3. Человек. Инструкция для пользователя

3.1. Ученое неведение
(Постановка проблемы)

Спросите любого человека в возрасте от десяти лет и старше, знает ли он себя… В подавляющем большинстве случаев вы получите утвердительный ответ. Но что за этим стоит?

С одной стороны, человеческая цивилизация не сегодня рождается – ее история насчитывает, как минимум, 40 – 45 тысяч лет. И, естественно, создавая собственную среду обитания, человечество не могло обойтись без каких-то представлений о главном ее обитателе – о человеке. Потому было бы легкомысленным утверждать, что человек полностью лишен всякого самоосознавания.

Но, с другой стороны, Традиция, о которой идет речь в этой книге, предлагает собственную трактовку учения о человеке. Следовательно, подразумевается, что укоренившиеся на уровне массового сознания представления о природе и устройстве человека недостаточны. В чем же их недостаточность?

Чтобы ответить на данный вопрос, полезно осуществить своеобразный ретроспективный анализ процесса формирования представлений человека о себе, начиная непосредственно с момента его рождения.

К сожалению, нам не дано вспомнить ситуацию своего собственного рождения. Однако, опираясь на опыт рождения и последующего взросления собственных детей, или детей наших родственников и знакомых, мы можем представить себе этот процесс, причем, достаточно ярко.

Итак, малыш родился. Уютное, беззаботное существование внутри материнской утробы, где между возникновением какой-либо потребности маленького организма и ее удовлетворением временной зазор практически отсутствовал, закончилось. Малыш оказывается в огромном мире, где все для него суть неизвестность, где всему нужно учиться. Даже если допустить, что дух не впервые воплотился в биологическом носителе, то и тогда ситуация мало меняется – тело и сознание малыша находятся в состоянии, отрицающем всякую попытку автономного существования. Спонтанная сенсорно-моторная активность – единственное средство, с помощью которого может заявить о себе малыш, – отнюдь не ведет к мгновенному удовлетворению возникающих, прежде всего, биологических потребностей. Между их возникновением и удовлетворением возникают временные паузы, которые служат побудительным мотивом к деятельности сознания, а, затем, и к сознательной деятельности. Вспомните родительские терзания по поводу плача и беспокойного поведения грудного ребенка: быть может, он голоден… а, может быть, ему жарко… возможно, он хочет пить… а, может быть, пучит животик… Лишь со временем звуки, издаваемые ребенком, или его телодвижения становятся более «осмысленными» и распознаваемыми родителями. Устанавливается первая «обратная связь», устанавливается первый взаимный контакт…

Окажись малыш один на один с окружающей средой – и он обречен на гибель. Но он рождается в уже упорядоченной среде обитания, подготовленной и структурированной всеми предшествующими поколениями людей. Рядом с ним – люди. Они ухаживают за ним, обслуживают его, реагируют на его сигналы, управляют удовлетворением потребностей малыша и, разумеется, воздействуют не только на его тело, но и на формирующееся сознание. Автономность малыша – нулевая, зато зависимость от окружающих – стопроцентная. Какие бы потребности не возникали у ребенка, их удовлетворение неминуемо организуется его внешним окружением – родными и близкими людьми, разумеется, в меру их собственного понимания и умения.

Обратим внимание на этот факт! Так в едва зародившееся сознание человека закладывается фундаментальная зависимость от среды обитания и ее конкретных обитателей, т.е. от ближнего социума. В лучшем случае эта психологическая зависимость будет на протяжении всей жизни заставлять человека жить и действовать с оглядкой на мнение окружающих. В худшем случае уже взрослый человек может занять в отношении своей жизни, так сказать, «детскую» позицию: сделайте со мной что-нибудь, позаботьтесь обо мне… Такой человек становится социально-пассивным, как говорится, инфантильным. И если опека младенца родителями есть необходимая мера защиты его жизни, то зависимость биологически взрослого человека от заботы о нем окружающих никакой объективной необходимостью не вызвана – это лишь психологический комплекс, «запечатка». Аналогичная зависимость формируется, хоть и на более примитивном уровне, у стайных животных, где более или менее проявлена иерархическая соподчиненность в рамках стаи. Потому многие сцены в красивой сказке Р. Киплинга о Маугли имеют вполне реальную психофизиологическую основу.

Примерно в возрасте одного года ребенок оказывается в состоянии осуществлять целенаправленные движения, прилагать усилия, преодолевать препятствия, и, наконец, более или менее освоить процесс ходьбы. В результате его автономность резко увеличивается, он может достаточно свободно передвигаться в пространстве, самостоятельно выбирая скорость и направление движения. Но, поскольку ребенок еще не в состоянии осознать, какие действия являются для него опасными, а какие – нет, расширение двигательной свободы сопровождается усилением опеки со стороны родителей, стремящихся обеспечить его физическую безопасность.

По мере взросления двигательная автономность ребенка продолжает увеличиваться и, примерно, к трехлетнему возрасту начинает все чаще наталкиваться на ограничения, создаваемые родительским окружением. Родители при этом воспринимаются как прямое препятствие к реализации двигательной автономности, и ребенок начинает проявлять упрямство, вступая с ними в противоборство. Естественно, со своей стороны, родители оказываются перед необходимостью прибегнуть к прямому физическому воздействию, ибо только так можно ограничить возросшую физическую активность. С помощью прямого принуждения и различных приемов поощрения – наказания, в условиях полной зависимости жизни ребенка от родительской опеки, последним удается в той или иной степени утвердить свой авторитет, и уже с этого места диктовать ребенку правила поведения. Соответственно, ребенок, усвоив понятие авторитета, начинает учиться самостоятельно регулировать свое поведение, согласовывая его с установленными родителями правилами.

Регламентация активности и автономности ребенка осуществляется, конечно, не только на уровне физических взаимодействий, но и вербально-логическим способом, формируя определенный способ мышления, основанный на дихотомических критериях оценки.