Литвин быстро прошел на место, где лежал Силаев, и начал осматриваться. А что, если пуля действительно ушла под углом вверх?.. Да и характер раны немного под углом. Такое впечатление, что стреляли не с вытянутой руки, и от кармана – снизу вверх.

На морось с неба он уже не обращал внимания. Ребятам, проводившим осмотр, не очень повезло – темнота, грязь, любопытные. Правда, в косом свете сильных прожекторов дежурного автомобиля можно найти много такого, чего не увидишь и при солнце. Но день – есть день. Даже с дождем.

Стоя на месте падения раненого, Литвин медленно поворачивался из стороны в сторону, напряженно выискивая то, что может подтвердить правильность его версии. Наконец, его внимание привлекла свежая царапина на толстой ветке низкорослого кустарника. Промытая от грязи дождем, она шла стрелочкой, как раз немного снизу вверх. Георгий прикинул. Да, пуля могла задеть куст, если его идея верна. Но куда она делась потом? Он подошел к кусту, примерился к царапине. По ее направлению чуть в стороне лежали бетонные трубы. Может, коллектор канализации, а может еще что. Литвин мысленно провел черту от царапины к трубам и шагнул в грязь.

Поначалу Георгий ковырял грязь палочкой, но потом понял, что так он ничего не найдет. Упорно шаря красными, промерзшими руками, стал прощупывать каждый комочек глинистой почвы под трубой. Наградой этому был маленький бесформенный кусочек металла, который минут через пятнадцать лежал у него на ладони.

Пуля? Кто же ее знает? В этом комочке трудно что-либо узнать. Литвин бережно прополоскал свою находку в луже и завернул ее в листок из блокнота.

3

На шестом этаже Петровки располагается научно-технический отдел.

Именно здесь был человек, который мог помочь Литвину. Витя Токарев, по прозвищу «Доктор», веселый крепыш, с остатками некогда буйной шевелюры известный, как автор юмористических рассказов. На самом деле, доктором Виктор не был. Прозвище он получил за то, что окончил в свое время фармацевтический факультет медицинского института. Но поработать в аптеке ему так и не пришлось. Астахов, всегда высоко ценивший Витино доброе расположение духа и чувство юмора, говорил, что фармакология много потеряла в лице Токарева, зато еще больше приобрела криминалистика.

Литвин застал «Доктора» за странным занятием. Поворачивая эксикатор, он пристально вглядывался сквозь матовое стекло внутрь этой большой кастрюли с притертой крышкой. За стеклом смутно угадывался вытянутый силуэт какого-то предмета.

– Ты чего? Занялся вивисекцией?

– О!.. Георгий Константинович! – засмеялся Виктор. – Привет. Присаживайся…

Литвин настороженно покосился на колбочки и скляночки, какие-то шипящие агрегаты из стекла в вытяжном шкафу и осторожно сел подальше от них, спрятав вод стул ноги в грязных сапогах. В центре, по закону подлости, дождя не было и по дороге все глазели на него, а чистильщики обуви в ваше время – явление редкое, почти уникальное.

– Вивисекция – это порождение западного пессимизма, – радостно сообщил «Доктор», – а я занимаюсь реанимацией! И не для дяди, а рада наших кровных интересов! Понял?

– Не совсем, – честно признался Литвин, доставая сигарету. «Доктор» нетерпеливо пошевелил пальцами над пачкой и Литвин угостил и его. Пыхнув голубым дымом, «Доктор» продолжил:

– Все просто… Как это… как яйцо! Во!.. Если пищевой продукт, присланный на экспертизу сильно подсох, наливаешь немного воды в эксикатор, и – туда его родимого. Полежит маненько и обретает нормальную влажность… Извини, у меня кипит… – Он, не глядя, кинул сигарету в крышку чашки Петри, приспособленную под пепельницу, и подскочил к вытяжному шкафу. Литвин с интересом наблюдал, как он, что-то приговаривая себе под нос, ловко расправлялся с колбами и шлангами.

«Сейчас бы еще черного кота, закопченную посуду, блики пламени и – готовый алхимик», – подумалось Литвину, Химии он не звал, и отчасти лаборатория представлялась ему дьявольской кухней, «Доктор» вернулся к столу довольным.

– Согнал, наконец.

– Кого?

– Краситель… Из ОБХСС здесь работенку прислали. Никак не хотел сходить, собака. С полиамидов вообще трудно сгонять, тем более, с импортных. Гниют там, на западе, а красят крепко… Да и я не промах, – он прикурил у Литвина, потыкав своей сигаретой в его, – вот, согнал, теперь легче будет.

– Мне бы твои заботы.

– Не судите опрометчиво, – засмеялся «Доктор», – Ты чего пришел? Я тебе сразу скажу: у меня экспертиз – во!.. – он провел ребром ладони по горлу.

– Не погуби, «Доктор»! Очень надо. Глянь, может, поможешь?

