4

Белые зимние гвоздички на полу казались сугробом. Цветы Росио добыть-таки умудрился, но вот осталось ли что-то для королевских торжеств?

– Прекрасно выглядишь, – прижать к груди чужого сына тянуло страшно, но Арлетта все же осталась сидеть. – Я больше тебя не боюсь и могу не следить за лицом. У меня есть шадди, а в Старой Придде, похоже, есть шпионы. Одно письмо, по крайней мере, пропало. Не мое.

– Чье же? – полюбопытствовал угодивший в регенты Ветер, усаживаясь напротив. – И кому оно может навредить?

– Трудно сказать… Влюбленная в тебя девица, которую ревнует к Ли уже незамужняя дама, поведала матери о былых бедах своей еще не известной тебе подруги.

– Старая Придда превратила вас в Рафиано.

– Боюсь, недостаточно. Твоя победа отогревает слишком много змей.

– Вам надо продержаться с месяц, не больше, потом подоспеют ежаны, но победу Талигу принес Эмиль. Я командовал дриксами, вышло забавно… Вы были правы, Фельсенбург похож на меня.

– Несомненно, но я тебе этого не говорила.

– Фельсенбургу показалось, что вы его узнали. Мало того, я тоже его узнал, вернее, себя. На Винной я должен был выглядеть так же, по крайней мере пока защищал девицу. Руперт защищал Бруно, правда, тот был в углу, и я поначалу не обратил на него внимания… Шадди – это прекрасно, но вам нужно вино.

– Мне?

– Вам, Арлетта, и немножко – мне. Я виноват перед вами, а каяться перед выпившими женщинами удобней.

– Ты был бы виноват, если б пошел на поводу у Георгии и умер.

– Тогда я был бы скотиной. Так, по крайней мере, считает Валме.

– Куда ты его дел?

– Отпустил поохотиться. Первым был съеден Давенпорт, кого жуют сейчас – не скажу, дичи здесь хватает. Вино скоро отдышится, и вам станет легче.

– Мне стало легче, когда вернулся Эрвин. Ты не поторопился с его производством?

– Почему вас так занимает семейство Ноймаринен? Они что-то натворили?

– Нет… Пока нет, но я здесь живу. Георгия не верила в твою жизнь, Эрвин тебя увидел, Рудольф обрадовался, но усомнился в твоих решениях.

– Спасибо, он мне уже сказал.

– А ты?

– Я закусил удила. Арлетта, вы говорите об одних людях, а думаете о других. Не надо.

– Сейчас ты сделаешь мне большие глаза, как малышу, когда его цапнул пони… Ли очень любит братьев. Очень… Но он не бросится за ними, как за тобой.

– Что-то не так? – Арлетта не заметила, как он встал. И как сама встала, тоже не заметила.

– Так. – Сглотнуть и улыбнуться. Все живы, все уже живы… Уже, не еще! – Этой зимой я и мой старший старший решили стать еще и союзниками. Я могу пригодиться, и я пригожусь, причем немедленно. Росио, мне пришли в голову странные мысли, странные для вас с Ли, но я сидела здесь в обществе Эрнани и мэтра Инголса. Хотя сперва нам придется поговорить о любви.

– Так в чем же дело? Я готов пить и слушать.

– Тогда я буду пить и рассказывать. Если я примусь плакать, ты тактично отвернешься.

– Я займусь гитарой.

– Сейчас я ее вынесу. Бертрам знает, что присылать и когда.

Дорога через четыре комнаты и назад была длинной, как память. После похорон, не сразу, а когда разъехалась соболезнующая свора, они пили втроем. Пили, говорили, один раз она даже засмеялась, с чего – уже и не вспомнить… Губы еще смеялись, когда из глаз полились слезы. Первые и почти последние. Ли вскочил и тут же сел, стало тихо, только окно царапала ветка.

