II

Не станем объяснять, как это произошло, а только констатируем факт, что современный человек более и более отвращается от серьезного чтения к легкому, и от книги к газете.

«Едва ли кто-либо способен теперь убежденно повторить слова Монтескье: у меня никогда не было печали, которой не рассеял бы час чтения, – говорит французский писатель Шейнис. – И никто из читателей не ищет в книге урока жизни или утешения в тяжелую минуту. Сама внутренняя жизнь теряет права, и все сводится на нет в повседневной путанице практических интересов». И едва ли найдется теперь писатель, который повторил бы слова Шеллинга, что «нет в мире для человека более сильного и чистого удовольствия, как написать хорошую книгу». «Кому и на что нужна книга, – говорят представители издательских фирм в столице немецкого книгоиздательства, Лейпциге. – Книги теперь читают только профессора, маниаки, отшельники и находящиеся в одиночном заключении». И действительно, ежегодно в Лейпциге ликвидируются десятки книжных фирм, и встречаются склады, заваленные книгами, «как дровами». Изредка удается их сбывать за бесценок в Америку для немцев рабочих и колонистов.

Это явление присуще, конечно, не одной Германии, а и другим цивилизованным государствам. «Факт, на который указывают все учителя лицеев и профессора (во Франции) – говорит г-жа Заблудовская – это то, что молодежь почти ничего не читает и относится к книге не только с равнодушием, но и с пренебрежением». Она-же цитирует французского писателя Агатона, заявляющего, что если современная французская молодежь что-либо и читает, то отдает предпочтение газете «Auto» перед журналами «Revue des deux Mondes» и скорее способна понять красоту автомобиля, чем картины или собора.

Перемена отношения читателя к книге повела к изменению отношения издателя к писателю, на что горько жалуются последние. Издатель относится ныне к писателю «равнодушно, чтобы не сказать – небрежно. Издатели часто не хотят даже выслушивать тех, кто, хотя-бы обладая почтенным именем в литературе или науке, является к ним по делам». Литературный труд в книжной области в Германию сильно понизился в цепе, и 480 р. за тридцать печатных листов оригинального текста считается очень хорошим гонораром^[1].

Серьезная книга, повторяем, постепенно забрасывается культурным читателем, и к ней мало обращаются читатели из простого народа.

Девять десятых грамотного люда цивилизованных государств читает почти исключительно газеты и приложения к ним. Газеты и бульварные романы, по словам г. Смирнова, составляют единственное чтение даже 95 % французов; а ведь французский рабочий считается очень интеллигентным. Он знает много и находится «в общем курсе всего мира, всей политики и культуры, – говорит русский наблюдатель парижской рабочей жизни. Но напрасно бы вы стали здесь искать тех развитых на философский манер наших одиночек, которыми нас наградила эпоха революции. Все, что знает французский рабочий, о чем он ожесточенно спорит, – все это почерпнуто им из бульварных или революционных газет; нет почти ничего, что бы он взял из большой или даже маленькой книжки. Уличная жизнь, уличная газета, уличное чтение». То же следует сказать о французском крестьянине. «Крестьянин не покупает книг. Альманахи и календари – это единственные книги, на которые иногда раскошеливается крестьянин». Зато «газету читают все, люди абсолютно всех социальных положений, всех возрастов (за исключением малолетних) и обоих подов». «Серьезная книга по общественным вопросам в Испании почти не имеет читателя… Ежедневная пресса представляет единственное чтение интеллигентных кругов». – «В Северо-Американских Соединенных Штатах, – говорит г. Тан, – из книг наибольшим успехом пользуются рассказы о сыщиках и другая литература для чтения в трамваях. Зато сильно распространены газеты». По словам г. Тверского, большинство граждан С.-А. Соед. Штатов выписывают даже 2–3 периодических издания^[2].

Итак, газета, – вот обычное и преимущественное «серьезное» чтение современного среднего человека. Что же представляет собой это главное в настоящее время блюдо духовной пищи? Кто его готовит, какие употребляет материалы, и какими целями при этом руководствуется?

Характер ответа на этот вопрос предуказывается уже тем фактом, что газета почти полностью захвачена капиталом. И прочность этого захвата кажется тем более непреложной, что он не был результатом искусственных мер с целью воздействия на общество, а явился, как естественное последствие стихийного развития капитализма, как системы личной наживы.

Господство капиталистических принципов и интересов, возникнув и первоначально организовавшись в области экономических отношений, мало-помалу распространилось затем на другие сферы и дало, наконец, себя знать в той области общественной деятельности, которая казалась наиболее самостоятельной и наименее подверженной внешнему и внутреннему порабощению – в литературе. Наше внимание обращает на себя не тот весьма естественный факт, что капиталистические интересы, наряду со всеми прочими, находят защиту и представительство в печати. Мы говорим о тенденции захвата капиталом всех органов печати, о проникновении в литературную работу приемов и принципов капиталистической продукции, о грозящем цивилизованному миру руководительстве капитала в области распространения идей и об осуществившемся уже деморализующем влиянии печати на читателя.