Литвин достал свой пакетик. «Доктор» махнул рукой, дескать, Бог вам судья, и взял сверток. Он быстро промыл комочек металла в какой-то остро пахнущей жидкости, промокнул фильтровальной бумагой и, – бросив Литвину «Я сейчас», убежал. Вернулся он скоро.

– На, получай свою игрушку, – сказал он довольно, – Точно не скажу, из чего выпустили, но, что это револьверная пуля, могу ручаться. Правда, старого производства. Сейчас уже таких не делают.

– Спасибо.

– Кипиани спасибо скажешь… Я оружием практически не занимаюсь. Что сказал Прутков? «Нельзя объять необъятное!» Ты лучше давай скорее ту игрушку ищи, из которой стреляли. Вот тогда я тебе рад помочь. Например, могу газохроматографический анализ сделать. Попробую доказать, что именно из этого ствола пулька летела.

– А пока пульку ты официально на экспертизу отправь. Я с Витей Калитко поговорю. Из уважения к вашей фирме побыстрее заключение дадим.

– Спасибо… – еще раз поблагодарил Литвин, снимая с вешалки уже просохший плащ.

4

…А назавтра наступило лето. Правда, воздух бил еще прохладный, но с самого утра небо очистилось, словно всю ночь там работали дворники. Они смели темные, грязные, как мартовские сугробы, облака. И солнце, забыв про вчерашнюю сдержанность и холодную суровость, засветило во всю силу. Стало тепло, легко и празднично. В такие дни хочется дарить подарки, очаровывать самых красивых женщин, делать то, что сделать невозможно.

Литвин тоже хотел бы очаровывать красивых женщин. Тем более, на прошлой неделе он познакомился на дне рождения своего приятеля с интересной девушкой. Вчера, по телефону она сказала, что сегодня у нее свободный вечер.

Прекрасно. Он тоже надеется освободиться пораньше.

Осталось одно важное дело. Обязательно нужно съездить в Силаеву. Встреча с ним была заранее Георгием запланирована, а раз что-то намечено – переносить нельзя.

По случаю тепла, на прогулку было разрешено выйти всем ходячим больным. И вот, они тщательно закутанные в пальто, куртки с выглядывающими из-под них казенным халатом, бродили тихими группами по аллеям старого парка еще голыми деревьями, или сидели на просохших лавочках, предусмотрительно постелив газетки.

Вячеслава Ионовича Литвин нашел быстро. Тот гулял один, не прибиваясь ни к одной компании и осторожно обходя группки любителей «козла» и тихих, но не менее азартных, шахматных поединков.

Его тугие щеки несколько пообвисли, как у строго бульдога, гордый кругленький животик исчез, а в глазах-пуговках затаилась глухая тревога.

Проходя по аллейке, Силаев мельком взглянул на Литвина и захромал дальше, опираясь на солидную трость с затейливым набалдашником.

– Вячеслав Ионович? – негромко окликнул Литвин. Силаев вздрогнул, приостановился и медленно повернулся.

– Вы ко мне? – настороженно спросил он.

– Меня зовут Георгий Константинович, – успокаивающим тоном представился Литвин, – Я сотрудник московского уголовного розыска. Вот моё удостоверение.

– А-а, – протянул Силаев уже более спокойным, но, все же, недовольным тоном, не забыв тщательно сверить фотографию на удостоверении с оригиналом. – Господи, и когда все это кончится? Впрочем, это сейчас неважно. Из МУРа, так из МУРа. Пойдемте, там есть тихая лавочка.

И он, шумно отдуваясь, зашагал впереди Литвина, еще больше.

Они подошли к длинной деревянной скамейке с витыми чугунными ножками. Силаев достал из кармана несколько газет, посмотрел на числа, две спрятал, одну оставил себе, а другую протянул Литвину.

– Подстрелите, – буркнул он, – грязно. Убрать никак не соберутся.

Они почта одновременно расстелили газеты. Но Силаев, увидев какую-то заметку на первой странице, быстро свернул свою, достал другую, проверил, и, увидев, что все в порядке, постелил ее.

Начать разговор Вячеслав Ионович не торопился. Он долго усаживался, поправлял теплый больничный халат с застиранными обшлагами, потом застегивал щегольскую дубленку, накинутую поверх. Заметив недоуменный взгляд Литвина, нехотя буркнул:

– Мерзну… Врачи говорят от потери крови. В моем состоянии и летом в шубу влезешь.

Наконец, поправлять больше было нечего. И тогда, шумно вздохнув, он спросил:

– Ну, что еще интересует доблестную московскую милицию? Я, вроде, уже все рассказал вашему коллеге. Он, правда, был чуть постарше.

Силаев уже успел рассмотреть работника МУРа и прикинуть стоимость того, в чем он был одет. Калькуляция вызвала у него внутреннюю усмешку и настроила Вячеслава Ионовича на несколько иронический тон. Довольный собой, он пристроил больную ногу на трость и, блаженно зажмурившись, повернул лицо к солнцу. И все же Литвин почувствовал, что его настороженность не исчезла.

