После опять мы пошли своим путем, и оно за нами; таким образом шли мы всю ночь; на рассвете же 13-го числа подняло оно английский флаг, а мы свой. В сию ночь (в широте 11°) мы потеряли пассатный ветер, который кончился жестоким порывом от юго-востока с дождем и громом. Потом ветры дули порывами от разных румбов с юго-восточной стороны, коими пользуясь, мы подавались очень хорошо к югу. Чужое судно за нами шло; наконец, в 11 часов выпалило под ветер из пушки; приготовя шлюп к сражению, легли мы в дрейф, и часа через полтора оно подошло к нам. Тогда мы узнали, что это английский военный шлюп «Блюссом»; идет из Портсмута в Сан-Сальвадор²⁷. Капитан оного, Гикей, старинный мой знакомый, служил со мною на фрегате «Фисгард»²⁸ два года, где он был первым лейтенантом. Узнав обо мне от присланного к нам от него офицера, он тотчас сам ко мне приехал и объяснил причину, почему ночью не хотел к нам приблизиться: он нас также считал испанскими инсургентами, как и мы его; знавши же, что экипажи их в какое ни попало судно палят без разбора, он прежде хотел увериться, точно ли мы из того рода судов. Таким образом, дело объяснилось, и как мы шли тоже к бразильским берегам, то я стал править с ним одним курсом.

Четырнадцатого числа ветер тихий, а иногда умеренный, при светлооблачной погоде, дул с восточной стороны. С полудня спутник наш англичанин стал держать к SSW, а мы правили на S; из сего я заключил, что он решился проходить экватор далее к западу, чтобы заранее увидеть бразильские берега около мыса Св. Августина²⁹.

До 18 октября мы имели переменные ветры как в силе, так и в направлении; погода также была непостоянная: иногда было ясно, а иногда облачно и дождь; нередко гром и молния, а особливо по горизонту. Впрочем, вообще погода была совсем не такова, какую встречают обыкновенно мореплаватели, проходя сию полосу жаркого пояса, где часто царствуют ужасные громы и проливные дожди при тихом ветре, иногда только пресекаемые порывами; а сего числа настал настоящий свежий пассат Южного полушария, дующий с юго-восточной стороны; мы встретили его в широта 4½° северной, долготе 26°. Сие обстоятельство еще более убеждает меня быть согласным с капитаном Ванкувером³⁰, что экватор гораздо лучше проходить западнее долготы 25°, нежели восточнее.

После сего ветер дул уже беспрестанно, постоянный пассат с ясной погодою, помощию коего мы плыли с большою скоростью. 23-го числа, в 5-м часу утра, ровно через 58 дней по выходе из Кронштадта, прошли мы экватор в долготе 29½°. Такой скорый переход заставил меня обратить внимание на усердие, с каким офицеры и нижние чины исправляли свою должность. Я желал торжественно изъявить им, сколь много они споспешествовали скорому нашему переходу, и потому в 9 часов утра, собрав всю команду наверх, прочитал им следующий приказ:

«По высочайшей воле его императорского величества дана мне власть нижним чинам начальству моему вверенного шлюпа в разных случаях выдавать денежное вознаграждение, смотря по моему рассмотрению. Необыкновенно скорый наш переход из Кронштадта под экватор, совершенный в 58 дней, случился оттого, что как офицеры и гардемарины, так и нижние чины с неусыпным усердием старались о скором приготовлении шлюпа к походу в Портсмуте; а в море, надеясь на их искусство и расторопность, можно было нести много парусов. Не имея права сам делать никакого награждения гг. офицерам и гардемаринам, я при первом случае представлю об них высшему начальству, а нижним чинам определяю в награждение двухмесячное жалованье, которое теперь же выдаст им клерк 13-го класса³¹ Савельев».

Вследствие сего приказа тогда же и было выдано им награждение пиастрами³².

До 1 ноября правили мы выгодными курсами вдоль бразильского берега, чтоб пройти в пристойном расстоянии мыс Августин и мели Абриохос³³. Ветер нам благоприятствовал. Сего числа на рассвете облака по горизонту приняли вид медного цвета, что почитается признаком урагана, которого нельзя было ожидать у бразильских берегов в сие время года³⁴. Однако ж подобный ему ветер случился, который можно назвать ураганом в самом малом виде, ибо с полуночи на 2-е число вдруг ветер перешел к N и стал дуть порывами с дождем, постепенно прибавляясь в своей силе; а в 2 часа пополудни вдруг порывом перешел к W и от сего румба дул весьма крепкими порывами несколько часов, потом опять вдруг же перешел к SW, наконец, к S, и все дул весьма крепко; наконец стих после полудня 3-го числа. Я прежде не думал, чтоб такой ветер мог случиться здесь в летние месяцы.