«Подождите», – велела она и пошла через ставший огромным дом. Гитара спала на кресле в балконной столовой; когда ее взяли, струны тенькнули, будто стон подавили. Потом она шла назад, навеки одинокая женщина с гитарой, спускалась и поднималась по ступеням, к ее ногам испуганной кошкой жалась тень, остро пахло морисскими куреньями, не погребальными и не праздничными. Теми, которыми провожают неприятных гостей.

– Ты помнишь, как я несла гитару? – На такие вопросы всегда отвечают. Подробно, завывая, расписывая свои сострадания. Рокэ молча подал уже готовый бокал и принял кэналлийское диво. Светло и нежно прозвенела задетая струна. Словно узнала…

– Не считай меня Идалией, – слез не будет, не будет, и все! – я обосновываю свои выводы. Древние упорно повторяли в затопленных храмах один и тот же сюжет. Лестница и уходящая женщина, в чье лицо не заглянуть. Вы с Ли пошли со мной и видели ее – Оставленную, которой впредь жить одной. Мир не рухнул, остались мальчишки, цветы, чернила, вино… «Змеиная кровь»? Придд?

– Да. «Забудь о смерти до смерти»?

– Нет. «Спой мне, путник, о ветрах далеких».

Нарастающий струнный ропот, ночь и зима за стеклами, винная звезда в бокале… Рокэ вернулся, Ли тоже вернется.

Глава 4
Талиг. Старая Придда
1 год К.В. 7-й день Зимних Ветров

1

В том, что военная простота лучше светских изысков, Валме в очередной раз убедился, застегивая казавшиеся бесчисленными пуговицы. Черно-зеленый с серебром костюм наследника Валмонов был безупречен, однако перспектива целый вечер бродить среди корыстных разговорчивых людей не радовала совершенно.

– Я расстался с дворцами, – бормотал виконт, разглядывая в зеркале роскошного поджарого кавалера, – и расстался давно,

Мне по нраву сраженья, козлы и бревно…

В отношении бревна Валме бессовестно врал, но поэзия допускает и не такое, ведь для поэта главное не истина, но чувство!

 
– Здесь гуляют ханжи и кишат интриганы,
Как же жаль, что в снегах не сыскать пауканов…
 

– Марсель, – проворковало из-за портьеры, – ты просто великолепен, разве что несколько удивляет прическа.

– Я перешел на прямые волосы, – отрезал виконт, – и это навсегда!

– Как скажешь, – рассеянно согласился разодетый в пух и прах дядюшка. – Нам пора. Печально, что неопределенность, в которой я бьюсь, затягивается, но придется ждать. У меня нет другого выхода, а рассчитывать я могу лишь на тебя.

– Зачем рассчитывать на меня, когда есть отвращающий Зло регент? – позволил себе удивиться Валме. – Прошу простить, мне предстоит объяснение.

Вопреки опасениям, внушить Котику, что хозяин не сбегает на прогулку, а отбывает по делу в неприятное, но совершенно при этом безопасное место, удалось сразу же. Волкодав, спокойно приняв смягчающий разлуку пряник, улегся на шкуре добытого не им волка и закрыл глаза. Марсель трепанул шикарный зимний загривок и кратко сообщил дядюшке, что готов.

– Ты не представляешь, как я рад твоему присутствию, – от избытка чувств Маркус чихнул. – Я тебе об этом уже говорил, но неопределенность способствует излияниям, а положение мое остается неопределенным: регент так и не нашел для меня времени.

– Он его ни для кого не нашел, – утешил Валме. – Графиня Савиньяк не в счет, она для души.

– Арлетта нам c супругой, прости мне эту вольность, больше чем родственница, однако она загадочна, как и все Рафиано. Ноймаринен не скрывает, что убеждал графиню поддержать Гогенлоэ и счел, что та согласилась. Пойми, я всю жизнь обходился без высоких должностей, я не искал их…

– Вы искали, – счел своим долгом уточнить Марсель, – галантных приключений.

