Читать книгу «DIXI ET ANIMAM LEVAVI. В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья» онлайн полностью📖 — Василия Алексеевича Игнатьева — MyBook.
image

Теченское кладбище

[1965 г. ]

Теперь оно нарушено, а новое находится немного восточнее того, старого. Сразу хочется сказать, что перемена эта сделана к худшему. В своём описании я буду говорить о том, старом, сохранившемся в моей памяти, через которое теперь устроена дорога, как раз по могилам когда-то захороненных людей. Когда-то в средней школе мы читали «Сельское кладбище» [В. А.] Жуковского и относили его к типу элегий. Да, говорить вообще о каком-либо кладбище, это значит вести рассказ в тоне элегии. Тем более, говорить о кладбище, на котором похоронены родные или близкие знакомые. Печаль по ним отложилась в нашей душе, как частица раннего пессимизма.

Теченское кладбище находилось на тракту, непосредственно у домов южной части села. Тракт периодически очищали от зелени, которую сбрасывали на обочину дороги, и кладбище было за невысоким земляным валом, по линии которого проходила изгородь. Оно было огорожено со всех сторон и защищено от посещения его животными. К чести сказать, в адрес настоятеля Теченской церкви, протоиерея Владимира Бирюкова, что он ревниво следил за порядком на этом месте успокоения и побуждал к этому своих прихожан.

Всё кладбище было покрыто маститыми берёзами, под сенью которых могилы с дерновыми покрытиями и крестами содержались в порядке. Здесь были захоронены теченцы, кирдинцы, баклановцы, пановцы и черепановцы, в разных местах, в перемешку. Можно было заметить, что каждый хозяин могилы старался выбрать место позаметнее: или у дерева, или у дороги.

В середине кладбища стояла часовня, в которой в Радоницу (вторник второй пасхальной недели) совершались молебны. Мы, дети, всегда со страхом заглядывали в это мрачное деревянное квадратное здание, в котором стояли иконы, необходимые для совершения в нём молебнов. Могилы были с деревянными крестами и сохранялись от разрушения. Очевидно, они подправлялись в Радоницу. Между прочим, был обычай оставлять на могилах в Радоницу крашеные пасхальные яички, сбором которых занимались мальчишки.

Кладбище было предметом, как это водится, разных рассказов о страшных событиях: то у кого-либо на могиле светил огонёк, то бродил по нему какой-либо покойник. На почве этих измышлений однажды произошло событие, если можно так выразиться, в духе гоголевских рассказов о «Вечерах на хуторе близ Диканыки». Летом, однажды, гостил у брата писарь сугоякского земского начальника Д. Ф. Лебедев. Он носил белый пиджак и брюки и имел обыкновение гулять по бору, который окружал кладбище. Возвращался домой мимо кладбища. И вот пошла молва о покойнике. Первыми подняли бучу женщины, отказавшиеся проходить домой поздно вечером мимо кладбища. Шире, дале! Вопрос подняли на сходе и потребовали, чтобы злополучный писарь прекратил прогулки по бору в вечернее время. Что говорить, мы проходили мимо кладбища вечером тоже «со страхом и трепетом».

Если трапезник с саженью направлялся на кладбище, то это был верный признак того, что предстоят чьи-то похороны.

Я видел различные виды похорон: лошадка тянула телегу или дровни с двумя-тремя седоками – это один вид.

Так, помню, хоронили нашего работника Проню. Раздавался тягучий звон колоколов, на дороге были разбросаны веточки сосен, в центре толпы провожающих шли члены причта – поп и псаломщик, они тягуче пели «со святыми упокой» – это вторая картина.

А я помню ещё проводы с плакальщицей, притом, плакавшей по найму. Это третья картина.

Вот из этих «причитаний», как известно, и получили своё происхождение элегии. Процессия проходила через ворота и вступала в гущу леса, среди которого находилась часовня. Последний путь усопшего. Провожающие расходились, и на кладбище слышался только заунывный шелест бора, окружавшего кладбище. Вечный покой!

Из нашей семьи здесь покоилась только сестричка Катя, умершая в возрасте 3–4 лет. А сколько знакомых?!

Приходиться с тоской и грустью сказать, что от этого кладбища остались только пни: нужно было спрямить немного дорогу, и его уничтожили.

Новое кладбище, как уже выше сказано, было восточнее этого в мелком леске с корявыми березками. Оно не было огорожено, и на нём всё было затоптано. Такими раньше были скотские кладбища. По совести говоря, что это было? Мягко сказать: бескультурье и неуважение к человеку, прошедшему по дороге жизни. Один мой знакомый, побывав в Риге на кладбище, говорил мне: «я хотел бы там умереть». Едва ли так же отозвались бы о новом теченском кладбище бывавшие хоть раз на нём. На нём под кривой березкой похоронена наша матушка.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 391. Л. 95–103 (рукопись), 104–107 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.

