше интересует твоё настроение, – заявила однажды Светка. – Но я вижу, что ты уже в порядке, на стенки больше не лезешь. И спасибо твоей прабабке за это! Она отвлекла тебя от твоих горестей.

– Пожалуй, – согласилась Женька. – Я и в самом деле очень увлеклась её судьбой.

– Вот и славненько! А у меня тут работа намечается. Запускается один интересный проект. Исторический, кстати! Ты со мной?

– Опять хлопушкой?

– Нет. Художником по гриму, конечно. Я уже порекомендовала тебя.

– С удовольствием! – радостно ответила Женька. Она уже начала скучать по работе.

Приступать ей предстояло через пару недель. Она решила пока заняться реставрацией старой мебели и начать с комода. Вынув маленькие верхние ящики, чтобы хорошенько ошкурить их, Женька обнаружила у задней стенки комода завалившийся туда пожелтевший от времени конверт. Сердце ёкнуло и забилось в предвкушении чего-то интересного. Письмо из прошлого! Оно было адресовано бабе Маше. Обратный адрес говорил, что пришло это послание из Магнитогорска, отправитель – Тамара Груздева. Уж не та ли Тамара, что была подругой прабабушки? Женька вынула из конверта тетрадный листок в клеточку и погрузилась в чтение.

«Здравствуй, Машенька!

Спасибо тебе, что сообщила о Женечкиной кончине. Мне очень жаль. Она была замечательным человеком и надёжным другом. Я часто её вспоминаю.

Ты спрашиваешь о своём отце. Я не так уж много знаю о нём, хотя и была с ним знакома. Его зовут Илья Тарасович Буткевич. Родом он из Белоруссии. В войну был здесь в эвакуации. Он потерял свою жену и дочь. Кто-то сообщил ему, что они погибли в бомбёжке. Ближе к концу войны он стал встречаться с твоей мамой. Они были очень красивой парой. Весной 1945 года, когда уехали эвакуированные, которые были к Женечке подселены, он перебрался к ней, и я видела, что они были очень счастливы. Он решил остаться тут, раз дома его никто не ждёт. А потом, уже зимой, перед самым новым годом, пришло известие, что семья его нашлась, жена и дочь оказались живы. Илья не знал, что ему делать: и Женю бросить не мог, и домой душа рвалась, всё-таки дочь там у него была и родители. Помаялся он так, да и решил ехать. Она гордая была, Женечка наша, и сильная, не просила его остаться, хотела, чтобы сам свой выбор сделал. Вот он его и сделал. Я знаю, что потом он писал ей, спрашивал, кто родился. Знаю, что она ему отвечала и даже карточку твою детскую отправила. Но однажды он прислал письмо, в котором попросил не писать ему больше, не рвать душу. Это она со мной уже позже поделилась, когда я к вам в гости приезжала.

И на вопрос, жив ли сейчас твой отец, я, к сожалению, ответить не могу. И адреса его не знаю.

Вот и всё, что я могу тебе рассказать, Машенька».

Женька дважды перечитала письмо. Оно подтверждало всё, что прежде написал ей Илья. На почтовом штемпеле можно было разобрать дату, письмо пришло в мае 1970 года. В то время у бабы Маши уже была двухлетняя дочь Сашенька. Александра Сергеевна. Получается, что бабушка Маша тогда осталась совсем одна, с малышкой на руках. Мама говорила, что у неё была какая-то няня. Надо будет расспросить её поподробнее. Теперь, когда с историей прабабки всё более-менее стало ясно, Женька поняла, что судьба бабы Маши ей тоже мало известна. И если прабабку она никогда не видела и знала лишь по рассказам, то бабушка Маша была очень близким ей человеком. Она читала внучке книжки, рассказывала сказки перед сном, а по воскресеньям водила её в парк, где они непременно покупали мороженое. А ещё она учила Женьку читать, помогала ей с уроками. Слёзы вдруг навернулись на глаза. Баба Маша! Родной, близкий, дорогой человек. Женька ощутила беспредельную тоску по ней. Как же странно получилось: сейчас она уже многое знает про Евгению Петровну, а о бабе Маше, любимой своей бабулечке, она не знает почти ничего! Женька бросилась вновь пересматривать содержимое всех ящиков и полок, какие только были в квартире. Вдруг баба Маша тоже оставила свои записи?! Но поиски не увенчались успехом – ни тетрадей, ни писем внучка не нашла. А жаль. И Женька переключилась на реставрацию старой бабушкиной мебели, но мысли её постоянно возвращались в прошлое.

