Прозрение

В школе, где Игорь учился в восьмидесятых годах, труд преподавал потрясающий человек, любимец всех мальчишек. Тридцатипятилетний учитель труда, Аркадий Самуилович Голдик, ранее работал сапожником, и отец его был сапожником, и дед. Такая настоящая сапожная династия.

Аркадий Самуилович всех ребят обучил своему ремеслу. Для них он стал не только самым лучшим учителем в их жизни, а ещё и другом. Ученики и домой к нему приходили под любым предлогом, посапожничать или побашмачить, как они сами это называли с подачи преподавателя, а ещё послушать его увлекательные истории. Даже после того, как труд как учебный предмет у них закончился, их общение не прекращалось.

Учитель настаивал, чтобы они не являлись к нему, не выучив уроки, это стало обязательным условием и в результате у всех вошло в привычку. Аркадий Самуилович с ними многим делился, и они не смели обманывать его, да у них и в мыслях такого не было.

Попадая в квартиру Голдика под номером один, ребята проходили через узкий полутёмный коридор, с небольшим светильником на стене с тремя предусмотренными лампочками, из которых горела всегда только одна. В двух имевшихся комнатах свет тоже не отличался яркостью, если вообще был включён. Пройдя по коридору, мальчики быстро оказывались на кухне, где всё время что-то готовилось на плите и одновременно там же, на кухне, Аркадий Самуилович занимался обувью.

Богатства никакого не наблюдалось. В квартире был вечно то ли полупорядок, то ли полубеспорядок. Игорю всё это очень нравилось. Он чувствовал себя там спокойно, уютно и защищённо. Всегда, уходя от них, думал, что, когда сам женится, у него в доме тоже будут гореть не все лампочки и не будет музейного порядка, какой он видел в фильмах. Жена Голдика, Роза Марковна, преподавала английский язык в медицинском училище. Если кому-то из ребят требовалась помощь по иностранному языку, она охотно с ними занималась. У сына Аркадия Самуиловича, Моисея, – Мосика, как они его звали, – был синдром Дауна. Добрый и улыбчивый Мосик любил, когда мальчишки навещали его папу, он с удовольствием внимательно слушал и часто кивал. Сын Голдиков был на пять лет младше Игоря и его одноклассников. Родители сами обучали его на дому. Мосик со всеми здоровался за руку, обязательно перед едой желал приятного аппетита. Если кто-то чихал, он говорил: «Будь здоров» или «Bless you». И когда зевал, автоматически прикрывал рот. В результате это вошло в правило и у всех мальчишек, посещавших их дом. А ещё Голдики имели замечательную библиотеку – ни у кого из ребят такой и близко не было. Книги тематически стояли каждая на своём месте. Аркадий Самуилович называл себя заведующим библиотекой. Мальчики часто брали книги домой и, прочитав, непременно возвращали. Сказки они читали вслух на кухне по очереди. Участвовали в этом все, кроме самого Голдика и Мосика.

Сын Голдиков сапожным делом не интересовался, из-за чего Аркадий Самуилович немного грустил, но сына заниматься нелюбимым делом не принуждал. Мосик же мечтал накрывать столы для праздников. Ему нравилось раскладывать приборы, красиво сворачивать салфетки, подавать чай, потом убирать со стола, мыть посуду. Родители говорили, что из него получится хороший работник кафе или ресторана, а он внимал им молча и улыбался.

Аркадий Самуилович рассказывал, как раньше жил в Одессе. Ребята слушали, затаив дыхание, о временах его детства в городе у моря, где одесские мальчишки и девчонки из разных дворов воевали друг с другом, договаривались о мире, обменивались опытом и переключались на другие дворы. Детская уличная жизнь протекала по своим правилам, установленным самими обитателями улиц и дворов. Учитель поведал ребятам и о том, как его, четырнадцатилетнего, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году втянули в неприятную историю, за что он чуть было не поплатился свободой, лишь благодаря своей семье не оказавшись в колонии для малолетних преступников. А вот что именно произошло, Голдик так и оставил неозвученным, несмотря на все уговоры своих подопечных подростков и их обещания сохранить услышанное в тайне, потому что, если Аркадий Самуилович о чём-то не желал говорить, упрашивать было бесполезно. Рассказал лишь, что в том же году они с родителями в срочном порядке навсегда покинули свою любимую Одессу. Уладив дело посредством всех своих сбережений, взяв книги и документы, Голдики оказались в тогдашнем Загорске, ныне Сергиевом Посаде, где и остались жить.