Соответственно тому, что в экономических отношениях капиталистический режим полнее осуществился на Западе, – и его влияние на литературу сильнее проявилось там же. А в зависимости от зрелости, так сказать, капитализма и от некоторых бытовых и исторических условий, властная рука капитала неодинаково придавила литературу во Франции и Северо-Американских Соединенных Штатах, с одной стороны, и в Германии или Англии – с другой.

В книжном деле капитал господствует пока во внешней, хозяйственной организации. Вы не можете распространить во Франции или Германии при посредстве книжных магазинов составленного вами труда, если книга, его содержащая, не будет носить марки одной из издательских фирм; но вы можете, кажется, найти издателя для труда всякого содержания, если, конечно, заплатите расходы по изданию и комиссионный процент. В книжном деле, поэтому, капитал еще не наложил руку на внутреннее содержание литературы. В газетном же деле его влияние гораздо больше.

Издание газеты требует крупного капитала и может приносить большой доход, и, вследствие этого газетное дело все больше и больше попадает в руки дельца-капиталиста. Пока газетное чтение составляло привилегию немногочисленных образованных кружков – издание газет не представляло интереса для крупного предпринимателя, и газетное дело могло оставаться в руках лиц, преследующих не столько материальные, сколько более высокие интересы. Характер коммерческий газетное дело стало приобретать преимущественно по мере того, как росли города, и образовывались новые слои населения, утратившие старые интеллектуальные и моральные устои и не успевшие приобрести определенного идейного, научного и художественного вкуса. Появление массовою городского читателя открывало возможность развития. крупной газетной промышленности, а освобождение души этого читателя от традиционных моральных, интеллектуальных и эстетических вкусов и понятий деревни и старого ремесленного сословия развязывало предпринимателю руки относительно того, чем наполнять страницы затеваемого им издания, и как образовать потребителя новой отрасли капиталистической промышленности, наиболее отвечающего стремлению предпринимателя к личной наживе.

Попав в руки капитала, газетное издание естественно подчинилось законам капиталистической экономики. Так как единственную цель частно-хозяйственного предприятия составляет получение дохода, а сумма последнего – при прочих равных условиях – определяется размерами сбыта производимого товара, то к возможному расширению продажи газеты и направлены усилия издателя. Широкий сбыт, как известно, имеет не лучший товар, а тот, который, при низкой цене, наиболее соответствует хотя бы испорченному или неразвитому вкусу покупателей. И вот, газетный предприниматель заботится, с одной стороны, о дешевизне своего изделия, с другой – чтобы оно отвечало «вкусу, или безвкусию» (по удачному выражению одного писателя) читателя. Есть, конечно, небольшая группа читателей с чистыми политическими, художественными и интеллектуальными вкусами, и эти читатели могут иметь желаемую газету, если, впрочем, согласятся платить за нее втридорога, потому что производство в малом размере – в век господства крупной промышленности – может дать только дорогой (сравнительно) продукт. Но чистые и возвышенные вкусы встречаются не часто; в массе читателей такие вкусы должны быть воспитываемы печатью, а это не составляет задачи капиталистического предприятия, которое само приспособляется «к безвкусию» потребителя.

Стремление к такому приспособлению в газетном деле покоится на лишнем мотиве, отсутствующем в других отраслях промышленности. Всякий товар продается по цене, превышающей издержки его производства. Это – непреложный закон капиталистического производства материальных благ. Но газетное производство избежало такого ограничения цены изделия. Цена номера газеты окупает лишь часть расходов, и тем меньшую, чем шире распространено издание. Ежедневный расход по изданию, напр., «Münchene Neueste Nachrichten», при тираже в 95 тысяч экземпляров, ценою 10 марок в год, равняется 7400 марок в день: из них только 2612 марок, или с небольшим ⅓ часть, покрывается продажей газеты. Более дешевые издания не получают и такого относительного дохода от продажи газеты, и цена 5-тисантимной (11 коп.), напр., парижской газеты едва окупает стоимость бумаги. Остальная часть расходов, равно как и предпринимательская прибыль, покрывается из других источников, каковыми, по характеру данного дела, могут быть только печатаемые в газетах, в чьих-либо интересах, сообщения (объявления, рекламы, и т. д.) и статьи.

Реклама составляет теперь необходимую принадлежность всякого широкого коммерческого предприятия, и формы этого средства популяризации какого-либо «дела» постоянно разнообразятся. Простейшим средством рекламы является объявление; к нему затем присоединяется откровенное расхваливание своего товара; а венчается эта тактика привлечения потребителя печатанием статей, под видом беспристрастной оценки рекламирующих данное дело. По вполне понятным причинам последнего рода рекламы особенно уместны относительно ценностей духовного характера; а так как с течением времени эти ценности становятся предметом коммерческого оборота, подобно произведениям материальной техники, то область рекламы расширяется более и более, формы её разнообразятся, она замаскировывается и получает вследствие этого еще большее значение и достигает более существенных с коммерческой точки зрения результатов.

Но к печатным произведениям рекламирующего характера прибегают не из коммерческого только расчета. Огромное значение печати, как фактора, формирующего общественное мнение, побуждает обращаться к ней, как светлые, так и темные силы общества для внушения читателям тех или других идей, сведений и характеристик.