– Это понятно. Сначала можете направить к нам группу сотрудников, они на месте посмотрят, с моими людьми процедуры согласуют, темы переговоров обсудят, тогда и милости просим. Но и сейчас нам есть о чём мнениями обменяться, а то мы всё подходим, подходим, да к делу никак не перейдём.

– Я готов вас выслушать. Это как-то будет связано с событиями последних дней, «Чёрной меткой» и всем прочим?

– Как вам сказать… Меня, согласно занимаемой должности, подобная мелочь не слишком интересует. Ваши это внутренние дела, не мои.

– Тогда я вообще не понимаю, на каком основании ваши люди в них вмешиваются? Что бы у нас ни происходило – это наши вопросы, наше суверенное право.

– По поводу последнего не смею возражать. Только так называемый «Комитет» – организация не моя. И входят в него граждане, так сказать, экстерриториальные. Кое-кто из числа ваших подданных, иные, насколько мне известно, – из третьих и четвёртых параллельных времен. Мне тоже, знаете ли, – по-свойски улыбнулся Император Президенту, – пришлось в эти вопросы вникать. Просто я по основной специальности учёный-естествоиспытатель, мне легче было соотнести реалии натурфилософии и политики. В этом самом «Комитете» из моих – только полковник Ляхов, до последнего участвовавший в этих делах по своей личной инициативе. Меня он поставил в известность о своём фактическом там статусе совсем недавно. Я счёл, что вещи, выходящие за пределы, артикулом определённые, являются личным делом каждого. Потом все эти ваши дела завертелись, явно угрожающие спокойствию моей Державы. Вадим Петрович, как мог, объяснил обстановку. И убедил встретиться с вами. Я согласился, скорее из любопытства, поскольку, как уже сказал – до того, как Императором стать, всё больше научными исследованиями занимался, путешествовал, книжки писал. Пока Отечество не призвало…

– Экстерриториальные? – Президент явно путался в изящных построениях Олега. – А я вот вообразил, что и Сильвия Артуровна, и всё остальные – прибыли к нам от вас. И занялись, как говорится, «самодеятельностью», с полным основанием квалифицируемой как вмешательство во внутренние дела иностранного государства.

– Ну, «иностранной» я бы вашу Россию не назвал. Тут вообще никакие привычные нормы права неприменимы. На ваше отражение в зеркале чья юрисдикция распространяется?

Вмешался Философ:

– Ваше Величество, господин Президент, парадоксов в данной ситуации лучше избегать. Мы в них запутаемся, и ни к чему хорошему это не приведёт. Для общей пользы давайте всё-таки считать нашу и вашу России совершенно самостоятельными и независимыми государствами. Дружественными, союзными сколь это возможно, но всё же суверенными. И контакты, если договоримся, будем поддерживать на уровне обычных посольств… Иначе можем зайти слишком далеко.

Он взглядом спросил Президента, согласен ли тот с его инициативой. Тот кивнул и добавил:

– За одним исключением. В открытую объявить о появлении на карте мира «другой России», на мой взгляд, пока невозможно. Наши контакты придётся до поры осуществлять под грифом высшей степени секретности. Не подключая к этому официальные структуры. Думаю, объяснять причину нет необходимости. И ещё – как в данном случае понимать термин «экстерриториальность»?

– В самом прямом, – ответила Сильвия. – Наш комитет не принадлежит ни к одной из известных нам реальностей и одновременно – ко всем сразу. Нам на этот момент известно, как минимум, семь. И все они друг с другом взаимосвязаны – в некотором смысле каждая является причиной и одновременно следствием всех остальных. Мы не настолько хорошо представляем себе основы такого мироустройства, но эмпирическим путём установили, что любые потрясения в любой доступной точке континуума способны вызвать нечто вроде эффекта домино. С непредсказуемыми, как любят выражаться журналисты, последствиями. Вот нам и приходится отслеживать неблагоприятные тенденции в каждой из них и, в случае необходимости, принимать адекватные меры.

– Без согласия коренных обитателей этих «реальностей»? – не совсем искренне удивился Президент.

