Просыпался Валерий Аркадьевич тяжело, болезненно.
– Перестарались, – услышал он озабоченный голос, отдавшийся в голове ноющей болью. Руку перетянули жгутом, и в вену болезненно воткнулась игла, – соображать же надо, немолодой уже мужчина.
– Здоровый какой! – Виновато оправдывался неизвестный, – больше шести футов, да и мышцы. Глянь, док! Будто всю жизнь лесорубом работал, только мозолей на руках почему-то нет.
– Лесорубом, – проворчал безымянный док, – всё бы вам попроще, дуболомам. Нет бы операцию продумать как следует. Немолодой уже, сердце у таких редко здоровым бывает. Иди-ка сюда… слышишь, как неровно бьётся? Не окажись я тут, похищение зряшным оказалось бы, только труп на себя бы повесили без толку.
– Трупом больше, трупом меньше, – насмешливо сказал кто-то третий, – поняли уже, док. Гля! Очухивается!
Пощёчина обожгла лицо и Аркадий Валерьевич взбешённо взметнулся, открывая глаза…
– Лежи спокойно, русский! – Хохотнула усатая морда, уперевшись ладонью в грудь и укладывая назад, на комковатый тощий матрас, – шустрый какой старик!
– Старик? – Бывший чиновник пришёл в бешенство, где-то в глубине души понимая, что это последствия введённых лекарств, – я ещё тебя могу… и твою маму…
Дёргая руки в наручниках, цепь которых пропустили через какую-то трубу в подвальном помещении, он извивался в бешенстве, поливая похитителей последними словами. К его удивлению, те только смеялись в ответ на ругательства.
– Маму? – Весело поинтересовался усатый, – это вряд ли… Она женщина порядочная и набожная, истинная дочь Матери нашей Католической Церкви.
Присутствующие перекрестились привычно, а усатый продолжил:
– Но по возрасту подходишь, подходишь… Что ты хотел это сделать с мамой, верю. Она и сейчас ещё женщина красивая, а уж в молодости первой красавицей была. Но не повезло тебе, старик, она моего отца выбрала.
– Понял, сука?! – Лицо усатого исказилось внезапно в гримасе сумасшедшей ярости, и он схватил бывшего чиновника за ворот рубашки, притягивая к себе, – ты понял!?
Несколько пощёчин, от которых зазвенело в голове, затем смачный плевок в лицо и усатый, тяжело дыша, отбросил его обратно на матрас.
– Матушку он мою… тварь! Ничего… Док, если он ерепениться будет, мне его отдашь, ладно?
– А это не я буду решать, – мелодично пропел док, оказавшийся худощавым мужчиной за тридцать, – а Дон. Как он скажет… но я понял тебя, Луиджи, замолвлю словечко, хи-хи-хи!
Похитители вышли, оставив его одного. Последний, громила редкостных габаритов и с удивительно поганой рожей, осклабился напоследок, похлопав себя выразительно по паху и подарив попаданцу воздушный поцелуй.
Некоторое время Аркадий Валерьевич лежал в оцепенении, потихонечку приходя в себя. Подвал, освещаемый тусклой лампочкой ватт на двадцать, металлическая дверь и… повернув голову, мужчина ещё раз оценил трубу, к которой его приковали похитители.
– Надёжно, – пробормотал он пересохшими губами, ещё раз подёргав для верности, – бля… как я лоханулся!
Напряжение немного отпустило и дико захотелось пить. Чуть поодаль стояло ведро. Ткнув ногой, Валерьевич убедился, что внутри вода… или по крайней мере, жидкость.
Изощряясь, он подтянул его ногами поближе и заглянул.
– Обычная вроде вода, – пробормотал нерешительно, – или повыёживаться, в спартанцев поиграть? Да ну на хуй! После наркоза и кони двинуть можно!
Попив, снова лёг на матрас, брошенный прямо на бетонный пол. Убогая, прямо скажем, обстановка… кроме матраса, лампочки, ведра и вмурованной в стену трубы вообще ничего нет. Нет и окошка, пусть даже под самым потолком.