Первого ноября стали мы держать прямо к мысу Фрио³⁵; мыс Фрио мы увидели в 6-м часу утра 4 ноября. От нас он находился на запад в расстоянии около 30 миль.

На рассвете 5 ноября увидели вход в Рио-Жанейро, в который и вошли около полудня. При входе салютовали мы крепости, называемой Санта-Крус^З6, и по силе трактата получили выстрел на выстрел; а когда мы уже вошли в залив, то приехали к нам на разных шлюпках два португальских офицера, чтобы узнать, кто мы, откуда и пр. Один из них был с брантвахты, а другой – морской капитан и адъютант королевский. К нам он приехал по обязанности своей доносить королю³⁷ обо всех приходящих военных судах.

Став на якорь, я тотчас послал двух офицеров на берег отыскать нашего генерального консула, который вечером с ними ко мне приехал. Тут мы условились, каким образом поскорее шлюп снабдить всем нужным, чтобы, не теряя времени, мне можно было отправиться в дальнейший путь. К великому моему удовольствию, узнал я от него, что 8-го числа сего месяца английское судно отправляется прямо в Англию и что на оном едет один его знакомый, который скоро может доставить мои письма в Лондон.

Шестого ноября поутру мы поставили шлюп на два якоря, а потом я с офицерами ездил на берег, обедал у нашего генерального консула и пробыл там до самой ночи. Мы были у него в загородном его доме, имеющем прелестное местоположение.

До сего я ничего не говорил о температуре воздуха, какую мы имели на нашем переходе; мы были так счастливы, что не имели ни больших жаров, ни холода; в продолжение нашего плавания шлюп не потерпел никаких повреждений и пришел в Рио-Жанейро в хорошем состоянии, как и команда оного.

Ноября 7-го числа весь день я был на шлюпе, занимаясь приготовлением писем, которые в 6 часов вечера и вручил генеральному нашему консулу для отправления в Лондон на английском корабле. Между тем дал ему список припасам, кои нам нужны, и просил о скорейшем приготовлении оных.

Сего числа приезжал к нам опять прежний морской капитан, адъютант королевский. Он мне объявил, что его величество рад видеть здесь военное судно российского императора, столь много им уважаемого, и что он повелел оказать нам всякое вспомоществование, какого только я пожелаю.

За такое внимание я просил, адъютанта изъявить мою благодарность его величеству, и что о сем я долгом себе поставлю довести до сведения нашего правительства; впрочем, будучи хорошо снабжен всем в своих портах, нужды ни в каком пособии здесь не имею.

Этот адъютант королевский показался мне предобрым и услужливым человеком, но ученость его была не слишком велика: увидев в моей каюте распятие, вдруг с великим удивлением бросился он смотреть на него и, разглядев, вскричал: «Это Иисус Христос!» – «Да, – сказал я ему, – это изображение Его распятия». – «Так вы веруете в Христа?» – спросил он. «Конечно!» – «И все русские веруют?» – «Без сомнения, все русские веруют, – отвечал я с видом удивления. – Да разве вы об этом не знали?» – «Никогда не слыхал, – сказал он мне, – чтоб русские были христиане; я всегда почитал их греками». Он, верно, полагал, что мы идолопоклонники и веруем в Юпитера, Марса³⁸ и пр.

Вечером сего же числа наш консул дал мне знать, что на представление его, когда королю угодно будет позволить мне с офицерами представиться его величеству, получил в ответ, что король был бы очень рад нас видеть, но теперь нездоров; коль же скоро будет ему лучше, то он назначит день и нас примет.

Хотя переход наш до Рио-Жанейро был непродолжителен, но как мы прошли поперек весь жаркий пояс не холодного климата и имели много дождей, то верхняя часть шлюпа требовала некоторых небольших поправок, равно как снасти и паруса, исправлением коих экипаж занимался, также налитием пресной воды и другими необходимыми в портах работами. В сих занятиях португальцы не делали нам никакой помощи. Да мы и не требовали оной. Я только просил доставить на их больших судах пресную воду, и консул наш получил ответ от морского министра на его отношение, за несколько дней к нему посланное, что повеление дано доставить к нам пресную воду немедленно; но мы оной и в следующий день не получили, а продолжали возить ее с берега на своих гребных судах и своими людьми: таковы-то португальцы на обещания и услуги! Сначала сами от имени короля и начальника порта предлагали их, а на деле самой малости – несколько бочек пресной воды – не хотели привезти из порта, где есть все нужные для сего суда и способы. Впрочем, я очень рад, что они и не дали нам воды: иначе эту малость вменили бы они в большое одолжение и заставили бы нашего поверенного в делах представить о сем государю, чтоб доставить за ничто русский орден какому-нибудь чиновнику. Лучше всего никому в чужих портах не одолжаться, если есть способы без сего обойтись.

Между тем они были довольно учтивы: начальник эскадры их, стоявшей тогда на рейде, присылал ко мне своего капитана поздравить с прибытием и предложить зависящие от него услуги; а второй по нем командир даже сам, предупредив меня, приехал ко мне с визитом, прежде нежели я успел у него быть. Командиры двух австрийских фрегатов, сопровождавших из Ливорно³⁹ до сего места эрц-герцогиню австрийскую, супругу наследного принца бразильского, прибывшую на португальском линейном корабле, также сделали мне честь своим посещением и даже в самый час нашего прихода прислали офицеров предложить их услуги и пособие, в которых мы, однако ж, ни малейшей нужды не имели.

Во время пребывания нашего в Рио-Жанейро, когда занятия наши по службе позволяли, мы были всегда на берегу для осматривания города и стоящих любопытства окружных мест. 9 ноября я и многие из наших офицеров взяли наемные коляски и под руководством нашего консула, который нам все показывал и изъяснял, объездили почти весь город. Бывши в Западной Индии, я уже знал о состоянии здесь негров, и меня нимало не изумил так называемый рынок негров⁴⁰, но товарищам моим показался крайне удивительным: это одна длинная улица, называемая Волонга, где в каждом доме внизу есть лавка, в которой нет никаких товаров, кроме негров на продажу. Они все сидят кругом на лавочках, и тут приходят покупатели, осматривают их, щупают, узнают, здоровы ли они, торгуют и покупают, как какой-нибудь домашний скот.

Одиннадцатого ноября, по приглашению нашего консула, ездил я с некоторыми из наших офицеров и гардемаринов верст за 25 от города смотреть водопад: место очень любопытное. При конце обширной плодоносной и весьма хорошо обработанной долины, окруженной с трех сторон превысокими горами и с одной стороны морем, находится сей водопад, низвергающийся двумя уступами, каждый из коих имеет вышины сажен до 40. Подле же самого водопада, под огромным камнем, находится пещера, в коей поставлены две из камня иссеченные ниши, наподобие киотов, и из камней сложены стол и скамейка. Здесь, сказывают, лет за сто пред сим, во время осады Рио-Жанейро французами^41[5], укрывался здешний епископ с своим причтом и совершал богослужение. На столе вырезывают свои имена путешественники. Тут мы завтракали и пробыли, доколе наш художник Тихонов не снял с него вида. Потом возвратились мы в дом, на половине дороги находящийся, где оставили свои коляски, а ехали к водопаду верхами, ибо сия половина дороги весьма гориста и столь дурна, что иначе и ехать нельзя, да и то только на лошадях, привыкших ходить по горам. В сем доме на половине дороги дожидалась нас супруга консула; здесь мы пообедали и уже ночью возвратились в город. Эту дорогу можно сравнить с нашею петергофской, потому что от города до самых гор по обеим сторонам находятся загородные дома и сады, принадлежащие вельможам и людям богатым; дома по большей части очень малы, а сады обширные и прекрасные; но это здесь не редкость: вся Бразилия сад.

Шестнадцатого числа Лангсдорф⁴³ известил меня, что король примет нас завтра вечером в загородном своем дворце, куда мы должны отправиться в 6½ часов пополудни, чтоб быть там в 8-м часу вечера. Вследствие сего назначения на другой день мы хотели ехать, но консул уведомил меня, что по причине полученных сего числа из Лиссабона новостей о случившемся там бунте^[6] король отсрочил представление наше к нему до понедельника (19-го числа); а как мы были совсем готовы к выходу в море и на следующий день я располагал отправиться в путь, то мы и не надеялись иметь честь видеть его величество. Однако ж наступившая 17-го числа пасмурная, дождливая погода при юго-западном ветре, продолжавшаяся несколько дней, помешала нам выйти в море; и потому в назначенный день вечером, в 7 часов, я с пятью офицерами и с консулом поехали в загородный королевский дворец^[7], отстоящий от Рио-Жанейро верстах в семи или восьми. Мы приехали, когда король был в церкви у вечерней молитвы. Стоя в дверях церкви, дожидались мы почти целый час; слышали королевскую музыку и певчих: играли и пели они очень недурно, но странно, что как музыканты, так и певчие, из коих многие мулаты и негры, одеты как ни попало и вообще очень дурно.

По окончании молитвы первый королевский камергер, одетый в богатый красный мундир, с двумя звездами, доложил о нас, и через четверть часа из галереи, где мы находились, вдруг двери отворились в огромную залу, в дальнем конце коей стояло что-то похожее на трон, завешенное белыми занавесами. Зала сия была очень слабо освещена. Король, в синем мундире, в двух лентах и с двумя звездами, в шарфе, со шпагою и с палкою, стоял у стола с своим камергером. По этикету здешнего двора, вступив в залу, мы королю поклонились; пришед на половину залы, опять поклонились и, подойдя к нему, еще раз; тогда и он нам поклонился и сделал шага два вперед. Лангсдорф, в звании поверенного в делах, нас ему представил. Тогда король стал говорить со мною о нашем путешествии, о фрегате, каково нам нравится здешний климат и город, и, сделав вопросов десять, поклонился, пожелав благополучного плавания. Мы также, выходя спиною назад до самых дверей, сделали ему три поклона.

Мокрая погода с тихим южным ветром продолжалась во весь день 20-го числа и мешала нам идти в море. Однако ж на следующий день я решился попробовать выйти из гавани с намерением удалиться от берегов миль на 80 или 100, где, по всей вероятности, мы имели причину надеяться встретить хороший юго-восточный или восточный ветер и ясную погоду.

Я не должен умолчать об учтивости и внимании, оказанных нам капитаном бывшей здесь корветты⁴⁵ Соединенных американских штатов: он первый приезжал ко мне и со мною познакомился; после, по приглашению, я у него на корветте завтракал, где был также американский посланник со всем своим семейством, которому он меня рекомендовал. Посланник и фамилия его обошлись со мною чрезвычайно хорошо, так, как и многие другие гости из разных наций; мы все состояли из девяти разных народов: русские, американцы, англичане, австрийцы, голландцы, папские итальянцы⁴⁶, венециане, иллирийцы⁴⁷ и французы; но из хозяев здешней земли, то есть из португальцев и бразилиянцев, никого не было. В Рио-Жанейро также нашел я одну даму, урожденную богемиянку, жену недавно приехавшего сюда австрийского ученого; дама сия жила долго в Москве гувернанткою в одном знатном доме и говорит весьма хорошо по-русски. Приятно в такой отдаленности от своего отечества встретить людей, которые там бывали и знают наш язык, столь мало известный в чужих странах.

Замечания о Рио-Жанейро и о Бразилии вообще

Рио-Жанейро, называемый так в обыкновенном разговоре, и Рио-де-Жанейро Сан-Себастиан⁴⁸ в официальных бумагах, есть столица Бразилии. Город сей лежит при обширном, от всех ветров закрытом заливе, который от первых, посетивших оный европейцев получил название Rio (река), потому что он показался им рекою, и когда наименование сие вошло в общее употребление, то о перемене оного не заботились⁴⁹. Город находится на юго-западной стороне залива и лежит при самом береге, на весьма низком месте, будучи окружен превысокими горами, и, так сказать, между горами, ибо и в средине самого города есть горы, на коих построены церкви и монастыри. Горы сии, заслоняя большую часть города от приходящих в залив судов, весьма уменьшают его в глазах зрителя; а соседство превысоких кряжей представляет взорам его все здания в уменьшенном виде, и потому, доколе не съехали мы на берег и не посмотрели города внутри его, он нам показался ничего не значащим; но в самом деле он довольно пространен.