Шефство

В новом учебном году Светин класс перевели в соседний кабинет, посветлей и побольше, а в их старый кабинет заселили первоклассников.

Уже на третий день учёбы разразилась драма. Выглянув в коридор на крики, Света обнаружила толпу возмущённых малышей, плотным кольцом обступивших кого-то, кто при ближайшем рассмотрении оказался… Соплёй. Мальчиком из магазина «Школьный *ад», которому покупали любые канцелярские товары в любых количествах. Неспроста они повстречались накануне первого сентября в единственном торговом центре рядом с домом! И со школой. Похоже, этот монстр жил где-то поблизости.

Одноклассники собирались бить его всей толпой.

Вообще-то, Света и сама была не прочь помахать кулаками. Дядя Стас всегда говорил, что, когда тебя или другого обижают, – надо драться, а не сопли размазывать.

– Протри глаза, – строго отвечала ему мама. – У меня девочка, а не Джейсон Стетхем. Тех, кто дерётся, могут и в ответ побить.

– Это ты протри глаза, – отмахивался дядя. – Твоя девочка свалит Стетхема одним ударом. Да, Светка?

– Да-а-а! – ликовала Света.

Дядя верил в неё больше всех.

Так что, будь Света первоклассницей – она бы и сама с радостью вздула Соплю. Но Света училась в третьем, а бить маленьких – подло. Даже самых вредных.

– Нельзя всем на одного, – объявила первоклассникам Света. – Нечестно. За что вы его?

– Он ужасный! – крикнула девочка с двумя хвостиками. – Обзывает меня китаёзой!

Девочка действительно походила на китаянку. Света сначала не поняла, что в этом такого страшного и почему в глазах девочки стоят неподдельные слёзы.

– Говорит, я ем собак! – воскликнула девочка, и слёзы хлынули по щекам. – А я люблю собак! Очень!

– Есть? – дерзко уточнил Сопля, и девочка заревела пуще прежнего.

Из толпы первоклассников вылетел чей-то маленький кулачок и влетел Сопле в ухо.

– Он обзывает меня четырёхглазым! – крикнул очкарик.

– А меня хорьком! – добавила одна девочка. – А я… я Надя Хорькова!

– Меня Наташей… – печально пробубнил самый крупный мальчик. – А я Святополк.

Что ж, теперь Свете стало понятнее, но не легче. Проще простого сделать доброе дело, когда того просит душа. Например, защитить невиновного от расправы. Особенно когда ты большая, сильная Бегемотина, а твои противники – первоклашки.

Гораздо сложнее поступить правильно, когда совсем не хочется. Например, если «невиновный» виновен по полной программе, и бить его собираются за дело.

– Всё равно нельзя всем вместе, – твёрдо повторила Света. – Бейте по одному.

– Но мы все хотим! – крикнул кто-то.

Толпа первоклашек пришла в движение, они навалились на Соплю и прижали его к стене. Свете пришлось вклиниться и энергично поработать локтями, чтобы их всех растолкать.

– Я же сказала: нечестно! – крикнула Света. Она раскраснелась и даже рассердилась, что малявки, которые всего третий день в школе, не слушаются её. – Хотите бить – встаньте в очередь! И бейте по одному!

Идея зашла:

– Давайте посчитаемся!

Первоклассники мигом забыли о Свете, собрались в кружок и начали считаться, чтобы установить очередь возмездий. Прижатый к стене Сопля тёр ушибленное ухо и непримиримо ждал, выставив нижнюю челюсть. По крайней мере он не трусил и готов был до последнего биться за своё гадство со всем классом.

Оказалось, эту сцену видела Светина классная руководительница. Имя её – Анастасия Николаевна, но это неважно. За глаза все её называли Морковкой из-за бессменных ярко-рыжих волос и такого же цвета ногтей.

Морковка старалась творчески подходить к работе учительницы младших классов, но вечно либо недооценивала, либо переоценивала своих учеников.

