От этой мысли по коже пробежала нервная дрожь, будто кто-то внезапно пустил разряд тока. Так думать было скверно, но именно это Паша и думал, хотя не хотел себе признаваться. Вот и на этот раз он прикусил язык внутреннему голосу и вместе с ненавистью испытал к жене вымуштрованное чувство благодарности. Ведь она родила ему троих детей и мужественно тянет эту лямку: воспитывает, кормит, водит их на прогулку. Нельзя так говорить о своей супруге. Всё же не за внешность он её выбирал, хотя при знакомстве она была той ещё штучкой.

Лена была раз в пять, а то и в шесть худее. Без всяких преувеличений. Форменная красавица! Густые шелковистые волосы, пышная грудь, стройная талия, плоский животик и округлая попка, за которую так и хотелось ухватиться. Вот и хваталось за неё прорва народу. Да и не просто хваталось – Леночка ещё могла бы дать фору опытной Аде.

Но то были дела давно минувших дней. От былой красоты остались только отголоски, прятавшиеся за толстыми слоями жира и «апельсиновой корки». Лицо всё же оставалось привлекательным, что в какой-то мере даже удручало, потому что при взгляде на бесформенную Елену Прекрасную тут же возникала мысль «как жаль, что такое красиво лицо «надето» на столь отвратительное тело». Прям как любимое мороженное, испачканное в говне – ты его так любишь, но есть в жизни не станешь, даже под дулом пистолета.

Ну хорошо, под дулом, возможно, ещё и сподобишься…

Дома снова все были заняты своими делами. На кухне стыл наскоро сварганенный ужин: дешёвые пельмени с майонезом и куском хлеба, – никто не встречал отца семейства, получасом ранее облапавшего незнакомую девушку в метро.

Паша разулся и прочапал к своей тарелке с пыльменьями. Есть вовсе не хотелось, но раз жена готовила, то надо. Таким образом он стремился загладить вину за то, что гладил посторонние гениталии в подземке. Слабое искупление, надо сказать. Лене бы больше понравилось, если бы он оставил все эти пельмешки ей. Она очень любила густо заправить их майонезиком, поперчить от души, а горбушечку чёрного хлебушка намазать чесночком и запивать всё это дело огуречным рассолом. Красота!

Борясь с отсутствием голода, Паша безропотно умял свой ужин и остался сидеть перед пустой тарелкой, тупо смотря в одну точку. Он думал о том, что сегодня произошло. О том, как мерзко он поступил, и как приятно и тепло было между ног у той красотки. Паша сглотнул и сжал челюсти, ощущая дурманящее чувство безрассудной похоти. За стенкой мать его детей, его законная супруга валялась в кровати перед теликом и уплетала свои булки, запивая их холодным молоком; в другой комнате детишки возились с игрушками, а старшая читала простенькую сказку, в то время как он думал о влажном уюте между ляжками посторонней бабы.

Мозг отключился, Паша ещё не успел испугаться и сообразить, что происходит. Он потянулся в брюки, вознамерившись передернуть в отсутствие свидетелей.

– Пришёл?

Пашка чуть в обморок не упал от неожиданности и резко вытащил руку из труселей. Лена полезла в шкаф за новой порцией вкусностей, чтобы досмотреть сериал как подобает, и даже не обратила внимания на то, где её муженек шебуршит своими вездесущими ручонками.

– Угу, – проскрипел тот, немножечко начав возвращаться к реальности. Он чувствовал себя преступником, пойманным с поличным; но Лена была где-то в своём мире, где не было чужих промежностей, Ад и тайных супружеских мастурбаций перед пустой тарелкой от пельменей.

– Поел?

– Угу…

– У меня ща реклама закончится.

– Угу…

На том и порешили.

На утро Паша хотел сказаться больным, потому что боялся повторения вчерашнего. Боялся, что не сможет себя контролировать. А вдруг кто-то увидят? Застукают и обвинят в харайсменте! Ещё и до тюрьмы и до Ленки дойдёт всё. Но в то же время ему так хотелось оказаться в этом душном месте рядом с какой-нибудь молодой девчушкой, которая прижмется к нему своей попкой или грудями и будет тереться в такт стуку колёс. Возможно, она даже не заметит его эрекции, но он-то точно всё прочувствует и весь день будет подкармливать себя воспоминаниями об этих недолгих минутах радости, а если повезёт, то и о целом получасе.

Желание перебороло страх и попытки откреститься от роли извращенца. И всё это несмотря на неприятные мысли об исходе субъекта с подобной манерой поведения.