– И находил, но бедный Фердинанд сделал меня геренцием. Мне пришлось соответствовать, кончилось трагично, хоть и закономерно, я вернулся домой и обнаружил, что соседи…

– Дядя, я помню.

– Но понимаешь ли? После визита Савиньяков в Фарну мое положение заметно улучшилось, при этом я не собирался вновь окунаться в политику, и что же?! Алва подтверждает решение Фердинанда. Ноймаринену это не нравится, тем не менее он вызывает меня сюда, однако здесь уже обретается Гогенлоэ, который считает себя геренцием, ведь желания бедняги Фердинанда принимали в расчет только повара. Принять делá я не мог, поскольку меня уведомили, что у меня нет должного опыта. Парадокс! Гогенлоэ сидит в геренции, а я, будучи геренцием, не вправе туда даже войти.

Дядюшка умолк и теперь с кроткой скорбью взирал на племянника, он ждал ответной реплики, причем сочувственной. В ситуации, однако, имелась одна тонкость.

О том, что после известий о скором появлении Алвы Маркус прекратил все попытки проникнуть в оплот Гогенлоэ, виконту разболтал пьяненький Давенпорт. Марсель изящество хода оценил: умный человек не предоставит захватчику возможности достойно отступить.

– Безобразие, – поддержал хитрого родича Валме. – Но вы слишком рано сложили оружие.

– Ноймаринен совершенно недвусмысленно объяснил мне, что полагает отстранение Гогенлоэ ошибкой, а Арлетта… Арлетта нахваливает прислугу, которую я ей предоставил, и мне никак не понять, что это означает. Буфетчик – это только буфетчик, а камеристки – только камеристки; я не столь глуп, чтобы приставлять к матери Лионеля шпионов. Ты не хочешь возразить?

– Я хочу умилиться. Вы в первый раз в жизни напомнили мне матушку.

– Иными словами, я веду себя как назойливый слезливый дурак? – незамедлительно перешел к покаянию дядюшка. – Ты прав, но как же я устал от этой нелепицы!

– Сегодня вы отдохнете, – заверил Марсель, – и даже сможете потанцевать. Кого вы собираетесь пригласить?

– Все зависит от регента.

– Когда от регента что-то зависит, – поделился опытом Валме, – оно случается. Правда, своеобразно, но Рокэ вообще нетривиален. Лично я посоветовал бы вам графиню Креденьи, она вас не отвергнет, поскольку вы маркиз и очень удачно одеты. Сиреневый бархат вам положительно идет.

– Это будет моим концом!

– Это будет вашим триумфом! – Учить Маркуса пронырливости было смешно, но вечер вообще обещал стать веселым. – Семейство Креденьи, к которому с недавних пор следует относить и рэя Кальперадо с матушкой и сестрой, способно на многое. Поверьте, их суммарная благодарность перевесит вражду поддельного геренция, а Гогенлоэ – поддельный. Дядюшка, утешая вас, я охрип, мне срочно нужен шадди, а вы отослали буфетчика графине Савиньяк.

– Я отослал младшего из братьев, чем остановил внутрисемейное соперничество, которое могло зайти далеко. Шадди сейчас будет, но…

– Вот видите, – перебил виконт, – вы куда лучше Гогенлоэ, который в корне неверно распорядился сестрами, из-за чего оказался в затруднительном положении. И хватит меня подгонять, если Гогенлоэ явится раньше и усядется на ваш стул, хуже будет ему, и только ему.

2

Мать еще одевалась, но Арно никуда не торопился: когда соберется, тогда соберется. Церемония, на которой виконту Сэ за неимением более серьезных Савиньяков предстояло красоваться в родовых цветах, не вдохновляла, зато новый буфетчик оказался истинным кладом.

– Вы из Валмона, – постановил Арно, допивая отличнейший, впору Бертраму, шадди.

– Господин капитан ошибается, – клад с достоинством поклонился, – я служу в Фарнэби, хотя родился в Рафиано.

– Оно и видно, – обрадовался Арно, – север морисский орех не понимает.

