С умом типаж подобран, подумал Лихарев. Главное, если эта дама чем-то вроде домоправительницы будет, у Эвелин никаких оснований для ревности точно не возникнет. Спокойно сможет её наедине с мужем оставлять, даже при длительных отлучках.

– Вот, прошу любить и жаловать, – с некоторой даже гордостью указала на вставших при появлении людей андроидов Майя. – Это – Баян, – представила она старшего мужчину, – это – Варяг, а она – Диана. Господин Воронцов всех своих подчинённых этого рода называет исключительно по именам кораблей старого русского флота. Вкус у него такой. А вы, конечно, можете им дать любые другие, на ваше усмотрение. Баяна лучше всего использовать в роли дворецкого, шофёра, начальника службы безопасности. Поваром тоже может. Варяг – мастер на все руки, в буквальном смысле, одновременно – большой интеллектуал и эрудит, во всех областях, всемирную информационную сеть вполне заменит, ибо к ней же и подключен. В смысле боевых качеств – все трое на одном уровне, то есть могут всё, что любой спецназовец, детектив, ниндзя даже, только гораздо лучше. Пока они с вами, можете не беспокоиться. Если даже сами ещё ничего не заметите, они и угрозу распознают, и все нужные меры примут…

Диана может быть, как вы уже догадались, домоправительницей, личной горничной хозяйки, попутно парикмахершей, домашним врачом, швеёй и модисткой, телохранительницей, конечно…

– А также всем, что потребуется впредь, – сказала вдруг Диана приятным, чуть низковатым, многим мужчинам нравящимся голосом (она и на роль дикторши или ведущей программ дальновидения вполне бы подошла), процитировав последний пункт из универсальной резиновой резолюции товарища Полыхаева, персонажа «Двенадцати стульев». Валентин от неожиданности рассмеялся, а Эвелин опять не поняла.

– Ну вот и всё, пожалуй, – завершила Майя. – Если согласны, новые сотрудники готовы немедленно приступить к своим обязанностям…

Эвелин выглядела несколько ошарашенной, не совсем понимая, то ли каким-то специальным жаргоном муж с Ляховой вдруг заговорили, либо она видит картинку времён крепостного права, о котором имела понятие в основном из «Мёртвых душ». Иначе как истолковать все эти слова – «Воронцов посылает», «можете дать им какие угодно имена»?

– Я тебе потом всё растолкую, у нас в «Братстве» есть много вещей, для постороннего взгляда странных, – успокоил Валентин жену и уже для Майи: – Да сейчас пока не совсем ясно насчёт обязанностей, неожиданно как-то, – сказал Лихарев, на самом деле очень довольный таким знаком внимания со стороны «старших», но ещё не решивший, как именно воспользуется «подарком с барского плеча».

– Да от вас пока ничего и не требуется, Валентин Валентинович, – вслед за Дианой подал голос и Баян. – Укажите нам помещение, где мы разместимся, и занимайтесь своими делами. А мы – своими.

Очень рассудительно «дворецкий» это произнёс, веско так…

– Да у меня и помещения особого нет. В доме нам самим едва хватает. Разве – флигель вон тот, – Валентин указал на небольшой домик в правом верхнем углу участка. – Так там только так… две комнатки, одна с инструментом и припасами кое-какими, вторая – вроде мастерской. Станки, верстак, стол, шкафы да ящики всякие. Топчан, правда, есть…

– Нам другого и не надо, ваша светлость, – сказала Диана. – Нам ни спать, ни есть не нужно, и мне отдельное от «мужчин» помещение не требуется. Просто, чтобы место было, куда с ваших глаз укрыться, когда не нужны… И одежду с принадлежностями всякими развесить-разложить…

Эвелин смотрела и слушала с широко раскрытыми глазами. Хорошо хоть не ртом. До неё стало доходить, что это – не иначе как только в кино и книгах бывающие андроиды. Ни о чём подобном ей Валентин не рассказывал, хотя общее представление о неординарности мужа и его приятелей она имела. Ещё с самого начала здешней своей жизни.

– Ну, значит, быть по сему, – согласился Лихарев. – Там и размещайтесь. И ждите распоряжений… – ничего другого он с ходу придумать не смог.

– А чего ждать? – удивился Баян. – Сразу и займёмся каждый своими делами. С вашего позволения, охранников и садовника я прямо сейчас рассчитаю. За месяц вперёд заплачу, раз без предупреждения, и пусть уходят. Как-нибудь и без них справимся.