Например, в этой истории Морковка решила, что Свете нравится воспитывать и опекать других детей.

Так у Морковки родилась идея – неудачная, как и почти все идеи Морковки.

– Света, я хотела тебя кое о чём попросить, – сказала она Свете, подозвав её на следующей перемене. – Не могла бы ты помочь нашему Диме Рябову? Взять над ним шефство, так сказать.

– Что взять? – не поняла Света.

– Шефство. От слова «шеф». Это когда присматриваешь за кем-то. Помогаешь ему стать лучше. Объясняешь, в чём он неправ.

Дима Рябов – Светин одноклассник – был, по мнению Светы, довольно глупым парнем. При этом он вырос самым здоровенным в классе. По габаритам почти таким же, как Света. Но всё-таки мельче, поэтому, наверное, Морковка попросила именно Свету взять над ним шефство.

– Это потому, что я Бегемотина? – уточила Света.

– Что? Что ты, нет! – воскликнула Морковка. – Кто такое говорит?!

Так-то Морковка отлично знала, кто такое говорит – все. Просто ничего не могла с этим поделать.

– Нет, это потому, что ты очень серьёзная девочка, – добавила она. – Ты можешь хорошо на него повлиять. Он не готовится к урокам, не делает домашнее задание. Пачкает всё едой. Но мне кажется, он не со зла. Ему просто нужен хороший пример.

Света подумала: «Да просто он дурак!» – а вслух сказала:

– Я не хочу.

– Пожалуйста, попробуй, – произнесла Морковка.

И Света согласилась.

Начала она шефство прямо на следующий день.

Первая проблема Рябова, с которой Свете пришлось разбираться, – его неспособность подготовиться к уроку. А именно: убрать учебник и тетрадь по тому предмету, который закончился, и достать другие. Ругали его за это чуть ли не каждый урок, ну каждый день уж точно. Бесполезно!

Разговаривать с Рябовым и что-то объяснять Свете не хотелось. Морковка ему сто раз уже объясняла – всё без толку. Поэтому, когда Рябов в очередной раз ушёл на перемену не подготовившись, а класс опустел, Света залезла в его рюкзак, порылась там, сама убрала и достала что нужно.

На переменах Рябов больше всего любил один носиться по коридору из конца в конец, но не бегом, а огромными, нелепыми скачками на прямых, как ходули, ногах. Что при этом творилось у него в голове? Этого не знал даже сам Рябов. Вдоволь набегавшись, он возвращался в класс – лохматый, с рубашкой, только наполовину заправленной в штаны, и развязанными шнурками. Сидел он на предпоследней парте, а Света – наискосок от него на последней.

Поэтому ей хорошо было видно со своего места, как Рябов замер, уставившись на чудо в виде аккуратно уложенного учебника и тетради. Его порозовевшие от беготни щёки побледнели, в глазах появился испуг. Рябов беспомощно осмотрелся, а потом осторожно сел за парту, словно ждал какого-то подвоха.

Тут, прислушавшись к своим чувствам, Света с удивлением поняла, что шефство – это довольно весело. Особенно если заниматься им втайне от подшефного! Идея так увлекла Свету, что ни о Рябове, ни о Морковке, ни о том, хорошо это вообще или плохо, она даже не подумала.

В следующий раз шефство случилось перед уроком математики. Рябов никогда не делал домашку по математике. У Светы же по ней – твёрдая пятёрка. Когда все вышли на перемену, Света вынула тетрадь Рябова и быстро вписала решения заданных на дом примеров – ручкой Рябова. Поскольку она торопилась, почерк получился ужасный и кривой, почти как у самого Рябова. Затем Света снова аккуратно разложила на парте всё, что нужно.

Во второй раз Рябов уже не так удивился, что готов к уроку. Но когда по команде Морковки он открыл тетрадь, то коротко вскрикнул и отшатнулся бы, если б не тяжёлый стул.

– Что, Рябов? – спросила Морковка.