На счастье ли, или назло, пробраться к представительницам прекрасного пола с привлекательной внешностью было гораздо сложнее обычного. Будучи человеком не самого смелого племени, Паша не стал расталкивать группу парней в наколках, чтобы дотянуться до милой девушки в белой футболке и ярких наушниках. Она смотрела прямо перед собой и отрешённо жевала жвачку. Её светлые волосы, выбеленные тоннами перекиси, развевались на ветру приближавшегося поезда. С пофигистическим видом она позволила внести себя в вагон и ехала так до своей станции, будто полностью потеряла интерес ко всем представителям человеческой расы.

И надо же было Паше выбрать именно эту девчонку. Что-то внутри подсказывало, что он должен её пощупать. Нездоровые мыслишки толкали его на погоню с целью домогательства, но остатки здравого смысла не дали дёрнутся ни одному мускулу в её направлении. И незнакомая пофигистка была такова, без всяких преследователей смешавшись с толпой.

Всю оставшуюся дорогу Паша думал о ней. О её отрешенном виде и движениях губ, время от времени размыкавшихся и снова смыкавшихся по велению жвачки. Он желал её, как одурманенный кот, учуявший валерьянку.

Весь день Паша фантазировал о том, как было бы приятно проехаться с ней рядом. Дела не делались, а мысли об этой девушке настойчиво думались, вытесняя из головы всё, что к ней не относилось.

Вместо перекуров Паша бегал на «передёргивания», надеясь, что в туалете не установлена камера. Он выдоил себя до такой степени, что, будь он коровой, его вымя бы схлопнулось, как сдутая резиновая перчатка.

Его одолевали идеи о новой встрече с Пофигисткой. И о продолжениях этих встреч. Вот она соглашается пойти с ним «в нумера», и тут он вспоминает, что не может позволить себе нормальную гостиницу. Таких девушек не имеют на расшатанной тахте, как Аду. Таким нужны хоромы. Ну три звезды, как минимум. И не такие, где одну пишу и две в уме, а нормальная такая троечка с большой кроватью и чистым полом, на котором не найдёшь лобковые волосы предыдущих постояльцев.

Подобные размышления наводили хандру. Хороший номер на час не снимешь – это не грязный угол, в котором можно потереться друг о дружку и предоставить место следующим помоишникам. Тут всё серьёзно – клиннинг, дезинфекция. Кто будет этим заморачиваться из-за одного только часа? Нет, конечно, премиум за несколько тысяч и на час дадут, но за такие деньги проще снять неплохой номер на сутки. В общем, всё упиралось в деньги, которых вечно не хватало. Несмотря на эту нехватку, Лена вечно жрала, и не думая экономить на продуктах. Она неизменно обкрадывала мужа: это тебе не надо, и без этого обойдёшься, – он третий год носил одни и те же ботинки с брюками, не имея права на обновку.

Пораскинув мозгами, Паша узрел некую несправедливость. Он впервые задумался о том, что суммы, которую его ненаглядная и необъятная сжирала за неделю, вполне хватило бы на новые ботинки. Да, не самые лучше, но уж никак не хуже тех, что он вынужден носить сейчас.

«Свинья», – злобно выругался Паша. Ведь каждую неделю она фактически захамячивала его законную обувку. Причём это только она одна вдобавок к обычной пище, то бишь бонусом. Сумма не включала того, что Ленка ела из «общего котла», точнее, из общих кастрюли и сковородки. Леночка завела себе на кухне собственный шкафчик, к которому не подпускала никого из домочадцев. Там она хранила всякие вкусности, согревавшие её мятежную душу по средствам обогрева тела увеличивающейся жировой прослойкой. Этот шкафчик постоянно пополнялся печеньками, булочками, шоколадками, конфетами, газировкой, чипсами, сухариками и прочей дребеденью. Но в нём всегда оставалось место для чего-нибудь ещё вкусненького, ибо Леночка подтачивала запасы со скоростью Миг-25. Павел удручённо подумал о том, что жинка стабильно съедала тортик каждую неделю. Она могла не угощать им никого, говоря ребятне, что детям много сладкого вредно, а супруг вообще в расчёт не принимался – перебьётся.