Где его держат похитители, остаётся только гадать. Может быть – в соседнем доме, а может – на глухой ферме в соседнем штате.
– Да нет… с какого им на ферму меня тягать? Итальянцы, тут поклясться могу – сколько раз видел их вживую, когда в Италии отдыхал. Да и войны у них вроде как… гангстерская. Так что в городе.
Собственный голос немного успокаивал его, но мысли самые невесёлые. Похитили его не новички, Аркадий Валерьевич и сам в девяностые… а кто без греха!?
Мастерская игра с отрепетированными ролями пугала. Не первый он у них и даже не десятый…
– Конвейером попахивает, – прошипел мужчина тяжело дыша и снова наклонился к ведру, жадно глотая не слишком чистую воду, – тут тебе и оскорблённый садист, и педераст… Ссуки! Лица не прячут! Ничего не боятся и никого! Всё, пиздец мне, живым не выпустят.
Настроение резко упало, но впадать в предсмертную тоску Аркадий Валерьевич не стал. В девяностые всякое бывало… нет, похищать его не похищали, но под стволом стоял, да и наслушался всякого.
Перебирая варианты, способные заинтересовать похитителей, судорожно сжимал и разжимал пальцы.
– Заинтересовать… так заинтересовать, чтобы думать забыли убивать меня! Снова Колчак? Рискованно… итальяшки в политику не полезут, даже если там золотом аж вонять начнёт. У них сейчас и без того положение кислое, чтобы ещё вешать на себя проблемы с РОВС. В Штатах они РОВС нагнут, это к гадалке не ходи… А за пределами? Блять, вот знать бы ещё, есть у них сейчас интересы во Франции или на Балканах!
Облизав пересохшие губы, отпил ещё.
– Или не связывать их с РОВС? Другую конфетку посулить? Какую только… Информацией по еврейской мафии? Помню немало – фильмы, книги, да и так… Но Лански завалили и расклады поменялись. Биржа? Стать бухгалтером мафии? Так…
– А вот это уже серьёзно! Что я могу предложить такого, чтобы заинтересовать их?
Смерив вернувшихся похитителей насмешливым взглядом, Аркадий Валерьевич жёстко приказал:
– Биржевые сводки мне, карандаш и запечатанный конверт! Ну! Я долго буду ждать?!
– Русская свинья… – шагнул к нему громила с похабной мордой.
– Погоди, – остановил громилу док, еле заметно тронув за плечо, – кажется наш русский друг готов сотрудничать… и хочет предложить свои условия?
– Хоть один умный человек в этой компании, – усмехнулся мужчина, – Русский друг хочет предложить сотрудничество итальянским друзьям. А потому…
– Сводки, Луиджи, – не оборачиваясь приказал медик, – мне внезапно стало интересно.
Усмехаясь, Аркадий Валерьевич прохаживался по преобразившемуся подвалу. Кровать, письменный стол, кресло, ведро с крышкой.
Запечатанный конверт унесли к неведомому Дону, а уж тот, если не дурак, воспользуется попавшим ему в руки финансовым гением.
– Неволя? Нет… – протянул мужчина, – птичка в клетке не поёт. Да и не дурак же Дон? Стоит мне обидеться, так и обнулить доверенные мне средства могу. Сотрудничество и только сотрудничество. А там…
– Интересный тип, – сказал Луиджи, прослушав запись магнитофона, – очень самоуверенный. Думает использовать нас? Ну-ну… птичка.
Откинувшись в кресле, он усмехнулся своим мыслям и раскурил сигару, отрезав кончик гильотиной. Сейчас Аркадий Валерьевич не опознал бы в нём недалёкого громилу из подвала, брызжущего слюной и ругательствами.
– Странные люди, – насмешливо сказал он в пустоту, – признают итальянскую культуру и науку, но стоит показать им образ типичного мафиози, как знания эти волшебным образом улетучиваются. Может ты гений в финансах, русский. Но такой же зашоренный, как и местные янки. А всего-то показать себя глупее, чем есть на самом деле, и вы охотно идёте туда, куда нужно типичным мафиози.
– Брысь отсюдова! Бессовестной какой! – Лесли, вертлявый парнишка из Арканзаса, – со смехом вылетел их кухни, а над его головой (метра на полтора выше) просвистел половник, обдав брызгами чего-то остро пахнущего, – да что же это такое?! Ууу… злыдень!
Остановившись в дверях, Роза потрясла пухлыми чёрными руками над головой в лучших традициях американских низкопробных ярмарочных спектаклей. Убедившись, что внимание братства приковано к ней, повариха начала традиционный спектакль.
– Где это видано, чтобы молодой белый господин из хорошей семьи вёл себя как негритёнок из трущоб!? Вот ужо отпишу вашему батюшке, он вам пропишет горячих! Уж на что у меня невестка дурында бессовестная… и где это мужики таких находят только? И то внучата не позволяют себя так вести себя! Знают, что влетит от отца или от меня!
Мулатка потрясала руками, взывала к богу и родителям молодого господина. Наконец, окончательно застыдив Лесли и убедившись, что противник деморализован, Роза гордо вздёрнула подбородок и удалилась в своё царство походкой перекормленной утки.
– И не недоедает тебе дразнить Розу? – Интересуюсь у плюхнувшегося рядом со мной штатного шута.
– Неа! У нас дома такая же, – слышу нотки ностальгии, – ей хоть раз в неделю нужно проругать кого-то, иначе скучно. А так праведный гнев выпущен в сторону грешников, грешники повержены, и… заметили, какие она после наших ссор пироги печёт?
– А ведь действительно, – поражается один из братьев, – Джокер, поганец этакий… быть тебе доктором психологии!
Усмехнувшись горделиво, арканзасец промолчал так красноречиво, что всем стало ясно – он и не сомневается… быть! И непременно великим!
Если честно, этого худощавого парнишку с большим тонкогубым ртом, вечно растянутым в ухмылке, я опасаюсь. В братстве одноклеточных нет вовсе, но Джокер… Если отбросить в сторону семейные связи, то этот невзрачный арканзасец один из самых опасных людей в братстве. Умён… но этим никого не удивишь.
У Лесли интеллект работает на каких-то иных принципах – очень сложно, почти невозможно просчитать. Единственный недостаток – он слишком Джокер. Излишне богатая мимика, дёрганые движения… публичным политиком ему не быть.
– К Жаннет? – С ноткой еле уловимой зависти поинтересовался тем временем Джокер после ужина.
– Угу… хочешь, с такой же черняшкой познакомлю?
Лесли оглянулся воровато и сглотнул.
– Отец чёрных людьми не… а, ладно! Он далеко, а запретный плод сладок! Есть чтоб совсем черномазая? Ну и… нормальная на лицо, а не обезьяна.
– Если прям сегодня… – задумываюсь, – слушай, а давай с нами? Я сегодня в Гарлем[45] сперва, Женнет выгулять и Армстронга[46] послушать.
– Нравится джаз? – Лесли закачался, имитируя джазовых музыкантов.
– Так… за неименьем лучшего. Скорее, просто хорошую музыку от хороших музыкантов уважаю, а джаз или классика…
– Уважаю, – серьёзно сказал Лесли, – а я вас не стесню?
– С чего? Армстронг, потом клуб какой-нибудь негритянский там же… до полуночи где-то. С тобой или без тебя, без разницы. Да и… подруг у Жаннет полно – таких же, из Нового Орлеана… смекаешь?
Ради хохмы поиграл бровями и Джокер охотно отзеркалил.
– А то!
– Учти только, что они хоть и содержанки, но не проститутки. Разницу понимаешь?
– Нормально! Квартирку сниму, да потешусь несколько… пока не надоест. Понимаю. Ох… – потянулся он, – и дорвусь я до чёрненького!
О проекте
О подписке