3

Штурм начался тогда и там, где предполагал Алва, и именно поэтому едва не увенчался успехом: Эктор Придд, надо полагать – назло кэналлийцу, оставил на западной стене лишь несколько десятков лучников. Атаку бастарда маршал воспринял как личное оскорбление, но пока он призывал на голову Оллара громы и молнии да собирал резервы, на стену успели водрузить «Победителя Дракона»^[15]. Правда, развеваться знамени бастарда выпало недолго – люди Рамиро, наплевав на беснующегося Придда, сбросили осаждающих со стены.

Когда подоспел Алан со своими копейщиками, штурм уже захлебывался, большинство осадных лестниц было повалено, несколько из них южане умудрились затащить наверх, причем одну вместе с намертво вцепившимся в перекладину вражеским латником, у которого, надо думать, помутилось в голове.

В гуще боя Алан заметил Рамиро, рубившегося в том же самом легком доспехе, в котором он утром сражался с Олларом. Возле самых ног Алвы упал один из его людей, герцог перескочил через тело, одновременно принимая на косо подставленный щит удар двуручного меча, и тут же вонзил свой клинок в бедро орудовавшего двуручником здоровяка. Детина пошатнулся и повалился под ноги своему же разогнавшемуся приятелю, тот споткнулся, подставляя шею под удар. Сверкнуло, покатилась отсеченная голова. Дальше наблюдать за кэналлийцем Алан не мог – чуть ли не у самых его ног из-за края стены показался круглый марагонский шлем, а затем и плечи очередного мерзавца. Герцог немедленно обрушил на него меч, однако противник, по виду бывалый наемник, ухитрился, стоя на лестнице, вывернуться из-под удара. Окделл ругнулся и совсем не по-рыцарски пнул бородатую рожу ногой. Это помогло – марагонец полетел вниз, на головы топтавшимся у лестниц землякам, но любоваться делом рук своих Алану было некогда – пришлось заняться крепышом с секирой, которого сменил некто в роскошном рыцарском шлеме и старых, измятых доспехах. Окделл убил и того, и другого, потом на него набросилось сразу трое, одного рыцарь свалил, остальных прикончили подоспевшие южане. Алан обернулся в поисках очередного противника и понял, что бой закончен. Неожиданности не получилось, а зря класть людей Оллар не любил, да и разрушение Кабитэлы в его намеренья не входило. Ублюдку нужна была столица, а не руины.

Окделл с наслаждением избавился от шлема и с еще большим наслаждением принял из рук подошедшего Алвы кувшин с вином. Неужели кэналлийцы притащили его с собой?!

Сделав несколько глотков, герцог вернул южанину его собственность. Тот усмехнулся и высоко поднял сосуд над головой, ловя губами алую струю. Именно так пьют мориски. Главе одного из Великих Домов Талигойи следовало презирать южных варваров, но они приходились Алве родичами, и Рамиро всячески подчеркивал это родство. Алан подозревал, что кэналлийцу нравится дразнить Людей Чести своей непохожестью. Определенный смысл в этом был – Ариго стали графами пятьсот лет назад и старательно блюдут все обычаи, но все равно слышат в спину, что сколько осел ни бей копытом, конем ему не бывать.

Алва утер узкой ладонью губы и присел на корточки у стены, подставляя лицо слабенькому ветру. Окделл опустился на вылетевший из кладки камень напротив кэналлийца, украдкой разглядывая человека, в один день отстоявшего честь короны и спасшего город. На свой герб Алва поместили летящего против ветра ворона, и знак этот подходил Рамиро как нельзя лучше. Изначально символом Дома Ветров была белая ласточка в скрещении солнечных лучей, нынешние властители Кэналлоа могли бы унаследовать и ее, но остались верны зловещей черной птице. Что ж, в нынешнем небе, небе войны, ласточкам и впрямь не место.

Рамиро молчал, привалившись спиной к разбитой кладке. То ли устал, то ли просто не желал говорить. Жирный амбарный воробей плюхнулся наземь у самых сапог герцога и принялся деловито подбирать какие-то крошки. Кэналлиец по-кошачьи сощурил глаза, наблюдая за пичугой. Он был сильным, красивым и чужим, и Алан поймал себя на том, что они никогда не поймут друг друга, как не поймут друг друга юг и север. Окделл отдавал себе отчет, что судит предвзято, однако ничего не мог с собой поделать – Повелитель Скал не доверял Повелителю Ветров, хоть это было и глупо – замысли Алва предательство, он вел бы себя иначе.

Разрубленный Змей! Да не приведи Рамиро южан, не наори на Придда, не возьми оборону в свои руки, в городе сейчас бы хозяйничал марагонец… А может, дело именно в этом, и Эрнани прав? Все они взъелись на Алву, потому что чужак делает то, на что не способен ни один из Людей Чести? В Придде и Го́нте говорят зависть и досада… А в Повелителе Скал? Собираясь с мыслями, Алан тронул герцогскую цепь и негромко окликнул:

– Эр Рамиро…

– Эр Алан?

– Мы вам очень обязаны…

– Пустое, – махнул рукой Алва. – Знай я, чего ждать, меня бы здесь не было.

– Я вас не понимаю.

– Понимаете. Просто в Талигойе не любят называть вещи своими именами. Я сожалею, что привел в Кабитэлу своих людей и привез жену, но раз я здесь, то сделаю все, что могу. Если угодно, назло тем, кто не способен ни на что. Будь я одним из вас, я дождался бы, когда рядом не будет слуг, и влепил Придду пощечину, но я предпочитаю раз за разом вытаскивать его из лужи, в которую он норовит сесть. Эрнани должен сменить командующего, иначе плохое станет безнадежным.

– Его величество сделал бы это, – Алана покоробило, что полукровка назвал короля по имени, но в откровенности кэналлийца было что-то притягательное, – будь хоть какая-то надежда.

– Вот как? – темные брови поползли вверх. – Зачем сражаться, если не веришь в победу?

– Во имя чести, – бездумно ответил Алан и осекся, поняв, как глупо это звучит, – и потом, что нам делать, если не защищаться? Сдаться на милость бастарда?

– Горожане, как мне кажется, готовы сменить короля. Эктор Придд чуть ли не каждый день вешает смутьянов, но меньше их не становится.

Это было правдой. Простолюдинам надоела осада, они хотят есть досыта, спать в своих постелях, рожать и растить детей. Оллар обещает спокойную, сытую жизнь и свободу. Пока чернь выжидает, и лишь самые смелые или же глупые рискуют выказывать недовольство, но что будет, когда придет зима и Кабитэла начнет голодать и мерзнуть? Без сомнения, Эрнани имел в виду именно это! Бунт, который не подавить.

– Вы сожалеете, что пришли, из-за бунта?

– Из-за бунта? – Рамиро казался удивленным. – Разумеется, нет. Жители Кабитэлы сыты, а сытые ремесленники и купцы, в отличие от дворян, не страдают воинственностью. Чтобы довести город до бунта, Людям Чести нужно очень постараться, разве что осада затянется до зимы.

– Разумеется, затянется. – Алан понимал своего собеседника все меньше и меньше. – Марагонец не уйдет, а мы не сдадимся. И вы все еще не сказали, почему сожалеете о том, что пришли.