– А как вы себе представляете получение этого «согласия»? Вы, юрист-правовед! Всенародным плебисцитом? Или обращением к законным властям с разъяснениями? Был у нас случай, в одной из «веток» вашей реальности. Там пришлось экстренно решать вопрос об отстранении от должности хорошо вам известного «товарища Ежова». По понятным причинам мы это сделали, не обращаясь к единственно законному органу народного представительства, Верховному Совету СССР. К «народу вообще» тоже не обращались. Да и товарища Сталина, принявшего «окончательное решение», мы сыграли втёмную. Неужели вы считаете, что если бы и здесь товарищ Ежов был ликвидирован своевременно, пусть и без соблюдения «юридических процедур», и на его место поставлен другой человек, отнюдь не Берия, народу, стране стало бы хуже? Может быть, вы скажете: «Pereat mundus et fiat justitia!»^[41] Для меня это спорный тезис.

Вот в теперешнем случае мы решили действовать открыто, обратились прямо к верховной власти в вашем лице. И что? Чувствую – обсуждение ситуации затянется на месяцы, притом что большую часть наших доводов вы явно не готовы воспринять. Не в силу своей ограниченности или злой воли, упаси бог! Просто для того, чтобы знать то же, что знаем мы, мыслить в унисон, вам придётся присоединиться к нашей организации, сначала – в качестве учеников. Вот господин Ляхов третий год с нами взаимодействует, благодаря чему оказал Престолу и Отечеству неоценимые услуги, но полноценным членом комитета так и не стал. Именно потому, что иначе у него не осталось бы времени на службу. А в отставку выходить он не хочет.

При этих словах Император молча кивнул. Да, мол, подтверждаю всё сказанное.

– Ну и какая же опасность грозит «реальностям» сейчас? Исходит она из нашей страны, раз вы обратили на неё своё «благосклонное внимание»? – Президент постарался, чтобы все присутствующие ощутили его иронию и даже сарказм.

– Вашему превосходительству достаточно дать поручение тем руководителям МГБ или иных организаций, которым он безусловно доверяет, предоставить ему полную информацию по событиям, имевшим место в Москве осенью прошлого года. У нас та операция прошла под кодом «Ночь и туман»^[42], – впервые взял слово Фёст. – Только запросите действительно полную информацию. С фактами, установочными данными на бесследно исчезнувших лиц (не вокзальных бомжей, конечно, а действительно значащих фигур), посадите хоть целое аналитическое управление, пусть они вам все версии выдадут, а заодно и изменения, которые после всего этого произошли в раскладах внутри ОПГ, финансового и политического сообщества…

– А зачем? – спросил Контрразведчик, который наверняка был в курсе если и не всего, то значительной части того, о чём говорил Фёст. – Если вы располагаете всеми необходимыми материалами, так и поделитесь. Конфиденциальность я гарантирую.

– Для повышения уровня взаимного доверия. Чтобы это не выглядело примитивной «дезой» или попыткой оказать на вас информационное давление. А если возникнут вопросы – охотно на них отвечу. Я тоже лицо неофициальное, у меня свой бизнес…

Контрразведчик взглянул на протянутую Фёстом визитку, удивлённо приподнял бровь.

– Совершенно верно. Именно на этом уровне меня и воспринимайте. «Паранормальные явления», и ничего больше. Сейчас мы занимаемся в основном ясновидением, в разработке левитация и телепортация. Кое-каких успехов добились, как видите. А если без шуток… Так до конца и не прояснённые нами силы пытаются использовать территорию вашей России для дестабилизации соседней. И нет оснований надеяться, что прошлогоднее поражение противника его так уж образумило. Ещё проще – наша страна сейчас – это вражеский плацдарм, с которого планируется очередное и гораздо более масштабное вторжение к ним, – он указал на Олега Константиновича. – Это нешуточная угроза сразу двум реальностям, вплоть до их физического, а не только политического существования. Такого, я думаю, не потерпит даже Румыния от Болгарии, например.

Президент вдруг уловил в голосе Фёста знакомые нотки. «Александр Александрович?» Пожалуй, он самый. Грим гримом, а взгляд, голос, манеру говорить замаскировать трудно.

Говорить об этом вслух он не стал, разговор и так пошёл слишком скомканный. В подтверждение той мысли, что действительно не два посольства суверенных держав здесь встретились, а близкие родственники (причём скорее – из южной семьи, многочисленной, с полузабытыми генеалогическими отношениями), для которых сиюминутное настроение и какие-то давние пересечения внутрисемейных приязней и антипатий куда важнее внешней пристойности и этикета.

Сам Президент и то подумал, что интересная юридическая коллизия вырисовывается, если к ней с беспристрастной меркой подойти. В смысле – является ли его страна правопреемницей царской? До семнадцатого года существовавшей, как Ельцин в своё время признал РФ правопреемницей СССР со всеми юридическими и политическими последствиями. Или же ныне здесь присутствующий Олег Константинович вправе предъявить собственные ленные права на это, с точки зрения параллельной реальности, «химерическое» государство. Как Китай на неизвестно кому по праву принадлежащий Тайвань.

