ласкании. Здесь мой пафос к ним, так сказать, валит все заборы: ничего я так не ненавижу, ничему так не враждебен, как всему, что разделяет людей, что мешает им слиться, соединиться, стать «в одно», надолго, на время – я даже не задаю вопроса. Конечно – лучше на вечность: а если нельзя, то хоть на сколько-нибудь
Нет, я ей скажу: гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу.
Ибо жизнь моя есть день мой, и он именно мой день, а не Сократа или Спинозы.
Как бы Б. на веки вечные указал человеку, где можно с ним встретиться.
«Ищи меня не в лесу, не в поле, не в пустыне», ни – «на верху горы», ни – «в долине низу» – «ни в водах ни под землею», а… где Я заключил завет «с отцом вашим Авраамом».
Поразительно. Но куда же это приводит размышляющего, доискивающегося, угадывающего?
Но, в таком случае, как понятно, почему а-сексуалисты суть в то же время а-теисты: они «не встречаются с Богом», «не видели», «не слышали», «не знают».