Лихарев подумал, что не так всё просто получается с этими вроде как слугами автоматическими. Сразу и не поймёшь. А делать всё равно нечего, обратно не отправишь. Дела, похоже, и вправду непростые затеваются. Пусть лучше так.

– Хорошо, действуйте, – кивнул он. – Чистый вам карт-бланш, как говорится. А вы, Диана… ну, пусть будет Петровна (не Зевсовной же её называть), с Еленой Ивановной (отца у Эвелин Жаном звали, хорошо, хоть не Жаком) свою диспозицию потом обсудите… А деньги для расчета? – вспомнил он.

– Будьте спокойны, – с тонкой, очень ему идущей улыбкой ответил Варяг, – мы располагаем достаточными средствами для обеспечения своих функций. Когда нам имена с фамилиями придумаете – паспорта и прочие документы тоже сами выправим. Оснований для претензий мы вам постараемся не давать.

Вернулись в гостиную и наконец сели за стол. Без горячего Майя согласилась обойтись, хотя Эвелин предлагала яичницу приготовить, предел своих кулинарных способностей. Она, хоть и француженка, никакими тайнами национальной кухни не владела, с юных лет погрузившись в науки возвышенные, и лет десять, до знакомства с Лихаревым, умела только кулинарные книжки от нечего делать листать, зато на многих языках. Но теперь, как предположил Лихарев, у них в любой момент будет стол, не уступающий царскому. Как-то они с женой видели на выставке в Кремле роспись блюд обеда в честь коронации Александра Третьего, ещё в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Очень впечатлило. Причём карточки меню были оформлены и разрисованы самим Васнецовым. Который Виктор^[8].

– Ну так в чём же всё-таки дело? – спросил Валентин у Майи, когда выпили по рюмочке, невзирая на достаточно ранний час (впрочем – кому как), – неужели Вадим ничего определённого тебе не сказал?

О своём разговоре во сне с Шульгиным он пока не упоминал.

– Вадим сказал, что если начнётся война с Англией, непременно оживятся все враги России на Кавказе и вообще за периметром. То, что случилось в Пятигорске^[9], может повториться десятикратно. На этот случай всем нам нужна защита.

– Не проще ли вам с Татьяной, да и мне с Эвой просто уехать, хотя бы и в Москву?

– Это – ваше дело. Нам уезжать Вадим не советовал. В случае войны столица опаснее отдалённых провинций. Просто рекомендовал быть начеку.

– Всё равно не очень понятно. То, что было – было. Но сейчас-то, если мы предупреждены, у нас есть чем защититься от любого врага, ты же знаешь. Я никогда не использовал эти возможности, всегда удавалось обходиться вариантами попроще, но если вынудят… Кроме того, всегда есть возможность уйти… Далеко, в общем.

– Я не знаю, – повторила Майя, – как вам следует поступать. Просто выполняю поручение…

У неё имелся кое-какой опыт оперативной работы, ещё когда она, так сказать, подрабатывала в качестве полевого агента у отца в Бюро Специальной государственной информации, организации сугубо секретной, занимавшейся вопросами, которые по той или иной причине нежелательно было доверять Министерству госбезопасности. Так что дилетанткой Майя не была.

– Но сама думаю так – вся беда в том, что ни ты, ни кто-нибудь другой не в состоянии находиться начеку двадцать четыре часа в сутки и непрерывно озираться и прислушиваться. Ты можешь подстраховаться от уже известной и понятной опасности, но…

– Как-то, хм (он чуть не ляпнул – сто лет, а это для Эвелин было бы уже слишком), достаточно здесь прожил, и не в самые простые времена, – не хотел просто из упрямства соглашаться с Майей Валентин, хотя и понимал, что в принципе она права.

– Не равняй грешное с праведным. Не мне тебя учить. Сегодня, насколько я знаю, «красная черта» давно перейдена. Потому тебе и посылают такое «усиление». Вот они могут нести службу и сохранять бдительность круглосуточно. С нами «у Кшесинской»^[10] пятеро таких два года прожили. Никаких проблем и никаких претензий…

– Ну, допустим. А заодно также круглосуточный присмотр. Шаг вправо, шаг влево…

– Если бы так, к тебе «охрану» надо было приставить сразу после… Однако ж нет. Значит, не в тебе фактически дело.