– Подать закуски или господин капитан предпочитает горячее?

– Не знаю еще, – «господин капитан» в самом деле не знал. Именно сейчас есть не хотелось, но прием обещал затянуться до вечера, а у дворцовых столов не наешься. Вернее, наесться-то можно, но выглядеть это будет паршиво, да и удовольствия никакого.

– Госпожа графиня выбрала белое мясо с зимними грибами, запеченное под сыром.

– Вот и я выберу, – принял стратегическое решение виконт, и буфетчик с достоинством удалился.

– Постарайся наесться впрок, – немедленно посоветовала мать, как оказалось, все слышавшая. – Когда ешь, не обращаешь внимания на тех, кто жужжит над ухом, а жужжать будут. Потом твое равнодушие примут за вежливость и начнут истолковывать.

– Я и рявкнуть могу, – заверил виконт.

– Рявканье тоже истолкуют. В любом случае старайся понять, что тебе станут говорить, и запоминай собственные ответы.

– Валентин меня уже учил.

– Замечательно, – обрадовалась мать, – передай ему мою благодарность, мне бы не хотелось надоесть тебе еще до приема, а поучающие родительницы умеют просто замечательно надоедать.

– А вот и нет, – прыснул Арно, – это Ли у нас надоедает!

– Значит, я не зря старалась. Пожалуй, не буду учить тебя пользоваться салфеткой и вообще ограничусь единственным наказом. Тебе, о сын мой, лучше держаться подальше от девиц на выданье. Танцев тебе не избежать, но приглашай исключительно замужних и просватанных. Кроме того, не поднимай оброненные платки и тем паче тех, кто, как выражается наследник Бертрама, шмякнется тебе под ноги. Меня как-то не тянет объяснять рвущимся породниться с нами умникам, что галантность не повод для женитьбы.

Отсмеяться помешало белое мясо, которое как раз дошло и ожидало совместного с грибами триумфа.

– В кабинет, – графиня сощурилась на цокавшие в углу часы, – на письменный стол. Прислуживать не надо.

Слуга не удивился, Арно – тоже. Разговор у письменного стола смогла бы подслушать разве что повисшая на карнизе кошка, да и то летом, когда окна открыты.

– Ты что-то хотела мне сказать? – как мог небрежно осведомился виконт, без напоминания бросив на алые фамильные штаны салфетку.

– Я хочу поесть, – мать тоже прикрыла шитые золотом юбки, – но если кому-то приятно думать, что я тебя сейчас наставляю, пусть его… Впрочем, одно дело у меня к тебе есть, прочти-ка письмо Сэц-Пуэна, хотя бы начало.

– Думаешь, наврал? – удивился виконт, принимаясь за восхитительное – дриксам так ни в жизнь не запечь! – жаркое. – Вряд ли, он парень честный.

– Несомненно, но твое мнение мне все равно нужно.

– А! – догадался начальник разведки особого корпуса. – Ты вычитала что-то новенькое про бесноватых?

– То, что я вычитала, пока останется тайной. Герард доволен?

– Еще бы! Он бабку терпеть не может… То есть он такого не говорит, может, даже и не думает, ты же видела, какой он… душевный, но я бы на его месте к такой грымзе и на выстрел не подошел.

– Ты мог оказаться на месте похуже: родители выдавали меня замуж за Фукиано. Маркиза здесь, можешь при желании оценить угрозу, которой столь счастливо избежал.

– Обязательно, – кивнул Арно, – но платок ей не подам, даже если она шмякнется. Мама, как думаешь, будь нашей бабкой Фукиано, кем бы стал Ли?

– Брюнетом, – рассеянно откликнулась мать, она и прежде иногда замолкала. Старая Мадлен, когда такое видела, принималась шмыгать носом. Арно отвернулся и приналег на ставшее безвкусным мясо. Очень хотелось что-то сказать, и того сильнее – взять за руку, только мать не терпела нежностей. Вообще-то это было прекрасно, но не сейчас…