Совокупность человеческих знаний – это бесконечный ряд отражений в его уме того бесконечного ряда явлений, который проходил перед ним во времени; отражений неизмененных и явлений непонятых, в создании которых он не участвовал и силе которых он порабощен. Человеческое понимание – это отдельный мир, сложный и углубленный, создаваемый мыслью человека, медленно и неустанно ткущею нити, последний узор которых неизвестен, но в котором содержится последняя разгадка всего. В этом мире идей, вечно неподвижных в своем основании и вечно развивающихся путем внутреннего самораскрытия, живет и господствует великий зиждитель их – человеческий разум, в совершенном повиновении своей природе осуществляя свою высшую свободу. И этот мир уже не отражает одни мимо идущие явления: он проникает в то, что лежит за ними и что, оставаясь доступным одному мышлению, производит и объясняет доступное ощущению.
Чтобы объяснить указанное различие между знанием и пониманием и чтобы показать справедливость его, проведем параллель между двумя истинами, из которых одна представляет собою знание, а другая – понимание, причем предмет их один и тот же.
а) «Явление теплоты сопровождается расширением тел».
1. Это знание не отвечает ни на один из вопросов, которые могут быть предложены относительно предмета его. И действительно, относительно рассматриваемого явления, как и вообще всех явлений, совершающихся без участия сознания, может быть предложено два вопроса: «как?» и «почему?», т. е. какой внутренний процесс происходит при нагревании тела и увеличении его объема и почему тело, нагреваясь, увеличивается? (В явлениях, совершающихся при участии сознания, к этим вопросам присоединяется еще следующий: «для чего, т. е. с какою сознанною целью?») Оба эти вопроса в разбираемом знании остаются без ответа: в нем мы имеем указание на два явления, из которых одно следует за другим, но почему это так и что именно происходит при этом в телах, это остается неизвестным, а потому и само явление – непонятным.
2. Это знание есть простое сознание существования того, что мы видим. Это прямо следует из предыдущего рассуждения: кроме утверждения существования двух явлений, о которых говорит нам зрение, в этом знании не заключается ничего; следовательно, оно есть простое отражение существующего в сознании.
3. Это знание ограничивается внешними признаками и формами явления, непосредственно наблюдаемыми. И в самом деле: в нем указывается на существование двух явлений: на изменение температуры тел и на изменение их объема – и оба эти явления наружны и доступны непосредственному наблюдению.
4. Это знание поверхностно, потому что, выражая внешнюю сторону явления, оно не раскрывает того внутреннего процесса, который скрывается под этой наружною стороной и производит ее.
5. Это знание отрывочно. И действительно, в нем мы имеем указание на два явления, и они ни с чем не связаны; не связаны даже и между собою, потому что, видя их сопутствующими друг другу, мы не знаем ни того, почему они сопутствуют, ни того, сопутствуют ли они только в известных нам случаях или всегда. Поэтому:
6. Это знание таково, что составляющее предмет его является случайным по происхождению.
7. Это знание образовано при участии органов чувств и без участия разума. И действительно, что тела, нагреваясь, увеличиваются, это мы знаем потому, что видим, и притом, только поэтому.
8. Это знание может быть увеличено, но не усовершенствовано. Напр., к нему механически может быть присоединено знание, что такие-то тела нагреваются быстрее и расширяются сильнее, другие – наоборот; это будут знания, ничем не связанные с данным знанием, не объясняющие его и не объясняемые им. Но усовершенствовать это знание нельзя иначе как только переведя его в понимание.
9. Это знание произошло по причине, но не образовано с целью. И в самом деле, оно явилось в человеке потому, что его органы получили впечатление от двух явлений – нагревания тел и их расширения, но в происхождении этого знания не участвовала никакая цель, его приобретение не было целесообразной деятельностью.
б) «Теплота, с увеличением которой тела расширяются, есть молекулярное движение, происходящее в телах».
1. Это понимание показывает, что замеченное явление и не может не существовать. И действительно: теплота есть движение частиц, увеличивающееся с увеличением ее; объем тела обусловливается расстоянием центров движения этих частиц; поэтому когда тела нагреваются, или, что то же, когда увеличиваются расстояния между центрами движения молекул, то и объем тел не может не увеличиваться. Таким образом, мы имеем здесь три обусловливающие друг друга явления и понимаем, что с изменением одного из них необходимо изменяется и другое.
2. Это понимание таково, что в нем содержится ответ на совокупность вопросов, которые могут быть предложены относительно предмета его. И в самом деле, вопросы «почему?» и «как?» находят здесь свое разрешение: 1) нагреваясь, тела увеличиваются потому, что увеличивается расстояние между их частицами; 2) нагревание и увеличение объема тел есть усиление колебаний молекул, составляющих эти тела.
3. Это понимание раскрывает то, что лежит под внешними признаками и наружными формами наблюдаемых явлений и что производит их; оно обнаруживает природу этих явлений и скрытый процесс, происходящий в них. И действительно: внешний признак явления – нагревание тела; наружный процесс, происходящий в нем, – расширение тела. Но под этим признаком и процессом скрывается молекулярное движение, которое производит их, обнаруживаясь одною стороною своею в повышении температуры тела, а другою – в расширении его объема. Поэтому, не зная о существовании этого скрытого процесса, невозможно понять и объяснить этого наблюдаемого явления.
В мире физическом явления скрытого процесса суть движения элементов и групп их, обусловливаемые свойствами движущегося и законами движения; оба изучаемые элемента в этом случае (частицы и частичное движение) суть элементы мыслимые, но не наблюдаемые. В мире явлений человеческой жизни явления скрытого процесса суть состояния и движения человеческого духа, которые лежат за наблюдаемыми в истории фактами жизни религиозной, политической, нравственной, умственной, художественной и всякой другой. Эти скрытые психические движения также не подлежат наблюдению извне, но только внутреннему сознанию и мышлению.
4. Это понимание цельно; оно связывает наблюдаемые явления в одно неразрывное целое.
Одна из характерных черт знания состоит в том, что оно представляет собою как бы звенья разорванной цепи. Эти звенья, которыми владеем мы, – явления, доступные внешним чувствам; ненайденные или потерянные звенья этой цепи – это те скрытые от чувств явления, которые одни могли бы связать и объяснить нам то, что знаем мы. Понимание же и есть восстановление этой непрерывности явлений, и есть связывание отдельных звеньев великой цепи через нахождение недостающих звеньев ее. Так, в рассматриваемом примере: в знании мы имеем два явления – нагревание и расширение; оба явления совершенно непонятны, их соотношение – полно загадочности. По-видимому, что общего между теплотою, о которой дает нам понятие осязание, и между увеличением объема, что доступно зрению и недоступно осязанию? тепло и холод, с одной стороны, и объем – с другой, могут ли иметь что-нибудь общее? не разнородны ли совершенно для наблюдающего оба эти явления? Таким образом, мы имеем здесь два факта, ничем не связанные, и два знания, ничем не соединенные. Но вот открывается новый невидимый факт – молекулярное движение, и это третье звено связывает два другие, становясь между ними; а с тем вместе и два знания связываются третьим и объясняются им: необъяснимое становится понятным, знание переходит в понимание. Мы имеем: увеличение температуры есть усиление движения молекул, проявляющееся в их учащенном колебании и в увеличении расстояний между центрами этих колебаний, совокупность которых (расстояний) есть объем тела. Раз отнято какое-либо звено в этой цепи явлений, и она рассыпается в ряд необъяснимых фактов, а знание о них становится рядом бессвязных утверждений.
5. Это понимание обязано своим происхождением не внешним чувствам, но разуму; и не наблюдению, но мышлению. И действительно, ни существование молекул, ни их движение недоступны для органов чувств, и, руководясь только ими, человек никогда не открыл бы этого недостающего звена между двумя явлениями и никогда не понял бы их.
Всматриваясь в явления природы и жизни и изучая историю науки, нельзя не заметить, что явления наружные непосредственно не связаны между собою; но этою связью между ними служат явления внутренние, скрытые от прямого наблюдения. Так устроен мир, изучить который цель науки, и так создан человек, который изучает его, что объяснение доступного чувствам лежит в недоступном для них, видимого в том, чего нельзя видеть, и осязаемого в том, чего нельзя осязать. Эти внутренние невидимые и неосязаемые явления – частичное движение в мире физическом и психические состояния в мире нравственном – составляют ту основу, на которой происходят явления видимые и ощутимые, образуют ту ткань, которая проникает собою, обусловливает и регулирует все массовые изменения, которые одни подлежат наблюдению. Температура и объем, трение и электричество, колебание пластинок и звук, – что понял бы человек в этих сопутствующих друг другу явлениях, если б он ограничился чувственными наблюдениями и если б более острое зрение его разума за этими видимыми фактами не открыло тех невидимых процессов, которые лежат под ними, связывают и объединяют их в одно целое, тожественное по природе своей, но различно действующее на органы чувств его? Что мог бы сделать он, как не заключить только, что «теплота расширяет тела» и что «трение производит электричество», а «колебание пластинок – звук»? Но где мысль в этом наборе слов и где причина, не дозволяющая их набрать в другом порядке? Вот почему наблюдение и опыт, насколько они являются произведением только органов чувств, бессильны создать что-нибудь, кроме знаний, лишенных связи и мысли, бессильны подняться до понимания. И так как цель науки – не знать, но понимать, то и господствующее положение в ней должно принадлежать не опыту и наблюдению, но умозрению, направляющему их.
Это господствующее положение мышления в науке невозможно ни уничтожить, ни ослабить. Причина его лежит не в произволе человека, но в самом соотношении между изучающим и изучаемым, между человеком и природою. Нельзя изменить этого соотношения иначе как или видоизменив организм человека – сделав его органы способными ощущать сверхчувственное, или видоизменив природу – уничтожив это сверхчувственное в ней самой. Этим, и никаким другим путем, возможно было бы дать в науке чувственному наблюдению господствующее положение над умозрительным исследованием. И так как этот единственно ведущий к цели способ невыполним, все же выполнимое не ведет к цели, то и всякое усилие сделать науку исключительно опытною и наблюдательною не может иметь своим последствием ничего другого, как только возвращение ее из состояния понимания к состоянию простого знания.
Будем продолжать начатое исследование.
Рассматриваемое понимание не только образовано разумом; но в разуме лежит и та причина, которая вызвала стремление образовать его. И в самом деле, оно произошло потому, что человек не удовлетворился наблюдением двух явлений – нагревания и расширения тел, но спросил себя, какова природа этих явлений, что происходит в них и почему они всегда сопутствуют друг другу. Этих вопросов нельзя объяснить из причин, лежащих вне разума: явления, которые он наблюдает, сами по себе просты и с детства знакомы всякому из массы наблюдений. Поэтому человек не одаренный пытливостью никогда не задумается над этими явлениями и никогда не спросит себя о причине их, – как не задумался над ними никто, кроме европейцев, и из последних никто, кроме немногих. Пытливость же есть свойство ума, а не что-либо внесенное в него извне. В самом понимании этом содержится раскрытие внутреннего процесса, происходящего при нагревании и расширении тел, и причинной связи, соединяющей эти два явления, – но сама потребность открыть то и другое не могла быть внушена этими явлениями. Видя, что нагревание всегда вызывает расширение тел, почему человек не остановился на простой мысли, что причина расширения есть нагревание? почему, видя только эти два явления и не видя ничего другого, он не объяснил одного из них другим, а стал искать объяснения в третьем явлении, о самом существовании которого он ничего не знал? и почему, вопреки свидетельству своих чувств, показывавших, что, кроме этих двух явлений, и действительно нет ничего, он с таким постоянством и с такою уверенностью искал этого третьего явления, как будто бы он видел и осязал его? Причина этого лежит в том, что он понял невозможность объяснить одно явление другим – заметил, что температура и расширение – два факта, различные между собою по природе, что каждое из них – явление sui generis и необходимо или найти третье связующее звено между ними, или свести одно явление к другому через отожествление их с третьим. Это третье связующее явление и найдено было в молекулярном движении. Существующее и сверхчувственное, оно составляет сущность наблюдаемых явлений, и видимая сторона их – только двоякое проявление этой одной сущности.
Истинный признак ума, способного образовать науку, состоит не столько в умении связывать отдельные явления, сколько в понимании невозможности связать непосредственно явления разнородные, хотя и смежные, и в тонком понимании этой разнородности явлений. Отсюда вытекает стремление отыскивать, путем разложения сложного на простое, в разнообразном по-видимому однообразное в действительности, сводить одно явление к другому, и таким образом идти постоянно и неуклонно к отысканию единства и тожества во всем бесконечно разнообразном мире явлений. Мы сравнили человеческие знания с разорванною цепью, а стремление к пониманию – с стремлением восстановить ее целость, найти невидимые звенья, соединяющие видимые кольца этой цепи. Чтобы сделать полнее это сравнение, добавим, что звенья этой бесконечно длинной цепи бесконечно малы в отдельности, так что только острое зрение в состоянии открыть, что многих из них недостает. Для зрения же обыкновенного цепь кажется целой, и люди, слабо видящие, не могут понять, чего ищут люди, хорошо видящие: им кажется, что они видят все, что нужно, хотя в действительности не видят и того немногого, что могли бы видеть.
Вот почему мир природы и жизни так понятен для людей с грубым умом и так непонятен для людей с умом глубоким и тонким. Тогда как для первых все уже ясно, для вторых еще все темно; для первых нет ничего, что не было бы естественно и обыкновенно, для вторых каждое обыденное явление полно загадочности; первые живут не удивляясь и не беспокоясь, жизнь вторых – непрестанное удивление перед непонятным и беспокойство перед неизвестным, сущность чего необъяснима для них, но о существовании чего они твердо знают. Отсюда-то вытекает умственное равнодушие первых и жажда познания вторых.
6. Это понимание может быть усовершенствовано; самое же усовершенствование может быть двоякое: прямое — через дальнейшее выяснение подробностей скрытого процесса, природа которого раскрывается в этом понимании, и посредственное — через усовершенствование понимания главного явления, к которому сведены другие явления. В рассматриваемом случае прямое усовершенствование будет состоять в определении формы, величины и законов молекулярного движения и в отыскании постоянного математического соотношения между формою и величиною этих движений, с одной стороны, и между температурою тел – с другой. Посредственное же усовершенствование будет происходить через усовершенствование понимания движения вообще, как явления природы, рассматриваемого в самом себе, без отношения к явлениям тепловым. Чем глубже проникнет человек в сущность, свойства и законы движения как космической силы природы, тем яснее будут становиться для него все явления теплоты как одного из частных проявлений этой общей космической силы.
Усовершенствование всякого понимания имеет два фазиса в своем развитии: фазис анализа и фазис синтеза. Первый из них состоит все в дальнейшем и дальнейшем разложении изучаемого на составные элементы до тех пор, пока эти элементы различного, по-видимому, не окажутся тожественными между собою, а видимое разнообразие самого изучаемого не сведется к разнообразию в сочетании открытых элементов и групп их. Это тожество различного должно быть последнею целью анализа, и оно всегда будет открыто, если изучаемые явления и предметы действительно находятся в связи между собою; так как только тожественное может быть производящею причиною тожественного, явления же в самой сущности разнородные не могут влиять друг на друга. С достижением понимания одного общего в видимом разнообразии оканчивается анализ; и затем наступает синтез как объяснение наблюдаемого разнообразия из открытого общего в нем, как понимание процессов и законов происхождения этого разнообразия. Так, все физические явления, как, по-видимому, ни различны они, сводятся к движению вещества; но с этим открытием еще не оканчивается задача науки: ей предстоит объяснить, каким образом это движение переходит во все то разнообразие явлений, которое наблюдается в космосе. Так, разнообразие явлений в мире человеческом сводится к психическим состояниям; но наука должна еще, поняв эти состояния, вывести из них все факты, наблюдаемые в этом мире.
Создаваемая таким образом наука дает человеку предвидение и всемогущество, – и давать это она начинает с того момента, как закончен анализ и открыто в разнообразном единое тожественное. Тогда, понимая элементы, человек начинает предвидеть следствия сочетаний их и, владея этими элементами, получает способность не только воспроизводить явления природы, но и создавать новые, еще неизвестные в природе явления, заставляя элементы вступать в новые, еще не испытанные сочетания. Он начинает как бы творить природу.
Таким образом, вот признаки знания: бессилие разрешить вопросы разума относительно предмета его; ограничение сознанием существования этого предмета; ограничение знанием внешних признаков и наружных форм его, но не внутренней природы и строения; отрывочность предмета его; кажущаяся случайность его существования или появления (т. е. для разума, не видящего причинной связи его с чем-либо другим); неусовершаемость его; отсутствие мышления в произведении его; бесцельность в его образовании. Все эти признаки связаны между собою, так что присутствие одного из них неизменно сопровождается присутствием всех остальных. Эти признаки постоянны в знании и исключительно ему принадлежат (так как их нет в понимании, а знание и понимание исчерпывают собой всю область умственной жизни человека); следовательно, они суть признаки, определяющие знание, т. е. его критериумы. Для того чтобы узнать, есть ли известное произведение ума знание или понимание, следует только посмотреть, есть ли один из этих признаков в нем или нет.
Понимание же имеет следующие признаки: необходимость существования предмета его; содержание в себе ответа на совокупность вопросов, которые разум может предложить относительно этого предмета; раскрытие внутренней природы понимаемого предмета и скрытого процесса, происходящего в понимаемом явлении; цельность его (понимания); господствующее участие разума в произведении его; усовершаемость его; целесообразность в его образовании. Эти семь признаков также постоянны в понимании и исключительно свойственны ему, т. е. определяют его и служат его критериумами. Но кроме того, так как в этом состоит понимание и так как человек исследует все, чтобы понимать, то они могут служить руководящею таблицею при всяком исследовании, показывая, чего именно следует искать в изучаемом (признаки 1, 2, 3, 4) и каким путем это может быть сделано (признаки 5-й и 6-й).
О проекте
О подписке