Рябов от страха забыл главное правило тех, кто не делает домашку: не привлекать внимания учителя. Он сидел белый как мел и таращился в свою тетрадь.

Ты домашнее задание сделал?

Морковка подошла и нависла над Рябовым, а затем уставилась туда же, куда, не моргая, смотрел он. Брови Морковки поползли вверх.

– Надо же, ты сделал, – произнесла она.

– Нет, – выдохнул Рябов и поднял на неё испуганные глаза: – Нет!

Морковка пропустила его протест мимо ушей.

– Молодец, что сказать, – заявила она и пошла обратно к доске. – Так держать.

– Не делал я! – в отчаянии крикнул Рябов.

Вместо ответа, по классу прокатился смешок.

Теперь между уроками Рябов скакал по коридору с очень озадаченным, расстроенным видом. Это доказывало, что во время скачков что-то у него в голове всё же происходило. Свете даже стало немного жаль его, но идея тайного шефства по-прежнему казалась слишком крутой. Света и не думала останавливаться.

Третий раз ей удалось совершить тайное шефство над Рябовым на перемене, когда в столовой появляются пончики в разноцветной глазури. Света видела, как Рябов купил себе… нет, не пончик, а обычный бутерброд с сыром. Но из-за пончиков обстановка в буфете накалилась до предела. Рябова толкнули, он выронил бутерброд, который немедленно затоптали. Рябов ринулся в толпу, кому-то наподдал, но бутерброд это не вернуло, и Рябов остался голодным.

Света переждала урок и вернулась в буфет на следующей перемене. Пончики кончились, народ схлынул. Света спокойно купила Рябову новый бутерброд и положила на его парту.

Светка с нетерпением ждала окончания перемены. Словно для пущей эффектности, Рябов немного опоздал – все уже сидели на своих местах, когда он вошёл в класс. Как всегда, лохматый, с выпущенной рубашкой и открытым ртом. Подходит Рябов, значит, к своему месту – и видит аккуратный, свежий бутерброд. Такой же, какого он лишился на прошлой перемене.

Рябов выдержал подготовку к уроку и даже домашку, но возвращение бутерброда его окончательно сломило. Он вскрикнул и отпрыгнул от своей парты, усевшись задом на парту хулиганов братьев Градовых. Ближайший к нему Градов не растерялся, немедленно ткнул Рябова в ягодицу карандашом – и тот вскрикнул снова.

Затем Рябов затрясся и заплакал. Тут Свете стало его по-настоящему жалко. Рябов плакал искренне, и плакал он потому, что дурак. Точнее, он плакал от страха, а страшно ему было, потому что он не мог задать себе простейших вопросов и понять очевидное.

Света вздохнула: тяжко быть Рябовым.

– Дима, что такое?! – переполошилась Морковка.

Подбежав, она обняла Рябова за плечи. Тот плакал и указывал пальцем на бутерброд.

– Что? Что-то с бутербродом? – спрашивала Морковка.

– Я… его… з… затоптали, – всхлипывал Рябов. – И д… домашку я н… не делал! И к… к уроку н… не…

Морковка слушала его очень внимательно, нахмурив брови, пытаясь понять. На то, чтобы разобраться в рыданиях Рябова и сложить два и два, у неё ушло около минуты.

Затем она гневно уставилась на Свету:

– Ермолаева!

– Что?

– Это ты сделала?

Света пару секунд молчала.

– Я, – честно ответила она затем. В голове это звучало лучше. – Вы сказали взять над ним шефство.

– Да, но он должен был об этом знать!

– Этого вы не сказали, – надулась Света.

Она не подозревала, что дело дойдёт до рыданий. Рябов, в общем-то, не сделал ей ничего плохого, даже не обзывал Бегемотиной. Не стоило над ним прикалываться. Но кто ж знал, что он такой впечатлительный? Это же просто шутка. Если ты чего-то не делал, а оно оказалось сделано – значит, кто-то сделал это вместо тебя. Разве так сложно догадаться? Разве мамы не делают такое постоянно? Но Рябову, кажется, проще было поверить в чудо.