Подумал мельком, но тут же и оформил эту мысль в чёткое решение. Почему и стал Президентом, а не совладельцем мелкой коммерческой фирмы или «помощником присяжного поверенного». Данное подобие переговоров – немедленно прекратить. Дабы не придать им какое угодно подобие легитимности. Познакомились – достаточно. В частном порядке можно ещё какое-то время пообщаться с человеком, назвавшим себя «Императором», ничем не более убедительным в данной роли, чем насмешливо улыбающийся «Александр Александрович». Для окончательного прояснения позиций и ситуации.

Президент уже почти сумел отрешиться от впечатления, полученного за время краткой прогулки по чужой Москве. Ну, было и было, причём не совсем даже и ясно, что было, и было ли на самом деле.

А вот своим друзьям-консультантам он немедленно поручит вступить в самые тесные отношения со своими визави. Каждый из них, судя по всему, занимает примерно аналогичное положение при своём «государе», и поговорить им будет о чём. Пусть найдут способ (а зачем его искать, сами предложат) заручиться приглашением в гости в ту реальность. На неделю, на месяц – несущественно. Командировку выпишем и командировочные выплатим по факту, невзирая, что и годичная командировка может ограничиться тремя секундами. Именно столько времени сам он провёл там, если верить подаренному главой Швейцарской Конфедерации штучному «Лонжину».

Олег Константинович, очевидно, пришёл к такому же выводу – о бессмысленности ожидания от встречи с «этим мальчишкой» немедленного позитива. «Мальчишка» – отнюдь не подразумевало негативного отношения ненамного старшего по возрасту Императора к своему… Да неизвестно, как его и назвать, исходя из понимания вопроса. О жизненном опыте думал Император, о том, что наверняка руководитель этой России (термин «Президент» ему даже про себя произносить было неприятно. Как глотать «консоме» вместо борща с добрым куском мяса) понятия не имеет, как седлать коня, как трястись в этом седле по полусотне вёрст ежедневно, не снимая ладони с шейки приклада верного карабина, в любую секунду ожидая… Да чего угодно ожидая в двухсотвёрстной полосе по обоим берегам Амура.

И слишком уж этот «Президент» сейчас пытается… Да, именно пытается выглядеть «соответствующим должности». А этого не надо. Пытаться. Сам он, ещё тридцатилетний капитан, заезжал, небритый, в пропотевшем кителе, на глухую таёжную станицу, от которой за трое суток переменным аллюром никуда не доскачешь, и полдюжины заслуженных дедов, на вечерние посиделки у правления выходившие в выцветших гимнастёрках, при крестах и медалях, инстинктивно, пусть и с достоинством, вставали и отдавали честь. И не ехали при этом впереди него машины с мигалками, кортеж мотоциклистов (эти тонкости здешней жизни Секонд ему показал на видеороликах).

Три казака позади, верный Миллер, или Чекменёв рядом – и достаточно. Пять патронов в карабине, десять в «маузере». Вот в этих пределах ты и человек. Само собой – глаза при тебе, руки-ноги, сила и реакция. «Благословение Господне» – как получится. «Ему там» виднее. Захочет – снаряд, точно в тебя направленный, рядом упадёт и не взорвётся. Захочет – шею сломаешь, не на тот край лавочки сев.

Олег Константинович улыбнулся. Секонд и Миллер знали эту добродушную, одновременно хитрую улыбку.

– Может быть, для укрепления взаимного доверия согласитесь принять моё предложение? – спросил он у Президента, заведомо не рассчитывая на позитивный ответ. – Тут до моей летней резиденции не так уж далеко. Посидим, поговорим. Приму по-царски… – опять якобы с усмешкой. – Посмотрите, как при «военно-феодальном строе» живём.

Это уже откровенная подколка, на основе почерпнутых Императором из нескольких доставленных флигель-адъютантом отсюда книг, написанных в стиле марксистско-ленинского понимания истории. Ничего, кроме отвращения, они у него не вызвали.

– Спасибо… – Президент замялся. «Вашим Величеством» называть собеседника явно не хотелось.

– Да Олег, и всё, – понял его затруднение Император.

