Тар Саргассов
Люди и то, что от них остаётся

Однажды в разгар рабочего дня Толя Сомов осознал, что находится в окружении пяти тысяч ста тридцати двух мертвецов.

Само число Толю не удивило – удивило, как эта информация вообще оказалась в голове и откуда взялась уверенность, что число это – правильное. Позже он прикинул на калькуляторе: действительно, похоже на правду. Толя работал кладовщиком на маленькой оптовой фирме, торговали куриной продукцией глубокой заморозки.

Технически, рассуждал педантичный Толя, расфасованные отдельно окорочка, филе и крылья – тоже части куриц. Их почему-то странное озарение не учло, посчитало только тушки. Но больше Толя думал о том, что же за откровение его посетило.

На этом чудеса не закончились. На следующий день Толя стал видеть точный вес того, что ещё только собирался взвешивать. Иногда он этот вес предвидел, иногда нет, но когда предвидение включалось, оно не ошибалось. Способность держалась дня три, потом пропала.

А как-то вечером, дома… Толя с женой Алёной ужинали на кухне в своей съёмной квартире. Молча жевали, Толя читал газету, Алёна журнал, оба устали, разговаривать не хотелось. Толя отложил себе, к яичнице и макаронам, изрядную долю печёночного паштета из общей тарелки. Алёна подняла глаза и шутливо погрозила вилкой.

«Что? – хотел сказать Толя. – Паштета ты съела семьдесят один и три десятых процента». Только чудом успел остановиться, удержал слова на кончике языка. И представил, как бы они прозвучали в тишине их маленькой кухни. Особенно впечатлили бы Алёнку десятые доли процента, подумал Толя. Хотя голову готов был дать на отсечение: проценты точны, как в аптеке.

Эти три дня показались Толе светлым пятном в череде серых складских будней. Несколько раз он даже увидел, сколько весят проходившие мимо люди. А однажды, когда его работодатель Василий Лосев привёз товар и помогал с выгрузкой, Толя вдруг подумал: «С начала года Вася прибавил четыре килограмма двести пятьдесят граммов». И снова подивился, откуда приходят все эти знания.

Толя был единственным работником предпринимателя Лосева, тот арендовал на комбинате небольшую морозильную камеру и маленький пошарпанный кабинет. Вася целый день развозил товар по торговым точкам города и пригорода, а Толя дежурил на складе, иногда продавая что-то на месте. Лосев доверял Толе, и тот не подводил. В целом они были довольны друг другом. Правда, обороты размахом не поражали. Бухгалтерию Васину вела жена, симпатичная полноватая хохотушка. Иногда Лосев говорил, что хорошо бы нанять водителя-экспедитора, а ещё грузчика в помощь Толе, но, видимо, доходы пока не позволяли.

Морозильные камеры, а также сухие склады и комнаты под офисы на комбинате арендовали несколько разного калибра предпринимателей и фирм. Из фирм выделялись две крупные, одна торговала мороженой рыбой, другая бакалеей. За десять с лишним лет, что прошли с развала Союза, комбинат ни разу не ремонтировался, а из оставшегося собственники выжимали все соки. Попав сюда впервые, Толя ужаснулся дряхлости этих развалин, потом ничего, привык. Арендаторы у комбината не переводились, в городе с низкотемпературными площадями было туго.

Итак, прошло три дня, озарённых для Толи внезапной суперспособностью. Было страшновато, но при всём при том довольно весело. Толя никому ничего не рассказывал и лишь гадал, откуда оно всё взялось. Молнии в него не били, головой он, кажется, не ударялся, никакие весовщики-оборотни его не кусали.

А потом веселье закончилось.

Первый кошмар приснился Толе на третью ночь, как начались вышеописанные чудеса. Такого с ним ещё не случалось. Если раньше ему и снилось что-то, похожее на кошмар, он или сразу просыпался, или наблюдал за происходящим как бы со стороны, и выходило больше увлекательно, чем страшно.

Но теперь… Теперь было совсем по-другому.