– Да, – сделав вид, что не замечает иронии, соглашается Георгий, – вы действительно подробно отвечали на вое вопросы. Но меня не интересует то, о чем у вас уже спрашивали. Меня интересуют вещи несколько иного характера.

– Может, вы полагаете, что я знаю больше того, что знаю? – с издевкой спросил Силаев. Но в его голосе снова была слышна тревога.

– Зачем вы так? – мягко укорил Литвин и раскрыл перед Силаевым пачку сигарет. Тот посмотрел на этикетку а, сморщившись, покачал головой. Достал «Мальборо». Так и закурили, каждый свое.

– Ну, положим, вам не повезло, – продолжил Литвин. – Вооруженные преступники! Пока мы их не нашли. Вы же не хотите, чтобы они еще чего натворили?

– Это правильно, – согласился Силаев, – с преступниками надо бороться. Но я-то чем могу помочь? Не под лавкой же они у меня спрятаны. Или от допросов, которые вы мне устраиваете они, как клопы сдохнут?

Разговор начал раздавать Литвина, но уйти ни с чем он не имел права.

– Пока все вертится вокруг вас. И потому, приятно это или нет, нам с вами придется еще много разговаривать. Не хотите помочь себе не надо. Нам вы обязаны помочь.

Силу Вячеслав Ионович уважал. Тем более, в лице государства. А рядом сидел, хотя а молодой, но сотрудник очень уважаемой организации.

– Спрашивайте, – смиренно сказал он.

– Сколько у вас похитили?

– Около десяти… тысяч.

– Разин утверждает, что вы собирались купить импортные вещи? Силаев нахохлился и отвечал на вопросы без энтузиазма.

– Какая, собственно, разница, что? Не атомную же бомбу… Я за мир… Ну, джинсы, ну, тряпки разные. Слабость, знаете ли, хорошо одеться. Родственникам тоже надо помочь. Это что, криминал?

– И бывшим супругам, очевидно? – не удержавшись, съязвил Литвин.

– И им… – сквозь зубы выдавил Силаев и пробормотал еще несколько слов в адрес бывших своих «половин».

– Однако, – после легкой паузы сказал Георгий, – вам можно позавидовать. Даже если брать самые высокие рыночные цены, вы же не в магазине собирались покупать, то у вас такое количество родственников, что семьи восточных долгожителей – ничто, по сравнению с вашей. Неужели и о бывших тещах тоже заботитесь?

«Щуренок! Принесла его нелегкая…» – мрачно подумал Силаев. Он был уже не рад, что заорал тогда, как резаный. И Разин – дурак! Все им выложил – и сколько денег у них было, и зачем поехали…

– Родни хватает. Может, вам о каждом рассказать подробно? Вы что, из БХСС? Насколько я помню, речь шла не обо мне и моих родственниках, а о поимке вооруженных преступников?! Но если вас теперь интересуют мои родственники – пожалуйста! Я расскажу.

– Сами узнаем, если понадобится. Меня больше волнуют ваши знакомые. Точнее, одна прекрасная незнакомка.

– Валерия?

– Именно… Пока она единственная ниточка к преступникам. Нам с вами надо найти ее ошибку.

– Ошибку? – Силаев удавился такому повороту разговора. Он приготовился к самым неприятным расспросам.

– Не может преступник все сделать абсолютно так, как ему хочется. Что-то его все равно выдаст, что-то не так получится. Правильно я говорю?

– Это точно. Что-то, да сорвется, – с чувством согласился Силаев, но тут же спохватился и добавил. – Наверное, так оно и есть. Вам виднее. Вы с этой нечистью больше общаетесь. Я-то даже не знаю, что вам поможет.

– Ну, начнем с ваших впечатлений, – Литвин достал фоторобот, протянул Силаеву. – Похожа?

Тот, далеко отставив руку с фотографией, вгляделся, почмокал.

– Так, схематично, что-то общее – есть, есть. Вам бы на живую поглядеть. Все картинки баловством покажутся. Есть в ней, знаете ли, нечто такое… – он неопределенно покрутил рукой.

– А поточнее? – забирая карточку, спросил Литвин. – Какая она?

– Какая? Хай-класс? – как сейчас говорит молодежь! Прима! Королева! И, заметьте, знает, как себя подать. Идет – вроде сдержанно, неброско, а все мужики шею сворачивают. Умеет показать все выигрышные моменты. Товар лицом…

– Как вы сказали, показывает?

– Ну да! Знаете, такая походка бывает у танцовщиц или у «вешалок», – Силаев, забывшись, перескочил на жаргон.

– Имеете в виду манекенщиц?

– Да, да, манекенщиц… Очень импозантная. Хотя, когда присмотришься… полновата она уже для идеала. Чуть-чуть, а полновата. – Силаев пошевелил пальцами и сделал волнистый жест в воздухе, очерчивая женскую фигуру, потом словно присмотрелся к ней – правильно ли нарисовал и, довольный, добавил, – но ходит легко, легко.