Ещё Аркадий Самуилович вспоминал, как им, одесситам, приходилось, приехав в Подмосковье, учиться говорить по-подмосковному, а не по-одесски, что оказалось не так-то и просто. Его отца, Самуила Голдика, талантливейшего сапожных дел мастера, в Одессе все звали дядей Мулей. Но, очутившись в Подмосковье, он настаивал, чтобы обращались к нему как к дяде Самуилу. Так и повелось. На новом месте Голдик-старший вскоре превратился в одного из самых востребованных среди действующих тогда обувщиков. Иначе и быть не могло, потому что равных ему в его мастерстве не находилось, он превзошёл многих и оказался одним из лучших сапожников в Москве и Московской области. Стоило обуви попасть в его руки, как она не только обретала новую жизнь и потом долго служила, но и становилась удобнее, чем раньше. Он ещё и шил на заказ для тех, кому обычная обувь не подходила по различным причинам. Даже в те, глубоко советские, времена он делал обувь на заказ ещё и для богатых модниц и серьёзных мужчин, и слава о нём выходила за рамки города.

Учитывая, что во времена юности Аркадия Самуиловича в дефиците было всё, в том числе и обувь, дело его отца ценилось так же, как умение хорошего врача и талантливого адвоката. Многие знали семью Голдиков. А сын, с малых лет перенимавший у отца сапожное дело, в дальнейшем проявил себя вдобавок ко всему ещё и прекрасным педагогом. Начиная со школьного возраста, Аркадий работал в папиной мастерской, а по окончании учёбы в школе продолжил сапожничать, постепенно став Аркадием Самуиловичем. Образование его было голдиковское, и оно значительно превосходило качество тогдашних обувных училищ.

Когда директор одной из школ пригласил его на должность учителя труда, он, посоветовавшись с Розой Марковной (к тому времени они уже поженились), с радостью принял предложение.

Неудивительно, что ребята, которым посчастливилось учиться в школе, где труд преподавал Голдик, обожали своего учителя, а вместе с ним и сам предмет, ставший для них отдушиной. Другие учителя, разумеется, завидовали – одни больше, другие меньше. В конечном итоге, если даже кто-то и хотел строить козни учителю труда, попытки сделать гадость сходили на нет, потому что Голдик просто игнорировал всяческие нападки, держа в руках синюю птицу мастерства и любви к своему делу. А детей обмануть нельзя: они чувствуют, кто какой человек, и тянутся всегда к чистым душам. Аркадию Самуиловичу и директор школы неоднократно говорил, что если бы он окончил высшее педагогическое учебное заведение, то смог бы и завучем стать, а затем получить и более высокую должность в учебном мире. Только он и слышать не желал об учёбе. Вот каким был Голдик – сапожником с большой буквы и лучшим учителем в жизни Самобытова.

Когда Игорь, выйдя из госпиталя, вернулся к гражданской жизни и приехал в свой город, где ему досталась от родителей небольшая квартира, он первым делом пошёл к Голдикам. Знакомые у него, разумеется, имелись, и занимающие хорошие жизненные позиции в том числе. Тем не менее на поверку выходило, что не так-то много у него оказалось людей на свете, которых он мог считать близкими. Одними из них были Аркадий Самуилович и его семья. Но они иммигрировали то ли в Штаты, то ли в Германию, то ли в Израиль, и связи с ними никто не имел, все же предпринятые Игорем старания их найти результатов не дали.

В Сергиевом Посаде мало осталось