Толе приснилось, что он идёт на работу. Идёт пешком. И оказывается на высокой горе, хотя никаких гор в тех местах нет. Пейзаж внизу играет причудливыми красками. Город предстаёт совсем не таким, как в жизни. Сверкают колоннами дворцы, вдали тянутся к облакам небоскрёбы, среди зелени проглядывают высокие памятники. Толя видит внизу комбинат. Вернее, он понимает, что это комбинат, а видит совсем другое.

Вместо трёхэтажного серого здания с дырявой крышей и облупленными стенами в прямоугольнике забора вздымается и шевелится нечто трудноописуемое. Мясистая живая масса подрагивает и пульсирует, десятки красноватых отростков, щупалец и присосок шарят по земле и в воздухе, а в середине поблёскивает большой белый глаз. Толя понимает, что монстр его увидел. Страшно и противно, но Толя спускается с горы и идёт к чудовищу. Минует проходную и направляется к рабочему месту. Спрута уже нет, всё вокруг знакомо и привычно, но Толя знает: чудовище здесь. И всё же покорно заходит в морозильную камеру и обречённо ждёт. Мороженые куры в картонных паках начинают шевелиться, шуршать, пищать, их крик постепенно нарастает и в конце концов переходит в раздирающий душу визг…

И тогда большая, серая, в пятнах и разводах штукатурки, в наростах инея стена вздрагивает, и оттуда выползает оно. Багровые щупальца и отростки, извиваясь, занимают всё свободное пространство. Огромный пульсирующий глаз чудовища в упор смотрит на Толю, и тот не может сдвинуться с места. Толстое щупальце тянется к нему, обвивает и тащит в чавкающую пасть. Пасть принимает жертву и медленно заглатывает. Сопротивляться не выходит – Толя не может даже пошевелиться. Тело его дёргается в прозрачном желе и постепенно переваривается, растворяется. Толя ощущает этот распад, своё исчезновение. Кажется, это длится бесконечно, но вот Толя превращается в ничто и летит в тёмную бездну. И лишь тогда просыпается.

Мокрый от холодного пота и дрожащий, Толя сел на кровати и какое-то время приходил в себя. Потом побрёл в ванную и долго умывался. Всё казалось, что на лице и руках осталась прозрачная слизь.

Потом долго не ложился – сидел на кухне, пил чай, пытался читать. Честно говоря, он просто боялся засыпать. В постель пошёл, когда рассвело и до сигнала будильника оставалось чуть больше часа.

Кошмар повторился и на вторую ночь, и на третью. Уже в начале сна Толя знал, что его ждёт дальше, но от знания этого легче не было, скорее наоборот. И проснуться вовремя получалось не всегда. Алёна жаловалась, что он мечется и мешает спать.

Толя понятия не имел, что делать. Ночью он боялся спать, а на работе – Толя поймал себя на этом, – чтобы просто зайти в морозильную камеру, особенно вечером, приходилось собирать в кулак всю волю. Стало казаться, что с большой стеной, из которой во сне вылезал монстр, творится неладное. Чудилось какое-то движение. Толя резко поворачивался – и обнаруживал обычную облупленную, покрытую инеем стену. Как назло, в эти дни Лосев привозил и привозил товар – обещали подорожание, и он по возможности запасался. Толе приходилось разгружаться, когда комбинат уже пустел, только хмельной сторож дремал в будке у шлагбаума. В камере, перекладывая паки с тележки на поддон, Толя чувствовал, как по затылку бегут мурашки. Спиной к стене старался не поворачиваться.

На четвёртый день не выдержал и сбегал в больницу. Там работала знакомая, мама одноклассника. Она отвела к специалисту. Толя пожаловался на нарушение сна, описал своё состояние – без подробностей. Врач сказал: похоже на небольшое тревожное расстройство. Посоветовал отдохнуть недели две-три, что было неосуществимо, и выписал лекарства, которые никак не помогли.

Жизнь превратилась в сплошное мучение. На работе Толя боялся заходить в склад, вечера ждал с тоскливой обречённостью, ночью не мог нормально выспаться. Засыпал – и начинался всё тот же сон. С неимоверным усилием просыпался – научился, слава богу, – долго лежал, потом опять засыпал, снова попадал в кошмар, просыпался, и так по кругу. Нормально спал часа полтора, когда уже рассветало.