Эвелин надоело слушать разговор, в котором она снова мало что понимала. То есть понимала прямой текст, а все вторые и третьи смыслы, разумеется, упускала. Лихарев её в подробности своих занятий не посвящал, за исключением самых приблизительных и поверхностных сведений. Да она и не настаивала, француженка ведь, не русская, та бы в первые же дни с живого не слезла, пока не выяснила всё, до донышка.

Поэтому она решила перевести разговор на более интересную и, как ей казалось, важную тему. Начала расспрашивать Майю о роботах. Откуда они вообще взялись, каким образом могут произвольно менять специализацию, как именно получилось, что за всё время их знакомства ни Майя, ни Татьяна даже не обмолвились, что их великолепно вышколенные и превосходящие любого эталонного слугу из мировой литературы и драматургии – никакие не люди. И как, наконец, сочетается общепланетный уровень вычислительной техники и, так сказать, «интеллектроники» с бытовым использованием (и только ими) абсолютно человекоподобных механизмов. Даже не в технической начинке дело, во внешности и манере поведения. Она ведь специалист не из последних, и именно по межличностным коммуникациям, она бы сразу заметила фальшь, пусть эти «роботы» изображают не французов, а русских…

Переглянувшись с Валентином (в том смысле, что «давай я отвечу, у меня эмоционально убедительней получится»), Майя подошла к балюстраде, оттолкнувшись руками, ловко на ней уселась боком, не боясь пропасти за спиной, сплела ноги у щиколоток, достала сигарету. Валентин предупредительно поднёс ей огоньку.

С минуту Ляхова смотрела на панораму гор, на вереницу курортников, потянувшихся по лестнице в сторону целебных источников. Она не была психологом, как Эвелин, но с времён своей спецслужбы умела великолепно конструировать, причём экспромтом, легенды, гораздо более правдоподобные, чем скучная проза жизни. Валентин, поняв, что требуется для убедительности и полноты образа, подал ей бокал вина, как лектору на кафедре непременный стакан воды или холодного чая.

С видом, будто сообщает величайшую тайну, Майя поведала, что есть у известных Эвелин Ляхова и Тарханова начальник, приближённый к самому Императору, и вот этот начальник, имя которого всуе упоминать нет необходимости, в довольно давние времена каким-то образом вступил в контакт с инопланетными пришельцами. Что там было и как на самом деле, никто не знает, но тот человек, возможно, за какие-то услуги, получил доступ (или – награду) к оставляемым пришельцами при улёте с Земли (возможно – за ненадобностью) артефактам, в том числе и к самовоспроизводящимся роботам, которых можно программировать и для исполнения всякого рода человеческих, а не только инопланетных функций.

Вот благодаря своему служебному положению в императорских тайных канцеляриях флигель-адъютант Ляхов и Герой России Тарханов получили право (как получают право на служебный автомобиль или персональную охрану) пользования этими и кое-какими другими возможностями, составляющими государственную тайну высоких степеней. А сейчас за оказываемые Его Величеству услуги такого права удостоен и статский советник Лихарев. Так, слегка произвольно, Майя интерпретировала звания, которые Валентин носил на сталинской службе.

Эвелин слушала, в буквальном смысле раскрыв рот. Её европейский менталитет ещё недостаточно перестроился, чтобы скептически относиться ко всем тем байкам, что можно услышать в России от самых серьёзных и заслуживающих уважения людей. Во Франции отчего-то, при наличии вполне развитой литературной традиции, не появилось поговорки, аналогичной русскому «Не любо, не слушай, а врать не мешай!».

Майя в глазах Эвелин заслуживала полного доверия и за свои личные качества, и исходя из положения мужа и отца, поэтому рассказ её восприняла с абсолютным доверием, только по ходу весьма эмоционально демонстрировала своё удивление и восхищение. Последнее – тем, что и она с Валентином тоже приобщены к «сильным мира сего». До этого она была всего лишь княгиней, а теперь вознеслась в собственных глазах несравненно выше.

Лихарев несколько раз по ходу Майиной «саги» показывал ей из-за спины Эвелин жестами и мимикой полное одобрение, заодно и опрокинул две или три рюмочки.

Отлично всё получилось. Вроде как совершенно случайно он избавился от необходимости каждый раз изыскивать объяснения для многих своих поступков и случайных проговорок. Отныне можно ни о чём не беспокоиться, в случае необходимости значительно возводя глаза к небу или потолку и прикладывая палец к губам – остальное Эля сама додумает.

Да и наличие в полном своём распоряжении аж трёх роботов, возможности которых Валентин вполне представлял, не могло не радовать.