– Извинись! – строго сказала Морковка.

Если бы она не потребовала извиняться перед всем классом, Света, может, и сама извинилась бы. Потом. С глазу на глаз.

– Не буду, – буркнула Света из чистого упрямства, скрестив руки на груди.

И добавила:

– Я купила ему бутерброд. За свои деньги.

И добавила ещё фразу, которую слышала от дяди, продающего электрические приводы для большегрузных карьерных самосвалов:

– А у меня их, между прочим, не самосвал.

«Не то чтобы очень много», значит.

В Светиных глазах бутерброд её частично оправдывал – но не в глазах Морковки. Та ужасно разозлилась. Гладя трясущегося Рябова по голове, она сказала, что позвонит Светиной маме и расскажет, как та издевалась над одноклассником.

Домой Света шла в отвратительном настроении. Ей было жаль Рябова, жаль себя, жаль бутерброд и денег, жаль, что не извинилась, и жаль маму, которая всё время работала, а потом ни за что получала от Светиных учителей по телефону, в чате и в дневнике. Всё это шефство, вся эта школа с учителями от начала и до конца – одна огромная ошибка.

За спиной раздавалось назойливое шарканье. Обернувшись, Света увидела, что за ней по пятам следует Сопля. На вид цел и невредим – то ли одноклассники передумали его бить, то ли он всех победил.

Так они прошли четверть пути до Светиного дома. Потом Света возмутилась:

– Ты идёшь за мной?!

– Я домой иду! – в тон ей ответил Сопля.

Лицо у него блестело, словно перемазанное чем-то жирным.

– И где ты живёшь?

Сопля назвал адрес. Как Света и думала – это совсем рядом от неё, через один дом.

– Мама трубку не берёт, – поведал Сопля. – Урок отменили. Отведи меня домой.

– Иди в школу к охраннику, – отмахнулась Света. – Пусть дозвонятся до твоей мамы. Как тебя вообще выпустили?

– Я сбежал, – признался Сопля. – Пацаны выходили, и там дядька такой, не лысый, но с усами, и другой дядька, толстый, их спрашивает: «Вы куда, пацаны?» – а они ему пока отвечали, я и сбежал.

Света не поняла, что за дядька: школьный охранник дядя Женя лысый, без усов и худой, – но одобрительно хмыкнула. Раз Сопля сумел сбежать из школы, значит, голова на плечах есть, соображает. И чего пристал?..

– Иди сам.

– Я не умею!

– Да что тут уметь?

– Не знаю, – нахмурился Сопля. – Я только четвёртый день в школу хожу. Отведи меня!

Света отвернулась от него и пошла дальше.

– Отведи!

Он топнул ногой у неё за спиной.

А потом закричал как резаный, уже изда лека:

– Отведи-и-и!!!

Когда и это не сработало, он побежал за Светой, и вскоре за её спиной снова зазвучали его шаркающие шаги. Через сто метров Свете надоело.

– Чего ты пристал? – Она резко обернулась: – И почему ко мне? Я шефство больше не беру. Хватит с меня.

Сопля остановился в паре шагов от неё.

– Ты большая, – заявил он.

И добавил:

– Как папа.

Такого Свете слышать ещё не доводилось.

– И где твой папа? – спросила она.

– В колонии, – ответил Сопля.

И добавил:

– На Марсе.

Света отлично знала из своих любимых энциклопедий, что никаких колоний на Марсе пока что нет и близко. А дядя говорил, что марсианами зовут лохов – наивных людей, которые верят в обещания отправить их колонизировать Марс в самое ближайшее время. Значит, мама Сопли его обманула. Потому что – это Света знала уже из опыта собственной жизни – если папы почему-то нет, на вопросы о нем отвечает мама.

– Хочешь беляш? – предложил вдруг Сопля.