Толя никому ничего не говорил, опасаясь, как бы его не посчитали психом.

* * *

Когда однажды вечером Толя увидел в складе привидение, то почти не удивился.

Дело было так. Толя завёз в морозильную камеру тележку с паками и положил на пол поддон. А когда выпрямился, из большой стены выплыл полупрозрачный бородатый старик в фуфайке и шапке-ушанке. Что-то бормоча себе под нос, он медленно проплыл через камеру и скрылся в противоположной стене.

Спотыкаясь и обгоняя сам себя, Толя выскочил на улицу. В небе мерцали звёзды. За забором буднично прошелестел автомобиль. Толя схватил с подоконника бутылку минералки и сделал несколько судорожных глотков. Плеснул на ладонь, протёр лицо и немного пришёл в себя. Тогда он заскочил в коридор, захлопнул дверь склада и защёлкнул навесной замок. Потом быстро вышел на эстакаду. Всё его существо было пронизано одним желанием – бежать отсюда как можно быстрее и как можно дальше. На ходу снимая куртку, Толя поспешил к раздевалке и вдруг резко остановился. Где-то в недрах души шевельнулась, а потом заворочалась и прорвалась наружу неожиданная, искренняя, сильнейшая злость.

Да сколько можно?! Куда бежать? Надо выяснить прямо сейчас, раз и навсегда, где кроется проблема – в окружающем мире или в голове.

Толя порывисто залетел в коридор и открыл склад. Ворвавшись в камеру, остановился у входа и яростно оглядел помещение. Там никого не было. Шагнул посмотреть за колонной и застыл: призрак вылетел из стены и, не обращая на Толю внимания, поплыл через камеру. Его прозрачные валенки двигались в метре от пола.

– Ты кто, мать твою, такой?! – заорал Толя.

Призрачный старик дёрнулся, обернулся, испуганно вскрикнул и стремглав скрылся в стене. Толя удивлённо посмотрел ему вслед.

«Ага, боитесь! – с удовлетворением подумал он. – Ну и пошли вы».

Направился к тачке и нарочито не спеша переложил паки на поддон, а потом собрал разбросанные по камере куски картона. Положил картон на тачку и покатил к выходу.

– Молодой человек! – услышал Толя за спиной и по голосу догадался, кто это может быть.

Резко обернулся. На расстоянии шести шагов в воздухе покачивался прозрачный старикан.

– Вы интересовались, кто я, – произнёс он. – Отвечаю: я Сергей Михайлович Соловьёв, можно просто Михалыч. Работал кладовщиком, товароведом, начальником цеха. Скончался в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году от сердечного приступа.

Толя переступил с ноги на ногу и поправил шапку.

– А я Толик Сомов, – сказал он, подумал и добавил: – Вы извините, что я…

– Ничего, – усмехнулся призрачный Михалыч. – Пойдём, выпьем за знакомство.

«Обалдеть, – подумал Толя, – здесь и призраки пьют».

В круглосуточный магазин бежать не пришлось: Михалыч сказал, что в неработающем умывальнике, на потолочной нише, имеется недопитая бутылка водки. Её туда сунул водитель с бакалеи, как раз перед тем, как уволили. А в другом месте оказалась кем-то украденная и спрятанная пачка сыра. Срок годности давно вышел, сыр подсох, но в вакуумной упаковке неплохо сохранился и на вкус оказался вполне сносным.

Первые полстакана зашли Толе образцово. Это было как раз то, в чём он остро нуждался. Дальше наливал себе по чуть-чуть. Полстакана Михалыча стояли нетронутые. Призрак часто наклонял к стакану лицо и блаженно шевелил ноздрями, но это было самовнушение, он сам сказал, что ни пить, ни даже вдыхать запахи не способен.