И с чего бы это Паше быть такой тряпочкой и терпеть подобное отношение? Всё началось не на ровном месте, но причина перемен, произошедших в Лене, являлась табуированной темой. Вторая беременность была совершенно некстати. То же самое можно было сказать и об остальных трёх, но вторая отличалась тем, что Паша настоял на аборте. Сказать, что он вынудил Лену, было нельзя, но он озвучил своё предложение и аргументировал его так, что прерывание беременности показалось единственно верным решением. Операция повлекла за собой сильный гормональный сбой, депрессию и прочие «прелести». С тех пор Паша старался молчать в тряпочку, в которую превратился, и влачить жалкое существование под гнётом чувства вины. Порой он даже думал, что немножечко счастлив, но сейчас, в эту самую минуту решил, что с него хватит. Перебьётся Ленка с пончиками. Сколько можно искупать свою вину, а?! В конце концов, она сама дала выскоблить из себя зародыша, он её за руку не тянул.

До получки оставалась пара дней. Паша прикинул, что сможет позволить себе неплохой номер для плотских утех. Жене скажет, что зарплату урезали. Она, конечно, выразит своё недовольство, покудахчет и пойдёт заедать очередной удар судьбы, а Павлуша преспокойненько даст волю собственным желаниям и гениталиям на нейтральной территории.

Вот только звать пока было некого. Знакомиться с девушками Паша никогда не умел, а уж теперь-то спустя столько лет брачного одиночества забыл, что такое в принципе возможно. Потереться – это одно, а вот заговорить!

Через два дня он получил вожделенные деньжата, но запираться в номере было по-прежнему не с кем. Звать Аду больше не хотелось, а вот секиса хотелось, поэтому Паша решил раскошелиться и заказать себе кого-нибудь поприличнее потасканной куртизанки. Исследовав недра интернета до самого дна, он смог откопать сайт с элитными индивидуалками с собственными апартаментами. Благо, он сидел спиной к окну, и никто из сослуживцев или вышестоящих товарищей не мог засвидетельствовать того, чем этот нерадивый сотрудник занимался в рабочее время.

Выбрал Паша себе молоденькую девочку – уж очень не хотел он кувыркаться с залежалым товаром. Выйдя из офиса, отошёл подальше в парк, протянувшийся вдоль дороги до метро, и набрал заветный номерок. Руки тряслись, как и поджилки, голос дрожал, а дыхание прерывалось из-за гулких ударов сердца, но он это сделал.

Элитная индивидуалка Гера назначила время визита, выпадавшее на следующий вечер, и повесила трубку. Ему очень хотелось записаться на сегодня, но, к его великому сожалению, Герочка была занята. Голос у неё был приятный, ласковый и соблазнительный, что мигом подстегнуло эректильную функцию.

Ожидание завтрашней аудиенции сразу показалось обременительным, ибо встреча стала представляться прививкой, которую хочется поскорее сделать, лишь бы не бояться. Но, несмотря на все свои недостатки, Паша слегонца «включил мужика» и вытерпел положенные сутки.

Гера жила в одной станции метро от Пашиной работы, так что он с полной самоотдачей наврал жене о том, что у него аврал, и направился в «приёмную» вип давалки.

Он нерешительно, как и многое в его жизни, набрал номер квартиры на домофоне и стал ждать ответа. Без лишних слов дверь отворилась, и Паша проследовал к лифту. Там он прихорошился перед зеркалом, проверил свежесть дыхания и прокашлялся, пытаясь избавиться от комка волнения, предательски перегородившего горло.

– Здравствуй, Паша, – сказала девушка, стоявшая в дверях.

– П-привет, – выстрадал Павлуша, оглядывая длинные ноги его скорой партнёрши по соитию.

– Заходи.

Она улыбнулась и освободила дверной проём.

Гость с опаской зашёл в квартиру и удивился тому, как хорошо живут проституки. Он мигом прогнал от себя мысль о том, чтобы сменить профессию, ведь на элиту он никак не тянул, а чемулозгать у малоимущих, как Ада, было даже хуже его нынешней работёнки.

– Хочешь сразу начать или сначала поговорим? – промурлыкала гостеприимная хозяйка и провела ладонью по щеке остолбеневшего Паши.

«Это тебе не «деньги вперёд», – восхищённо подумал он и уставился на просвечивающиеся через пеньюар груди. «Бог ты мой, вот это сиськи!»

В штанах сразу что-то зашевелилось, и Паша даже догадался, что именно, хотя к тому моменту от мозга уже отлила кровь, и все мысли направились туда, где происходило шевеление. Ему было явно не до разговоров, и платил он вовсе не за них, так что мигом осмелел и потянулся к своей ширинке.

– А ты не разговорчивый, – заметила Гера, расплывшись в плотоядной улыбке. – Мне это нравится, – шепнула она на ушко и юркнула к промежности клиента.

Тот аж обомлел и всё диву давался, насколько выше классом эта элитная девочка и во внешности, и в словах, и в манерах и, что крайне похвально, в технике.