Хочет ли Света беляш? Хочет ли Света беляш?!

– Конечно хочу!

Беляш у Сопли лежал в рюкзаке в полиэтиленовом пакете.

– Мама испекла, – заметил он, протягивая беляш Свете.

Беляш оказался холодный и жирный, но вкусный. Пока Света жевала, Сопля не сводил глаз с её лица. Доев, Света вытерла руки и рот носовым платком, который мама регулярно клала ей в карман куртки.

Кажется, Сопля просто подкупил её беляшом. Это была взятка.

– Ладно, – вздохнула Света. – Пошли.

Сопля охотно засунул ладошку – жирную (наверное, от беляшей) – Свете в руку, и они пошли.

Почти сразу же с порывом ветра налетела маленькая туча и излилась им на головы очень коротким, но проливным дождём. Затем Сопля споткнулся и упал в лужу на колени. Если бы Света не удержала его за руку, то и весь бы упал.

– Что с твоими шнурками? – спросила Света.

Шнурки были завязаны только на один узел и волочились по земле. Видимо, о них-то он и запнулся.

– Мама завязала, а они развязались, – ответил Сопля.

– И что? Не умеешь шнурки завязывать?

Вместо ответа, Сопля просто затолкал намокшие шнурки в расхлябанные ботинки. А ещё он своё странное, как у взрослого, пальто на пуговицах застегнул криво – одна пуговица оказалась лишней.

– Дай сюда, – фыркнула Света и присела перед ним на корточки: – Смотри. Делаешь узел. Потом две петельки. И вот так их. Понял?

– Не знаю…

Света вздохнула, выпрямляясь. Может, в другой раз она бы и поучила Соплю завязывать шнурки, но сегодня на улице слишком мокро и холодно, чтобы рассусоливать. Ей очень хотелось домой.

В Светином дворе им повстречался дедушка Гриша – худой бледный старик пугающего вида. Он жил на первом этаже со своей дочкой и её семьёй. Делать ему было совершенно нечего, поэтому он часто сидел на лавке и ругал прохожих на чём свет стоит. Со временем все привыкли и перестали обращать внимание.

– Чё ты тут шаришься, кр-рыса?! – крикнул он им с Соплёй. – Пшла!

Сопля прижался к Свете.

– Здравствуйте, дедушка Гриша, – поздоровалась Света, проходя мимо.

– Кр-рыса! – каркнул дедушка вслед. – Кр-рыса-Лариса! Шарится тут! Пшла!

Домофон на двери подъезда Сопли не работал. Ключей у Сопли не было, но им повезло – выходила какая-то бабушка. Сопля жил на третьем этаже. Они вошли в подъезд – просторный, но тёмный, с широкой лестницей, деревянными перилами и пожелтевшей от времени, истёртой и потрескавшейся узорной плиткой. Большие мутные окна выходили в глухой двор-колодец, погружённый в вечные сумерки.

Вместе они поднялись на один лестничный пролёт. Дальше Света не пошла. Она взяла телефон Сопли и вбила туда свой номер, подписавшись: «Света Е из 3А».

– Иди и позвони в свою квартиру, – распорядилась Света. – И напиши мне в Ватсап, если мама дома и пустила тебя. Если она не дома… или она тебя не пустила – тоже напиши. Я тут подожду.

Сопля уверенно кивнул.

– Ты же умеешь писать? – уточнила Света.

Сопля снова уверенно кивнул.

– Или позвони! – крикнула Света ему вслед.

Подниматься вместе с Соплёй и встречаться с его мамой – скандальной круглой женщиной на тонких ногах – Свете совсем не хотелось.

Сначала мальчик долго шаркал наверх – лифта не было, – затем чуть слышно брякнул звонок в квартире, и с гулким эхом повернулся ключ в замке. Раздался встревоженный женский голос. Дверь закрылась.

Света уставилась на экран телефона, ожидая от Сопли сигнала, что всё хорошо.