Глава 11

Рынок рабов размещался в дальней части обычного рынка и представлял собой огороженную круглую арену, по периметру которой толпились состоятельные граждане. Талли, нисколько не смущаясь тем, что самая бедная дама из собравшихся одета раз эдак в сто богаче её, протолкалась к самому ограждению и приволокла за собой меня.

Я чувствовал себя неуютно и беспомощно. Не помню, когда в последний раз расставался со смартфоном, и уж тем более оставлял его в чужих руках… С разблокированным экраном…

– Сейчас будет веселуха! – жарко дышала мне в ухо Талли. – На торгах вечно какая-нибудь история. Если повезёт, можно раба и бесплатно заполучить. Главное, ушами не хлопать.

А вот интересно, сообразит ли «партрэтыст», что такое свайп? А если сообразит? Что он обо мне подумает? Меня, может, уже городская стража разыскивает… Ой, дурак…

– Начинается! – дёрнула меня за руку Талли.

На середину арены вышел толстяк с огромной золотой цепью на шее и золотыми перстнями на каждом пальце. Толстяк улыбался во весь рот. Рот был заполнен кривыми жёлтыми зубами. Видимо, золотые ставить тут ещё не научились. Толстяк вёл на тонкой стальной цепочке невзрачную девочку лет шестнадцати. В моём мире из неё можно было бы сделать красавицу при помощи косметички и получаса времени. Здесь же она выглядела, как… Никак. Пройдёшь мимо и не заметишь.

– Мам, давай эту! – услышал я слева капризный голос и повернул голову.

Паренёк примерно моего возраста, тоже в сером плаще, теребил высокомерную даму, которая стояла, вскинув голову так, что, наверное, вообще ничего, кроме птичек, не видела.

– Здравствуйте, дамы и господа! – попытался исполнить нечто вроде поклона толстяк. – Рад приветствовать вас. Не буду злоупотреблять вашим вниманием, мы все тут не для разговоров собрались. Первый лот – юная, похожая на нераспустившийся цветок Ганла. Умеет хлопотать по хозяйству, прекрасно вышивает и готова постичь тонкости науки любви под вашим руководством.

– Пойдёт, нет? – деловито осведомилась Талли. – Вначале постоянно самых ущербных ставят, вряд ли цена сильно взлетит.

– Один серебряный, – лениво сказал кто-то с противоположного края арены. Толстяк тут же повернулся и учтиво поклонился первому поставившему.

– Мам, ну ма-а-ам! – продолжал канючить парень рядом, так мерзко, что у меня даже зубы свело.

– Нет, Ямос, – снизошла наконец до ответа женщина, и от её гнусавого голоса мне захотелось убежать. – Девочка будет отвлекать тебя от учёбы. Мы возьмём раба-мужчину.

– Я не хочу мужчину, мам!

– Тебе и не нужно его хотеть. Тебе нужен раб, который будет о тебе заботиться. Закончили разговор.

Н-да… Чего-то я аж посочувствовал этому Ямосу. Я бы тоже предпочёл сам о себе заботиться, чем терпеть рядом какого-то мужика. Хотя, может, у меня просто недостаточно рабовладельческое мышление.

Пока я сочувствовал Ямосу, Ганлу продали. Тому самому дядьке, который дал один серебряный. Кстати, вот интересно, кто там серебряный?

Местная валюта. Дилс – медная монета. Сотня дилсов – гатс, серебряная монета. Сотня гатсов – солс, золотая монета.

Буквы растаяли быстро, и я успел заметить, как Ганла расплакалась, пока толстяк отстёгивал цепочку. Ошейник, видимо, шёл в подарок.

– А откуда берутся рабы? – спросил я Талли.

– Мамки рожают, – отозвалась та, но, поймав мой укоризненный взгляд, поморщилась и объяснила: – Кто за долги в рабство попадает, кто по дурости. Эта убогая наверняка семье помочь хотела, думала хоть золотой выручить. А отдалась за гатс. Плюс ещё толстяк процент снимет.

Теперь я понял, почему она плакала, и мысленно обругал себя за тормознутость. Мы бы могли выкупить её и подороже… Но с другой стороны, мы-то её, по сути, убили бы потом, а у этого хозяина она, может, до старости доживёт.

– Без шансов, – заявила Талли, видимо, проследив по лицу ход моей мысли. – Если неделю проживёт – считай, повезло. Этот садист ни одного торга не пропускает, откуда только деньги берутся.

Я посмотрел на омерзительного лысого хмыря, похожего на вампира из древних чёрно-белых ужастиков. Он поглаживал Ганлу по голове когтистой лапой и что-то ей нашёптывал на ухо. Бедняжка старалась крепиться. А может, просто не поняла или не поверила до конца, в какой кошмар угодила по собственной воле.

Толстяк тем временем вывел на поводке здоровенного усатого парня, который так неуместно улыбался, будто он был тут хозяином положения.

– Дамы и господа! Танн! – провозгласил толстяк. – Танн может выполнять любую тяжёлую работу, сносит любые неудобства. Главное, не давать ему пить. За десять гатсов вам не найти лучшего раба!

– Даю десять! – дрожащим голосом выкрикнула немолодая женщина и покраснела, видимо, представив, как нагрузит Танна тяжёлой работой и неудобствами.

Толпа понимающе заржала, а Танн, улыбнувшись ещё шире, раскрыл объятия навстречу женщине. Толстяк долбанул его по груди кулаком, что-то сказал, и Танн опустил руки.

– Одиннадцать, – вступила в торги мама Ямоса, несмотря на протестующее шипение сына.

– Одиннадцать гатсов! – завопил толстяк. – Кто больше? Вы только полюбуйтесь на эти мускулы, дамы и господа!

Он одним движением сорвал с Танна его худую рубашонку и открыл взорам публики могучий торс, достойный чемпиона мира по бодибилдингу.

– Вот это кабан! – восхитилась Талли. – Взять, что ли?

И, недолго думая, выкрикнула:

– Тридцать гатсов!

Публика ахнула. Мать Ямоса метнула на Талли гневный взгляд и назвала сорок. Женщина, которая начала торги, заявила половину солса. Страсти накалялись, а Талли, самоустранившись от торговли, хитро улыбалась. Не то просто так похулиганила, не то…

Дело кончилось тем, что Танн достался Ямосу за один золотой солс. Толстяк отдал его, несколько помрачневшего, новым хозяевам, а когда разворачивался, чтобы уйти, хитро подмигнул Талли. Вопросов я задавать не стал, для разнообразия сам понял, что к чему. Видимо, Талли имеет с толстяка некий процент за то, что взвинчивает цену.

– Просто я молодая и безродная, – шепнула она мне на ухо. – Эти снобы скорей сдохнут, чем мне уступят.

Торги продолжались. Толстяк одного за другим сбыл троих мужчин, не таких колоритных, как Танн. Они, как я понял, тоже разошлись по студентам. Тут, верно, учиться без раба – страшный позор.

Талли, великолепно чуя, когда и кому стоит переходить дорогу, несколько раз влезала в торги, пока на неё не начали поглядывать с подозрением. Опять пошли девушки, и Талли принялась толкать меня локтем. Однако не успевал я среагировать, как она, поджав губы, мотала головой. Знатные родители студенток быстро поднимали цену до двух-трёх солсов и выглядели при этом так, будто для них и десять не сумма.

– Надо было первую брать, – вздохнула Талли. – Эх… Ну да ладно, может, в другой раз. Через месяц ажиотажа меньше будет: студенты закончатся.

Я тоже смирился с таким раскладом. Что ж, сегодня уже сделано немало. Я вышел из дома (уже называю эту нору домом!), я посмотрел на рынок рабов, понял, как всё здесь устроено. Один маленький шаг для меня и огромный шаг для моей сестрёнки… Которая сейчас горит живьём в огне…

От этой мысли меня передёрнуло, и я беспомощно посмотрел на арену. И вдруг заметил, как тихо стало вокруг. Талли присвистнула.

Толстяк вывел на середину девушку. Она отличалась от всех предыдущих, как чёрная роза от полевой травы. Одета была небедно, но как-то неправильно. Высокие кожаные сапоги, чёрная юбка до колен, белая не то блузка, не то кофта с неровно оборванными по плечи рукавами. Длинные иссиня-чёрные волосы красиво ниспадали на плечи. Но главное – лицо. Бледное, отрешённое, с огромными глазами, фиолетовый цвет которых был виден даже издалека.

– Породистая девочка, – сказала Талли. – Сейчас что-то будет…

– Дамы и господа, – как ни в чём не бывало начал толстяк. – Спешу представить вам прелестный цветок по имени Натсэ. Девушка, получившая самое благородное воспитание. Ныне она лишилась печати и изгнана из рода.

Я вздрогнул, услышав имя. Что-то очень похожее на имя моей сестры. Натсэ…

Толпа молчала. Кроме Талли. Та принялась возбуждённо шептать мне в ухо:

– Благородные – редкий товар, их обычно продают ещё до торгов. И стоят ого-го сколько, от сотни солсов. И толку от них чуть, кроме красоты и выпендрёжа взять нечего. Но раз толстый её выволок, значит, какой-то подвох.

Так оно и вышло. Окинув толпу взглядом, толстяк произнёс:

– Она может стать вашей совершенно бесплатно, если вы одолеете её в поединке!

Толпа загудела, послышались смешки. И вдруг к арене протолкался высокий мужчина с длинными спутанными волосами. Он неуклюже перевалился через ограждение и, подняв руки, пошёл к центру площадки под приветственные вопли. На поясе мужчины висели два изогнутых не то меча, не то ножа – один побольше, другой поменьше.

– Господин городской стражник! – воскликнул толстяк. – Вам придётся подписать бумагу, что вы по доброй воле оставили пост, чтобы у меня не было проблем, если вас наповал сразит взгляд этих фиолетовых глаз.

Стражник, посмеиваясь, подписал пером бумагу, которую принёс ему мальчишка – видно, помощник толстяка.

Тут же в толпе появилось не меньше десятка таких же мальчишек, которые протягивали шапки и голосили:

– Ставки! Делайте ставки на поединок!

Когда один из них подошёл к нам, Талли наклонилась к нему и сказала:

– Скажи хозяину, что Таллена ставит всё на девку!

Мальчик кивнул, даже не глянув на неё, и пошёл кричать дальше. В шапку ему сыпались монеты. Кто кричал: «На девку!», кто «На стражника!». Как уж там потом будут разбирать, где чьи деньги, я понятия не имел. Но и тут меня выручила Талли.

– Ставят только благородные маги, а они врать не станут. Скорее откажутся от выигрыша, если кто усомнится. И я тебя уверяю, таких будет немало: толстяк себя внакладе точно не оставит.

Когда все желающие сделали ставки, толстяк отстегнул цепочку от ошейника Натсэ и отступил к ограждению. Не было ни гонга, ни команды, однако бой начался.

Натсэ стояла, глядя куда-то в пустоту. Я вообще сомневался, что она понимает, где находится и что с ней происходит.

Стражник, нахально склонив голову, полюбовался своим будущим трофеем и вразвалочку подошёл к ней. Толпа молчала. Стражник лениво протянул руку: может, хотел потрепать Натсэ по щеке, может – схватить за волосы. Этого никто уже не узнал.

Натсэ будто превратилась в чёрно-белый вихрь. Она стремительно крутанулась на месте, одновременно присев. Я даже не заметил, как девушка выхватила нож из-за пояса стражника. Вместе с остальными зрителями я издал изумлённый полувздох-полувскрик, когда нож пронзил шею стражника насквозь и с другой стороны показалось окровавленное лезвие.

Стражник безмолвно рухнул на песок, а Натсэ, опустив руки, вернулась в прежнюю позу. Как будто не убила только что человека вдвое старше себя и как минимум втрое тяжелее.

– А вот и подвох, – невозмутимо сказала Талли.

– Дамы и господа, – печальным голосом произнёс толстяк. – Прежде чем я раздам выигрыш счастливчикам, давайте покончим с последним лотом. Один дилс! Кто даст один дилс?

Я ушам не верил. За Натсэ просят один медяк?! Это казалось жутко несправедливым. Однако никто не спешил давать и такую цену. И я их, в общем, понимал: кому нужна такая рабыня, которая, чуть чего, тебя прикончит, а ты и глазом моргнуть не успеешь?

– Да это же идеальный вариант! – прошептала Талли и выкрикнула: – Дилс!

Толстяк развернулся к ней с проворством кобры, учуявшей добычу.

– Продано! – воскликнул он. – Госпоже магу Земли, за один дилс.

Слова возражений застыли у меня на губах. В глазах потемнело. И вот в этом теле будет жить моя сестра?!