Облобызал он её на огромном эмоциональном подъёме, отметив приятную чистоплотность Геры. Казалось, она прошлась по себе дезинфектором, а потом легонечко заполировалась какими-то крайне очаровательными и явно чрезвычайно дорогими духами.

Как же приятно было кувыркаться с этой девчушкой, отвечавшей неизменным «да» на все Пашины молчаливые предложения. Она без слов понимала, как ей лучше лечь, куда встать и где подлизать.

Сказку оборвала приглушённая мелодия, сообщавшая о том, что время вышло. Паша машинально оделся, расплатился и покинул квартиру.

– Я всегда тебе рада, – сказала Гера на прощание.

– А… – Павел замялся перед лифтом. – У тебя сейчас нет ещё времени?..

– К сожалению, нет, милый. Ты звони.

Она послала ему воздушный поцелуй и спряталась за закрывшейся дверью.

– Я позвоню… – пролепетал Паша, всё ещё не имея сил прийти в себя.

То, что было у него раньше, оказывается, и сексом-то назвать нельзя. А она, Гера, – просто волшебница какая-то, вызвавшая из его маленькой лампы настоящего джина. Считай, все, кто были раньше, могли только уныло насвистывать на его кожаной флейте, а эта дива сыграла непревзойдённую симфонию.

Одурманенный и заворожённый Павлуша нелепо улыбался и прикрывал дипломатиком неугомонное мужское достоинство, готовое к новому бою. Час пик уже почти прошёл, и тереться было не очень прилично, сразу же бы заподозрили неладное.

Дома снова был День Сурка: дешёвые остывшие пельмени, хомячащая в кровати перед теликом жена и играющие в своей комнатушке дети.

Есть совершенно не хотелось, несмотря на голод, меркнувший за сияющими брызгами эйфории. Благо, у Лены была крайне важная серия, в которой наконец-то выяснится, кого же по пьяни обрюхатил Антон, так что она не видела светящейся физиономии мужа, иначе догадалась бы обо всём, даже со своей полной нечувствительностью к его эмоциональному фону.

Паша метнулся в душ, чтобы смыть с себя частицы Геры, её парфюм и следы помады на интимном месте. Он так замечтался, играя со своей одноглазой змеёй, что дошёл до мыслей о том, каково бы это было возвращаться домой к такой, как эта элитная леди, а не к пышке, трижды разродившейся, отчего в неё можно было смело нырять с головой без малейшей опаски застрять .

Вряд ли, чтобы отделаться от лишних хлопот, Гера бы стала готовить ему дешёвые пельмени. Если только элитные. Паша облизнулся, смывая с тела продукт собственных тестикул, и ещё немного понежился под горячими струйками, ласкавшими его в меру мохнатое тело.

Негу нарушил стук в дверь и крик жены:

– Ты скоро?!

– Выхожу, – нервно ответил Паша. Он жутко испугался, что жинка прочтёт все его мысли, и порядком разозлился на неё за непрошеное вторжение в его идиллию.

– Я срать хочу! Открой!

Пришлось повиноваться и нюхать отходы жизнедеятельности законной супруги. Совмещённый санузел – не всегда удобная вещь. Вот если ты живёшь один, то это крайне сподручно: сделал свои грязные делишки и тут же подмылся; или купаешься ты такой, а тут тебя припёрло – шаг до толкана и ты «на коне».

Видя благоверную, трудящуюся на фаянсовом троне, Паша испытал отвращение, подумав, что Гера бы в жизни себе такого не позволила. Быть может, только если б её попросили. Хотя в резюме копро не фигурировало…

Вот ведь как супруги сближаются, что уже всякий стыд теряют и гадят друг перед другом, как собаки. Они это называют близостью. Паша тоже всегда так считал и даже не задумывался, как пагубно подобное «соседство» сказывается на либидо.

На фоне этого отвращения промелькнуло и другое чувство – чувство вины. Маленький червячок совести стал подтачивать корни такой манящей свободы, и Паша, сам того не поняв, обнял некогда даже любимую Ленку, всё ещё кряхтевшую на толчке.

– Ты чё?

Она аж вздрогнула от неожиданности.

– Люблю тебя, – проскрежетал Паша, с трудом выговорив такое, казалось бы, привычное «люблю». Он так много раз произносил это слово, сначала самозабвенно, потом нежно, затем просто по-привычке, а теперь, наверное, впервые выдавил его из себя, как Лена свои «богатства». Вот только ему это вовсе не принесло никакого облегчения. И удовольствия.

После посещения сортира Лена спросила мужа: