Часть 1. КОЛОНЕ́Ц

Глава 1. Пономарь

1990 год, 10 сентября

Стояло раннее сентябрьское погожее утро. На ещё зелёных листьях и траве – крупные капли росы. Денёк обещал быть тёплым. В по-летнему голубом и безоблачном небе щебечут птахи.

Во дворе п-образного трёхэтажного здания идёт школьная линейка.

– Здравствуйте, товарищи учащиеся! – начал говорить высокий худой седоватый мужчина в светло-сером костюме. – Наше внеочередное построение не было запланированным. Но в свете последних событий я, как руководитель нашего с вами училища, должен довести до вашего сведения некоторую информацию.

Говорил мужчина приятным трескучим голосом, как хороший оратор: не спеша, с театральными паузами, на важных деталях делая акценты.

– Чуть более двух недель назад на станции Фабричная, в городе Раменское, произошло вопиющее происшествие – массовая драка, – продолжил директор. – Массовая настолько, что там были не только представители самого города Раменское, но и изо всех близлежащих населённых пунктов. В том числе, товарищи, и из нашего с вами родного и любимого Жуковского. Драка была организована против представителей наших южных республик…

По строю учеников прокатился вздох удивления.

Речь на данном построении шла о важности трудовой и учебной дисциплины, о дружбе народов и о коммунистических принципах государственности, о важности правоохранительных органов, о самовоспитании молодёжи вне учебного заведения и о роли каждого ученика, как винтика или даже маленького механизма, в громадной махине под названием Советская Родина.

Выступающий окинул взглядом строй, пригладив поднятые ветерком волосы.

– Сейчас, – продолжал он, – в эту самую минуту, этих представителей азиатских республик, товарищи, всех израненных и покалеченных, в срочном порядке эвакуируют на их историческую родину! Побоище, товарищи, было страшное. Я видел его результаты. Был в больнице. Скажу вам, товарищи, страшно смотреть. Могу себе представить, как там всё было. Вероятно, как в стихотворении «Бородино»: «Земля тряслась – как наши груди, Смешались в кучу кони, люди…».

…

В вагонах поезда суета, гомон. Бо́льшая часть пассажиров – мужчины, в основном азиатской внешности. Они достают из сумок съестные припасы, раскладываются, торопятся, выглядывают из окон, что-то бурно обсуждают, о чём-то эмоционально спорят на своём языке.

На ещё зелёных деревьях около ДК имени Воровского, стоящих вдоль длинной ухоженной улицы, пролегающей параллельно железнодорожным путям, от лёгкого ветерка переливается золотом немного пожелтевшая листва. На стадионе «Красное Знамя» развиваются флаги. В воздухе царят спокойствие и утренняя свежесть.

На платформе станции Фабричная ожидающие своей электрички мирные советские граждане, завидев приближающийся состав, стали говорить друг другу, что это не электричка, а поезд, и что он проедет без остановки.

Вдруг из окон проносящегося поезда посыпались бутылки, банки, полиэтиленовые и бумажные свёртки и прочее.

Граждане на платформе заголосили, стараясь спрятаться и укрыть своих детей от обильно сыплющегося мусора.

После того, как поезд промчался, вдоль всей станции, на самой платформе и даже на довольно большом расстоянии до и после неё, всё было усыпано выброшенными из поезда отходами…

***

Четырьмя месяцами ранее

Дима – паренёк лет семнадцати, с довольно грубым лицом и широкими скулами, рыбачил с младшим братом. Он дремал на разморившем его солнышке и, когда приоткрывал глаза, обречённо глядел на неподвижные поплавки. Иногда осматривал гладь водной поверхности, изредка тяжело вздыхая. От рыбалки он явно не был в восторге.

Конец апреля. На речке – красота: пригревало солнышко, снег весь сошёл и уже подсохли лужи и грязь, кое-где начала пробиваться свежая травка, небо чистое, высокое, в вышине щебечут весёлые и беззаботные птички.

Мимо рыбаков на велосипеде проезжал парень. На вид он был примерно одного возраста с Дмитрием. Парень был плотный, даже с пивным животиком. Остановился. Долго смотрел на ребят, не слезая с велосипеда. Потом аккуратно положил велик и подошёл.

– Клюёт? – шёпотом спросил он у Дмитрия.

– Да вон, три штучки на двоих поймали, – нехотя повернувшись к парню, сонно прищурив один глаз и позёвывая, ответил Дима, указывая на бидончик. Отвернувшись, он поправил рукой длинную, свалившуюся на лицо чёлку с завивающимися вверх кончиками. – Поздно уже. Надо было утром приходить.

– Ну да, – сощурившись от яркого света, глядя на небо и крутя головой, согласился подошедший. – Уже солнышко палит. Меня, кстати, Сергей зовут.

– Дима.

Они пожали руки.

– А тебя как звать? – обратился Сергей ко второму рыбаку.

– Я Сашка, – ответил Димкин брат.

– Это братан мой двоюродный, – сказал Дмитрий. – Я в гости к ним приехал.

– М-м-м, – понимающе покивал Сергей.

Утром того же дня

– О-о-о! Здорово, родня! Быстро вы! – открыв дверь, радостно сказал щупленький сутулый и седоватый мужчина лет сорока.

– Да мы электричку вообще не ждали. Сразу пришла, – сказала вошедшая первой миловидная женщина средних лет. – Поздравляю! – улыбнулась она.

– Спасибо! – благодарно ответил мужчина.

Они обнялись, похлопав друг друга ладошками по спине.

– Что-то ты совсем седой стал… – сказала женщина.

– Да вроде ещё не весь! – смущённо улыбнулся тот, потрепав свои волосы. – Димка, ты совсем большой! – радостно приветствуя теперь второго входящего, сказал он и подал руку.

– Здрасьте, дядя Паш, – ответил на приветствие Дима. – Поздравляю!

После энергичного рукопожатия они обнялись.

– Здорово, Пахан! – улыбаясь в приветствии, произнёс третий входящий грубым, жёстким командирским голосом. – Мои поздравления!

Это был плотный мужчина среднего роста, слегка за пятьдесят, с блестящей лысиной, обрамлённой полоской коротких кудрявых волос с проседью.

– Здоро-ово, Пе-етька! – снова энергично тряся руку вошедшего, а после, обняв его по-братски, сказал дядя Паша.

Рядом с дядей Пашей стоял пацан лет восьми и улыбался.

– Здрасьте, тётя Лен! – радостно воскликнул он, обняв вошедшую. И, еле дождавшись пока его отец поприветствует Диму, восторженно вскрикнул: – Димка! Я тебя так ждал!

Они шлёпнули ладонями в рукопожатии и обнялись.

– Вот, держи, Сань, – сказал Дима после приветствия и дал мало́му шоколадку.

– О-о-о! Спаси-ибо! – обрадовался мальчик, который в эйфории чуть не забыл поздороваться с Димкиным отцом, но Павел напомнил ему о хороших манерах, пихнув его в плечо. – А-а! Здрасьте, дядя Петь! – смутившись, поздоровался малец.

Дядя Петя подал мальчику руку.

В середине коридора, ведущего в глубь квартиры, стояла, улыбаясь подобно Джоконде, моложавая, с толстыми губами, брюнетка. Видимо перед этим она хлопотала на кухне, с её плеча свисало полотенце и, вытирая о него руки, она так и оставила их, сложив ладони перед грудью. Передник неловко сбился на её круглом большом животе, «обещавшем» скорое прибавление семейства. Обнимая женщину за ноги, стояла конопатая девочка – по внешнему виду примерно ровесница брату, в нарядном платьице, растянув щербатую улыбку.

– Олька! А это тебе! – воскликнул Дима, протягивая девочке коробку. – На! Иди сюда скорей!

Девочка подбежала к молодому человеку, схватила коробку и сразу стала крутить её в руках, внимательно изучая.

– Поздравляю с юбилеем! – сказал Дима.

– С каким юбилеем? – сильно удивилась девочка, задумчиво подняв глаза к потолку.

– Ну… – задумался Дима, – тебе же сегодня десять?

– Ну?! – снова не поняв, задумалась именинница.

– Ну так это «круглая дата» называется, когда в конце ноль. А круглые даты – это юбилеи! – подытожил мысль Дмитрий, протягивая пакет с конфетами. – Вот ещё тебе, держи!

– О-о-о! Спаси-ибо большо-ое! – воскликнула Олька и затрясла ручонками. – Мама! Это Ба-арби-и!

Она схватила пакет с конфетами и побежала в комнату.

– А тебе не дам! Понял? – пробегая мимо брата, заявила Оля и показала ему язык.

– А ну перестань! – сказала брюнетка дочери, грозно сдвинув брови. – Получишь у меня, несмотря на праздник! – она сняла с плеча полотенце и неуклюже махнула им в её сторону. – Ле-енка-а, при-иве-ет! – уже тихо и ласково, расплывшись в улыбке, протянула она руки к вошедшей.

– Приве-ет, сестрё-ёнка! – тоже с теплотой ответила тётя Лена, обнимая родственницу. – Не ругайся на «пельмешку» мою! – нежно сказала она, исковеркав слово, умоляюще приподняв брови домиком, отстранившись и пристально вглядываясь в глаза сестре. – Приве-ет, Васё-ёчек! – обратилась она к животу брюнетки. Присев, она нежно приложила к нему ладошки, погладив и поцеловав.

– Чуть-чуть засиделся, – начала оправдываться беременная, коротко и тяжело дыша. – К Олькиному дню рождения не успел. Мы надеялись! – подняла она брови, поддерживая свой живот снизу одной рукой. – Врачи говорят, что к девятому мая должен. Но мне кажется, не досидит он до девятого. Между праздниками выскочит. Как пить дать!

– Как выйдет, так и выйдет, Натах! – строго сказала Лена, махнув рукой. – Неча и переживать!

– Здрасьте, тётя Наташ! Принимайте поздравления! – сказал Дима, потянувшись обнять тётку.

– Спасибо, спасибо, Димась, – обнимая племянника, ответила Наталья.

– Привет, Наташ! Держи поздравления! – сказал Пётр, протягивая беременной цветы.

– Спаси-ибо! – снова умилённо сложив руки перед грудью, протянула Наташа.

Потом Пётр и Наталья немного замешкались, не зная, куда деть букет, чтобы обняться, но в конце концов смогли это осуществить.

– Паш! Найди-ка вазу, пожалуйста, – попросила беременная своего мужа, крутя в руках букет. – Какая пре-елесть!

– Димка! Димка! А на рыбалку пойдём?! – вдруг закричал мальчишка.

– Да чего ты орёшь-то? – одёрнула его мать.

– Дим, пойдём? Ну, пожалуйста, – уже тихо взмолился мальчик, потеребив Диму за рукав, а после умоляюще сложил руки.

– Прям сегодня, что ль?

– Ну да. А чё?

– Да ничего. День рождения вроде у сестры-то.

– Ну… пожрём и пойдём, а?

– Да у меня и одёжа-то не подходящая, – оглядев себя, сказал Дима.

– Да вон, папка тебе даст свою! Ты вон уже с него ростом-то! Да, пап?

– А? – не понял папа. – Чего?

– Одежду, говорю, Димке дашь свою рыбацкую? Он вон уже с тебя ростом!

– А-а-а, ну да. Можно, – покивал Павел. – А вы чё, не посидите что ль даже с нами?

– Посидим, посидим, – успокоил Павла сын. – Диман, смари! – снова закричал малец и побежал куда-то в глубь квартиры. – Я там уже всё приготовил!

…

– А откуда приехал-то? – спросил Сергей.

– Из Жуковского, – ответил Дима.

– А-а, – понимающе покивал Сергей.

Возникла пауза. Все сидели и наблюдали за поплавками.

– Как там сэмоли-то, летают ещё? – вдруг спросил Сергей у Дмитрия.

– Куда они денутся-то?

Посидели ещё какое-то время молча, глядя на поплавки, которые мирно торчали из воды.

– Ну ладно, парни, удачи! – прошептал Сергей и хлопнул Диму по плечу. – Поеду я.

– Угу. Давай! Мы тоже походу пойдём сейчас.

***

Наступил Первомай.

В городе Жуковском, как и в других городах необъятного Союза, всё вокруг пестрило украшениями алого революционного цвета: флаги, плакаты, звёзды, баннеры, растяжки. Воздух был пропитан духом Праздника весны и труда.

Каждый закоулок сквера был забит людьми. По его сторонам – вдоль улицы Маяковского от улицы Горького до памятника Жуковскому, у второй школы, у стоматологии (в этом же доме находился клуб «Ювента»), возле гостиницы «Дружба», у штаба Народной дружины, у АТС, везде-везде царила суета. Трудящиеся готовились к шествию праздничной демонстрации. Все в приподнятом настроении, приветствуют друг друга, улыбаются, галдят. Почти у каждого в руках что-то символичное: у кого – флажок, у кого – воздушные шарики, у кого – белый деревянный голубь на палочке, у кого – деревянный самолётик или поролоновая бабочка, кто с табличками, кто с плакатами, кто с транспарантами. Помогают друг другу приколоть на одежду красные ленточки. Школьники в пионерских галстуках и красных пилотках, дурачась, приветствуют друг друга «салютом».

– …а она мне говорит: «Я тебе двойку за второе полугодие поставлю», прикинь? – возмущался Слава Антонов. – Овца, блин!

– Ну а ты чё? – спросил Гамаков и сделал затяжку.

Витя Гамаков был худым невысоким парнишкой лет шестнадцати, со светлыми кудрями.

– А чё я? Придётся как-то её загреть, – задумался Антонов. – А то на третий курс хрен перейдёшь!

– Отлижи ей! – взорвался смехом Костыль.

– А-ля-ля-ля! – сморщив нос и высунув язык, проулюлюкал Антонов. – Щас ты отлижешь!

– Во-во, прям так и отлижи! – сквозь смех еле выговорил Костыль, утирая слёзы.

Гамак тоже засмеялся.

В обычные дни по Площади Ленина и по улице Маяковского, по обоим односторонним её направлениям, прилегающим к скверу, шли машины и автобусы. Но сегодня для проведения парада эти улицы для движения машин были перекрыты.

– Ну чё, скоро двинутся, походу, – сказал Дима Пономарёв.

Непослушные тяжёлые волосы постоянно сваливались ему на глаза, и он всё время поправлял их рукой.

Народ на Площади и везде вокруг ребят оживился. Зашевелились и сами парни. Стали бросать под ноги окурки.

Они кучковались за лотерейным ларьком, под деревьями на газоне, возле примыкающей к Площади Ленина центральной почты: «ПОЧТА ТЕЛЕФОН ТЕЛЕГРАФ». Перед «Лотереей» и в других открытых местах: на асфальтированной проезжей части Площади, на автобусной остановке и на островках безопасности собирались представители отделов или конструкторских бюро городских заводов и представительств.

Ребята рассредоточились вдоль низенького, не выше колена, заборчика, отгораживающего проезжую часть Площади Ленина от тротуара и обрамляющего его по сторонам газона, вытоптанного за многолетнюю историю постоянно проводимых здесь массовых мероприятий. Они стали выглядывать знакомых в толпе демонстрантов, махать им руками, выкрикивать речовки.

К назначенному часу из сквера и всех дворов, уголков, закоулков и улочек начали стекаться люди и выстраиваться в стройную колонну на участке улицы Маяковского, ведущую в сторону Площади Ленина. Старшие колонн с табличками аббревиатур названий предприятий или отделов созывали своих сотрудников построиться. Заняв своё место в строю, люди в основной своей массе замолкали. Родители шикали, приложив палец ко рту, стараясь успокоить своих детей. Совсем маленьких брали на руки или сажали на плечи. Галдёж постепенно сходил на нет.

Посередине Площади Ленина была установлена трибуна – тыльной частью к ДК, а передней – к памятнику Николаю Егоровичу Жуковскому. Власти города, его почётные жители, руководители силовых структур и приглашённые общественные деятели по очереди произносили пламенные поздравительные и напутственные речи.

– Илюх, чё думаешь, – тихо сказал, наблюдая за происходящим на Площади, огромный по комплекции Пахом Илье Автократову по прозвищу Кран – худощавому хмурому приятелю с зализанными волосами, – если мы толпой щас мимо трибуны пройдём?

– Да хрен его знает… – задумавшись, пожал плечами Илья. – Тут же у каждого завода своё место вроде. А так-то, ваще, чё? Идея путная! – его глаза вдруг загорелись интересом. – Можно попробовать.

– Мельник, ты чё думаешь? – пихнул Пахом локтем в бок стоявшего по другую руку рослого парня со светлыми вьющимися волосами.

– Не знаю, – широко улыбаясь, ответил кудрявый блондин. – В детстве-то я любил на демонстрации ходить.

– Ну! – подтверждая свою правоту, промычал Пахомов. – И я об этом говорю. Да, Кран?

– Угу, – промычал задумчивый Илья Автократов.

Их было человек шесть – самых высоких и самых взрослых из всей группы ребят, толпившихся на газоне. Всем им было по восемнадцать лет и больше. Один из них был с густыми усами и даже слегка седоват. Автократов выглядел старше всех, кроме этого седого. Да ему и действительно было уже немного за двадцать. Хотя он и был не высоким, худым и даже чуть горбился, но явно пользовался у всех, включая старших парней, авторитетом.

– Улукбек, а ты чего скажешь? – обратился Автократов к крепкому парню лет шестнадцати-семнадцати.

– Да хрен его знает. Так-то можно вообще, – почесал Улукбек свой затылок. – Ща у пацанов спрошу.

– Ага, давай! – сказал Кран, хлопнув Костю Улукбекова по плечу. – Ну, а вы чего? – обратился он теперь ко всем старшим парням. – «Птицы» мы или где? Давай строем пройдём, а?

После долгой и нудной официальной части парада наконец заиграл оркестр, и колонна демонстрантов, оживившись, тронулась.

Люди шли, радостно махая флажками и другими атрибутами праздника, приветствуя зевак.

– А интересно – скока нас тут? – спросил Улукбеков и приподнялся на мысочки, сильно опершись руками на плечо Пономарёва, чтобы оглядеть толпу своих пацанов.

– Да хрен его знает… – начал было отвечать Дима, но, ощутив тяжесть друга на своём плече, завопил: – Костян, аккуратней! Человек двадцать, мож, – чуть оправившись от этой «ноши», навскидку предположил он. – Может, и побольше маленько.

Солдатские «коробки», колонны трудящихся, а за ними и все остальные – представители многочисленных отделов различных заводов, ведомств, образовательных, торговых и прочих заведений проходили мимо ребят, стоящих на газоне за заборчиком. Они уходили правее, возле автобусной остановки разворачивались налево и выходили на «финишную прямую» вдоль площади для прохождения у трибуны и бодро шагали мимо неё.

– Пацаны, – обратился Улукбеков к друзьям, – давай, может, тоже притулимся к кому-нить и пройдём мимо трибуны.

– Да ну… Чё, гонишь, что ль? – сморщился Пономарь. – Не кайфово…

– Гамак! Славян! Вы чё думаете? Семён! – стал спрашивать Улукбек остальных дружбанов.

– Ну… не знаю, – задумавшись, сморщил лицо Стас Семёнов.

– Слышь, Гамак? – не унимался Улукбек. – Славян?

– Ну а чё?! – задумался Витя Гамаков. – Можно.

Слава Антонов, он же Славян, стоял и дёргал плечами, показывая, что он не знает, нравится ли ему эта идея.

– Да пойдём! Чё вы, как аморфы-то? – обидным словом решил задеть и тем самым взбодрить и спровоцировать ребят на более решительные действия Улукбеков. – Вон «старшаки» хотят идти. Чё мы – так и будем стоять, что ли?.. – он обернулся к другим ребятам, ещё помоложе, стоявшим шеренгой вдоль заборчика. А проходя мимо этой группы, хлопал их по спинам. – Пацаны! Айда́, пройдёмся вон туда – к трибуне!

Ребята неохотно, но всё же зашевелились, стали перешагивать заборчик и сбиваться в кучку на освободившемся месте на асфальте. Кучка получалась нестройная. Всего собралось человек под тридцать. Старшие ребята стали сами вставать в строй и помогать разместиться молодым. Получилось некое подобие строя.

– Ну вот! Совсем другое дело, – одобрил это построение Автократов, осматривая формирующуюся колонну.

В нескончаемой выдвигающейся с улицы Маяковского людской змейке появился прогал. Одна из колонн что-то замешкалась и немного отстала.

– О! Давай туда! – скомандовал Илья Автократов.

Молодёжная группа быстренько подтянулась к прогалу и встроилась в общую колонну демонстрантов.