Михалыч безостановочно рассказывал о том, как работал на комбинате, как жилось в советское время и потом, после развала Союза. Короче, он рассказывал о жизни. Толя, конечно, хотел бы услышать что-нибудь не о жизни, а совсем наоборот, но перебивать увлёкшегося воспоминаниями Михалыча было неудобно. Наконец чуть захмелевший Толя решился, и, когда призрак влез носом в стакан и закрыл глаза, спросил:

– А вы как это?… Вообще… Ну…

Как ни странно, Михалыч понял, что Толя имеет в виду.

– Ох, давай об этом… потом, – махнул он прозрачной рукой.

Толя кивнул: потом так потом.

– Я ведь последний раз вот так с человеком за одним столом сидел аж в девяносто восьмом… – вздохнул призрак. – Работал тут парень один в бригаде грузчиков, Эдик. Тоже мог меня видеть. После уволился, в бандиты пошёл. Ну и убили через полгода… Потом приходил ко мне прощаться, под конвоем. – Михалыч нахмурился. – Тех конвойных ещё раз увидеть, не дай… этот самый…

Михалыч замолчал. Толя тоже ничего не говорил.

– А ты что же, – прищурился призрак, – тоже на тот свет, в смысле, сюда, к нам, собираешься?

Толя на тот свет не собирался, но если всё будет продолжаться в том же ключе… Он подумал и решил, что с таким собеседником, как Михалыч, можно быть полностью откровенным. И рассказал своему прозрачному собутыльнику всё, без утайки.

Услышав, какой именно сон лишил Толю душевного покоя, Михалыч вскинул брови:

– Так ты, что ли, этот… – Он подался немного вперёд. – Честный?

Толя поставил стакан, посмотрел в прозрачное лицо и пожал плечами.

Да, Толя был честным кладовщиком. Честным по-настоящему, можно сказать – скрупулёзно. К такой жизни он пришёл не сразу. Разное случалось…

Как-то – теперь было очень стыдно вспоминать – Толя потерял достаточно неплохую работу. Больше месяца просидел он тогда дома. Времени хватило на то, чтобы осмыслить жизнь, заглянуть внутрь себя. На новую работу, в большой оптовый рыбный склад, устроился новый Толя, бескомпромиссно честный.

А через три недели этот новый Толя однажды замер, застыл со специальным металлическим штырём в руке, внезапно мысленно увидев себя со стороны. Он сидел над раскрытой рыбной коробкой и, воровато озираясь, орудовал штырём, а на полу лежали две скумбрии, украденные у будущего покупателя этой самой коробки. Как же так, подумал Толя. Месяца не прошло со дня масштабного душевного сдвига, и вот, как говорится, картина маслом.

Тогда всё на самом деле обстояло не так безобразно, как выглядело со стороны. Надёргать к Новому году скумбрии предложил самый опытный из грузчиков, дядя Слава, кладовщика быстро уломали, и бригада с энтузиазмом бросилась эту идею воплощать. Все так обрадовались, что Толе даже и в голову не пришло выступить против, тем более, он в бригаде был человек новый. А как будет выглядеть, если он один откажется, Толя прекрасно понимал.

Смягчающими обстоятельствами Толя себя почти не оправдывал. Он был в некотором смысле максималист. Ведь и месяца не прошло, с горькой усмешкой думал Толя, надевая тесёмки обратно на пак. Поднял за хвосты красивую увесистую рыбу и ощутил стыдную радость обладания добычей. Меньше месяца, снова подумал Толя. А как за годы жизнь может согнуть, и сгибает?…

«Не меня!» – решил он тогда. Скумбрию таки забрал, отвёз потом матери. А в конце января, узнав, что арендатору Лосеву требуется кладовщик, поговорил с ним, и тот его принял. Бывшие коллеги – грузчики с рыбы – были уверены, что Толя отхватил очень прибыльное место. Действительно, при желании и некоторой смекалке подворовывать и «играть» с весами можно даже при мизерных оборотах Лосева. Иногда кто-то спрашивал: ну, как, мол, получается? Толя многозначительно щурился, и собеседники понимающе кивали, умолкали завистливо.

– Честный… – Михалыч задумался.

Мимо окна по эстакаде прошёл сторож Гадюкин, следом протрусила собака Монтана.

– Если честный, – продолжил Михалыч, – то лучше тебе, братец, с комбината уходить на фиг. Это, знаешь ли, такое место… Не для этих самых.