– Олег… Спасибо за приглашение, «царский обед» нам и здесь скоро накроют. Но вы должны понять…

– Да не затрудняйся ты так, – вдруг перешёл на «ты» Олег Константинович. – Свои же люди. Давай я тебе лучше подарочек сделаю…

Президент насторожился.

Он, в отличие от президента американского^[43], догадывался, что подарочки оч-чень разные бывают. От иного долго-долго не сообразишь, как избавиться. Да и «отдариться» не всегда получается.

Император сделал жест в сторону войскового старшины Миллера. Тот немедленно извлёк из внутреннего кармана куртки (адъютантской полевой сумки с собой не взял) не слишком большую, обтянутую вишнёвым бархатом коробочку.

– Возьми, товарищ (другого слова Император не нашёл, кроме этого, очень почётного обращения, к большевикам отношения не имеющего^[44]), просто в память нашей встречи. – О том, как это слово воспримут аборигены, он не задумался.

Президент взял, оснований отказаться не было, хотя Контрразведчик непроизвольно дёрнулся.

Внутри лежал орденский крест, размером с Георгиевский третьей степени, но иной формы, выполненный из золота, с чёрно-белой эмалевой окантовкой лучей, с кольцом для шейной, сейчас отсутствовавшей ленты.

– Это не орден, макет, – пояснил Олег Константинович. – Пока не утверждённый, но исполненный в натуральную величину и из натуральных материалов…

– Действующая модель паровоза в натуральную величину, – вроде бы буркнул себе под нос Писатель, но все услышали.

– Вот именно, друг мой, вот именно, – немедленно отреагировал Император. – Вы и раньше, как я заметил, проявляли должную быстроту мышления, так я попрошу вас к себе в гости независимо от точки зрения политической.

Нет времени сейчас описать выражения глаз, лиц, а главное – мысли людей с президентской стороны стола. Достаточно одной, Журналиста: «Трепач, ничего для собственного успеха не сделал, а в «мэтрах» обозначился. И сейчас совсем не в тему ляпнул, и на тебе, личное приглашения! Я первый туда сходил, и что?»

Причём мнение это было совершенно дружеское. Без тени зависти или желания навредить, точно как непроизвольный вскрик – собрался то ли на мизер, то ли на тотус упасть, просчитал, заслабило, партнёру прикуп отдал. А там либо два туза в жилу, либо две «хозяйки». И тебе и ему одинаково, на двенадцати картах игралось. Но ведь обидно же! Сам Боб Власов, любимый партнёр, чуть не Капабланка в «префе», и тот в таких случаях едва не до слёз расстраивался.

Президент «макет» орденского знака принял. Внимательно его осмотрел, с особым вниманием прочёл «девиз»: «Рука всевышнего отечество спасла!»

– Это по какому случаю? – на всякий случай спросил, ибо в истории «параллельной», естественно, был не силён. Но что-то такое ему эти слова напоминали.

Что так называлась весьма популярная в тридцатые годы уже позапрошлого века драма Кукольника, Нестора Васильевича, изданная раньше «Ревизора» Гоголя и «Героя нашего времени» Лермонтова, он не помнил, но, как известно: «Высшее образование – это то, что остаётся, когда всё выученное забывается».

Император умел «руководить процессом». Не считал нужным отвечать сам, если подчинённые могли это сделать лучше или видел для себя «некоторый урон».

Не войсковой старшина Миллер, державший в руках коробку с наградой, а флигель-адъютант Ляхов, по незаметному знаку, ответил со всем возможным пиететом к любым проявлениям «щепетильности»^[45] со стороны здешнего правителя. Так, «чтобы очень», как в грузинском анекдоте, этот Президент ему не нравился. Но – должностное лицо, официального почтения заслуживающее.

– Ваше Превосходительство! – Ляхов очень здорово умел «играть голосом», щёлкать каблуками любой надетой на нём обуви и вообще выглядеть так, что «проникались» и начальствующие мужчины, и самые красивые женщины, вроде Майи Скуратовой. – Данный орденский знак Его Императорское Величество решил учредить в ознаменование разгрома вторгшихся на территорию Империи банд, проникших туда с подконтрольной Вам территории. Имевших в своём составе чеченских и иных кавказских, вкупе с иными исламистами сепаратистов, украинских и прибалтийских фашистов, а также и прочий наёмный сброд. Гвардия Государя совместно с доблестными Корниловской и Марковской дивизиями, пришедшими нам на помощь, навели в Москве и окрестностях «конституционный порядок». – Это сочетание Ляхов употребил специально. Чтобы понятнее было.