Однажды она сидела на балконе и зачищала шкуркой ящик комода, когда позвонила Светка.

– Ты дома? – спросила она.

– Дома.

– Сейчас подъеду! – и подруга отключилась.

Вскоре у подъезда остановилась Светкина машина. Женька поспешила на кухню включить чайник. Пока она там хлопотала, раздался звонок. Не глядя в глазок, хозяйка распахнула дверь, ожидая, что это подруга, но перед ней стоял Илья. Женька остолбенела, совершенно лишившись дара речи.

– Привет! – сказал он с улыбкой.

– Привееет, – недоумевая, откуда он взялся, ответила хозяйка, впуская его в квартиру.

– Извини, что я без предупреждения, просто боялся, что иначе ты не захочешь меня видеть.

Женька промолчала. Правильно боялся, она бы не позволила ему приезжать сюда.

– Это всё моя подруга устроила?

– Нет, я сам приехал, просто разыскал её, а она уже и привезла меня сюда.

– Ну что ж, пойдём пить чай, коли приехал, – и она указала ему на кухню.

Поначалу разговор не клеился, каждый чувствовал себя неловко. Женька и сама не заметила, в какой момент напряжение вдруг исчезло, как будто и не бывало. Они сидели на кухне и говорили обо всём на свете. О работе, о живописи, об архитектуре Минска, с которой однажды он познакомил её. Потом разговор зашёл об их общем предке, и Женька показала гостю все прабабушкины бумаги и фотографии. Это была тема, которая сближала их и одновременно отдаляла друг от друга. Женьке было с Ильёй как-то особенно уютно и по-родственному тепло. И хотелось говорить бесконечно. И они говорили. О старинной мебели, которую она начала реставрировать, о Москве, которую надо обязательно показать Илье, хотя бы в знак благодарности за их прогулки по Минску, о рисунках, на которые Женька выплеснула своё видение прошлой жизни, – в общем, обо всём, что было интересно им обоим. И самое главное, что она поняла сейчас, – у них были не только одинаковые интересы, они зачастую одинаково мыслили. Тёплые чувства накрыли её с головой. Да, Илья ей очень дорог. Да, она его любит и не станет отрицать этого. Но ведь любовь её может быть и братской. Они могут оставаться добрыми друзьями. А почему бы и нет, если люди настолько близки духовно?

Конечно, этими размышлениями она пыталась обмануть саму себя. Ведь когда он ушёл, щемящее чувство тоски тут же подступило и с болью сжало сердце. Завтра они встречаются у Большого театра, чтобы погулять по городу. Завтра Женька устроит ему экскурсию по столице. А потом? Потом он уедет, а она вновь останется один на один со своим унынием.

Женька набрала номер подруги:

– Свет, это что за сюрпризы? Нельзя было заранее предупредить?

– Нельзя! Всё вышло очень неожиданно для меня самой. Мне позвонил Богдан, художник, с которым мы прежде работали в Минске, сказал, что надо срочно встретиться. А на встречу он привёл Илью и попросил помочь ему найти тебя. Я посадила его в машину и привезла. А что мне оставалось делать? Звонить при нём, что я везу его к тебе? Ты бы нас не впустила или сбежала куда-нибудь. По-моему, сюрприз вполне удался! Или ты не рада встрече?

– Не знаю, что и сказать. Ничего не знаю.

– Ладно, ты там приходи в себя, а я пойду отмывать своих поросят. Ты им такой заряд творчества задала, что они никак не остановятся, всё что-то лепят, клеят, рисуют. Вся квартира в бумажных обрезках, пластилине и канцелярском клее. Стас уже шипит на меня, пришлось мне с умным видом припечатать его твоими словами про мелкую моторику!

Женька рассмеялась:

– Удачи твоим юным творцам!

Разговор с подругой немного развеял её дурное настроение. В конце концов, не так уж всё и плохо. Завтра она снова увидит Илью, и они весь день проведут вместе. А о том, что будет, когда он уедет, лучше пока не думать.