Толя сгрёб в кучку рассыпанные по столу крошки.

– Мне некуда идти…

Это было правдой. Одной зарплаты Алёны хватило бы только на то, чтобы платить за квартиру. Сбережений нет, родители помочь не могли. Возвращаться в Посёлок? Это вообще не вариант.

Привидение Сергея Михайловича Соловьёва мрачно выслушало грустный Толин рассказ.

– Ты не понимаешь, – сказал призрак. – Ладно, я попробую узнать у наших, как там чего. Встретимся завтра, после захода солнца.

Толя увиделся с Михалычем на следующий вечер. Но и день выдался щедрым на события.

Во-первых, Толе предложили дополнительный заработок. К нему заехал одноклассник, Петя Жук. Многие Толины одноклассники работали здесь, в Облцентре. Петя знал, где именно трудится Толя Сомов. Петин родной дядя держал оптовую базу продуктов, у этого дяди часто закупался и сам Лосев. Петя предложил привозить кур, чтобы Толя, возмещая у себя на складе часть уже проданного товара, разницу клал в карман.

– Звони, и через полчаса я у тебя с грузом, – пел ему Жук. – А то ведь что получается? Вкалываешь тут грузчиком… Обидно за тебя. Должна же быть какая-то отдача.

– Я кладовщик, – сказал Толя.

Жук скривился, махнул рукой. Толя не стал спорить, пообещал, что подумает.

Наконец-то нормальное искушение, улыбался потом про себя. А то пока на его счету были только проигнорированные возможности воровать из паков окорочка да обвешивать редких покупателей. Толя подсчитал: если скрывать от Лосева треть продаж, наварить можно почти столько же, сколько платил ему Вася. Хотел отказаться сразу, потом подумал: такие деньги… Может, на время отступить от принципов и покрутить левак? Пару месяцев, а потом можно уволиться с проклятого комбината и спокойно искать работу, не переживая, что не на что жить.

Он много раз мысленно возвращался к этому варианту.

А во-вторых, Толю пригласили на работу. Один предприниматель, Андрей Жабченко – Толя знал его, когда ещё работал на рыбе – зашёл в кабинетик во второй половине дня и спросил, как жизнь. Он был ненамного старше Толи. Без долгих предисловий Андрей рассказал, что ищет себе в работники надёжного и толкового человека.

– Сколько ты тут получаешь? – спросил он с непосредственностью потомственного торговца.

Толя сказал.

– Да, не балует Лось, – ухмыльнулся Андрей. – Совсем в чёрном теле держит.

Он сообщил, что открывает склад на Новом рынке и хотел бы видеть там кладовщиком именно Толю. Зарплату предложил в полтора раза больше.

– Сразу возьмём тебе грузчика, – заявил Андрей. – Сам выберешь из тех, что придут по объявлению.

Толя записал номер и пообещал, что даст ответ в ближайшее время, но сразу понял, что работать у Жабченко не будет. Ненадёжный он, подловатый. Толя представил, что придётся зависеть от этого человека, каждый день смотреть в его сытое самодовольное лицо… Нет, это будет похуже спрута из ночных кошмаров.

То, что эти два предложения возникли вот так, в один день, как по заказу, заставило Толю задуматься.

Вечером появился Михалыч, лицом мрачнее тучи.

– Новости у меня, братан, совсем плохие. Всё ещё хуже, чем я ожидал.

По его мнению, Толе нужно бежать отсюда куда глаза глядят.

– Да какая, на хрен, квартплата?! – кричал призрак на возражения Толи. – Тебе спасаться надо, дурило! Ты не представляешь, что это за место. Таким, как ты, здесь жизни нет. В прямом смысле… Тут ещё с советских времён, – он понизил голос, – просто геноцид. Это не выходило наружу, удавалось замять… А в девяностых – так вообще, тогда никому ни до чего дела не было. А я не понимал, думал, везде так.

Призрак подлетел к Толе вплотную.

– Но и сейчас лучше не стало. Беги отсюда, послушай умного совета.

Толя посмотрел в прозрачное лицо.