Цитаты из книги «Как начать разбираться в архитектуре»

Нужно отметить универсальность, интернациональность художественного языка модерна – по аналогии с «интернациональной готикой», которая к концу XIV – началу XV веков приобрела поистине всеобщий характер. Однако эта универсальность выросла естественным путем, она не была навязана «сверху», как приемы академического искусства. Для модерна характерна универсальность приема, но не образа – это важное отличие. Если мы посмотрим работы ведущих мастеров разных стран, то увидим, безусловно, огромные различия в создании образа

И Сиддал, и Джейн Моррис были низкого происхождения, а Сара Кокс, взявшая себе псевдоним Фанни Кронфорд, вдобавок обладала на редкость плохим характером. Это совершенно ни на что не влияло. Способность творить или вдохновлять на творчество оказывалась в модерне значительно более важной чертой, чем хороший характер или домовитость, считавшиеся главными для женщины в прежние эпохи.

Это Элизабет Сиддал (жена Россетти, 1829–1862), Джейн Моррис (жена Морриса и возлюбленная Россетти, 1839–1914) и Фанни Корнфорт (настоящее имя Сара Кокс, 1835–1909). Даже назарейцы были еще совершенно «мужским» объединением, но уже в творчестве прерафаэлитов женщина – равноправный член творческого сообщества, не только образ красоты, «чистейший прелести чистейший образец», но и деятель.

шестая, очень важная черта модерна – стремление стереть границу между искусством и действительностью, между эстетическим и неэстетическим, между образом и жизнью человека. Оскар Уайльд, например, говорил, что человек должен либо сам являть собой произведение искусства, либо быть одет в произведения искусства.

Во-вторых, такое же пристальное, как у прерафаэлитов, внимание к культуре, к тому, что создано и наработано человечеством. В-третьих, синтез природы и культуры. Общая идея искусства XIX века – изображение и воплощение в искусстве прекрасной земной поверхности – в модерне доходит до крайнего воплощения. И то, что создано Господом, и то, что, будучи создано человеком, выражает эстетическую функцию, становится в этом стиле равноправным. В-четвертых, широта охвата явлений жизни: модерн и распространялся широко, и шел вглубь. С одной стороны, стиль стремится охватить все слои социума, с другой – поглотить, пронизать, эстетизировать все сферы жизни. В эпоху, предшествующую модерну, появились тысячи разнообразных остроумных приспособлений, касающихся быта; модерн стремился сделать прекрасно-функциональными их все. В-пятых, очень важна эстетизация всего, до чего только может дотянуться искусство, как не просто реабилитация, а уже чуть ли не обожествление чувственности.

Что в новом стиле представляется самым главным? Во-первых, стремление передать естественное изящество природы.

Конечно, тем, кто не обладал высокими доходами, изделия Морриса оказались не по карману. Но в дальнейшем эта проблема решилась: изделия модерна по эскизам настоящих художников начали выпускаться массовыми партиями поточным способом и в разных материалах, от очень дорогих до дешевых. Таким образом снималось стилистическое различие между слоями общества – оставалось только материальное, но тут уж, как говорится, ничего не поделать. Зато в эпоху модерна каждый человек вне принадлежности к сословию мог получить по-настоящему красивую вещь и тем самым приобщиться к области красоты, высокого искусства. А изготовлена ваша посуда из плотного фаянса или тонкого фарфора – в конце концов, дело десятое: фаянс дольше не бьется… Собственно, в его мастерской воскрешался идеальный образ средневекового мастера, члена цеха. Но, в отличие от далеких предков, Моррис сам научился делать очень многое, поскольку в его времени искусных ремесленников, работавших «по старинке», уже почти не осталось. Он стал ткачом и красильщиком тканей и получал истинное удовольствие, обнаруживая в старинных хрониках рецепты изготовления того или иного шедевра – и в тогдашнем, и в современном смысле. Будучи и конструктором мебели, Моррис ориентировался на крестьянские, деревенские образцы, традиционные для Англии; разработка приема, легкая стилизация – и вот перед нами высокохудожественное изделие, одновременно и историчное, и современное.

Моррис прославился как лучший в современной ему Европе дизайнер рисунков для ткани и обоев. Живописцем он тоже был, но свои создания ценил невысоко и вскоре забросил их.

Девиз Морриса может быть таким: «Честность и простота». Честность – добровольный отказ от всего, что может нанести ущерб любому другому живому существу. Простота – отказ от всего избыточного, того, что не доставлено трудом.

Г-образное в плане, оно имеет обход по всему периметру и стоит так, чтобы отовсюду выглядеть красиво. Во внутреннем углу находится колодец, тоже из красного кирпича, материала в равной степени элегантного, прочного и, что называется, на все времена. Готические элементы отделки (например, проемы дверей и окон) не выглядят нарочито, здесь нет ничего слишком стрельчатого или чересчур высокого. Сами пропорции дома совпадают с человеческими: потолки не очень высокие – но и не низкие, помещения не велики и не малы. Ломаная кровля и окна всех возможных форм, от круглых до сильно вытянутых прямоугольных подчеркивают не только разные объемы внутри, но и различное функциональное назначение помещений. Здесь все индивидуально, и бросается в глаза гармония внешнего облика с интерьером. Ничто не выставлено напоказ и одновременно ничто не объявлено недостойным: везде есть свет, простор, удобство – и красота. Внутри – встроенная мебель (сохранилось не так много ее образцов, т. к. Моррис продал дом