[Экономика Течи]

Теченский базар, рыночные отношения и окрестные ярмарки

[1961 г. ]

Еженедельно, по понедельникам, в Тече бывали базары на площади, расположенной около церкви с северной и восточной стороны её. В северной стороне были расположены деревянные «лавки» для торговли, а в восточной стороне массивные весы: и те, и другие принадлежали церкви и эксплуатировались за известную плату, впрочем, больше весы, чем «лавки». В лучшую пору существования базаров и ярмарок в дни последних поднимался флаг на высокой штанге…

Когда были учреждены в Тече базары – не известно. Почему именно в Тече? Очевидно, потому, что она являлась узлом для значительного района Шадринского уезда. Во всяком случае, теченцы гордились базарами, а Антон Лазаревич Новиков благодарил Бога за них.

К понедельнику у населения было особое отношение: рабочим днём он считался на половину – после базара, примерно с 11–12 ч. дня. Если даже у кого и не было прямой необходимости в базаре: купить или продать что-либо, шёл на базар посмотреть, что творится на белом свете, «чем люди живы» и шёл не как-нибудь, а приодевшись, как в церковь, а на базаре разгуливал или беседовал в группе мужичков о ценах, урожае, о разных новостях, которые привезли «заморские» гости – из Бродокалмака или Сугояка. Богатенькие мужички, скажем, баклановские Богатырёвы приезжали на рысаках: Пётр Кириллович, например, приезжал на своём знаменитом Савраске прямо с маху на рысях чуть не до половины базара. Зимой у него на голове была бархатная вроде скуфьи шапка с меховой оторочкой по низу, романовский полушубок, подпоясан он красным кушаком, на ногах казанские валенки с вышивкой. Идёт он по рядам и у него вид такой, что он хочет сказать: «достану кисет с деньгами и всех вас в карман положу». А Антон Лазаревич – что твой именник: глаза сияют радугой, голос медоточит, руки прикованы к аршину. «С прибылью торговать» – несётся ему со всех сторон.

Кто из «купцов» откуда и с чем приезжал на базар в Течу?

Прежде всего, нужно отметить, что мало кто приезжал с мануфактурой, которая по существу являлась главным промышленным предметом торговли. Из Сугояка приезжал Максим Алексеевич, да и то не столько на торговлю, сколько в гости к родным. Приезжал кто-нибудь из Шишкиных тоже из Сугояка. Объяснялось это тем, что все ближайшие торговые точки контролировались Антоном Лазаревичем: им просто в Тече нечего было делать, а более отдалённым не было смысла расходоваться на дорогу, потому что они знали, что им с Новиковым тягаться не посильно. В области торговли мануфактурой Новикову была обеспечена полная монополия. Мелкие «купцы» из Сугояка привозили на продажу разного рода бакалейные товары: чай, сахар, орехи, пряники; летом сезонные: серпы, косы; привозили и мануфактуру.

Из Бродокалмака накануне, с вечера, приезжала «Рещиха» Решетова с консервными товарами. Славилась она выделкой кожи. В Тече появились тоже кожевники – «Рыбины», но они только ещё начинали дело, не создали себе ещё авторитета, наоборот, иногда «поджигали» материал, так что можно было считать её единственным специалистом в этой области. В её руках была сосредоточена и торговля и производство, так что в Течу она приезжала не только за тем, чтобы продать товар, но и сдать заказы, вновь закупить сырьё и принять новые заказы.

Также приезжали из Бродокалмака накануне базара гончары с кринками, корчагами, латками. Эта отрасль промышленности и торговли была их монополией.

Специально торговлей мясом занимался бродокалмакский тоже житель – Мурзин. В летнее время он ездил по деревням и не в базарные дни и «с голосу» продавал мясо. В зимнее время он уже не был монополистом: мясо привозили из ближайших деревень и теченские жители. В зимнее время на базаре можно было наблюдать целые туши говядины и свинины. Кстати сказать, свиньи были в хозяйстве теченцев да и вообще в нашем крае не в почёте: их как следует не откармливали.

На базар иногда кирдинские старики-рыболовы привозили карасей с Маяна или с какого-нибудь другого озера: свежих, зимой замороженных или сушёных, выпотрошенных и очищенных от чешуи и нанизанных на палочку.

Осенью кто-либо из соседних сёл, а иногда и из теченцев привозил кустоксинские арбузы. Особенно ими любили лакомиться татары.

Продукты смолокурения к продаже их летом на базаре составляли монополию теченских смолокуров.

На базар привозили ивовую кору для дубления шкур и берёзовую для продажи смолокурам. Привозили сено зимой. Его продавали возами «на глаз» – 1,5–2 копны за восемь гривен. Дрова не были базарным товаром: их обычно продавали по заказу. Овощи тоже не были предметом продажи. Позднее, после О[ктябрьской] р[еволюции] стали возить на продажу картофель в Челябинск. Молочные продукты: молоко, творог, сметана на базаре не продавались. Продавали шерсть, лён и коноплю в «пасынках», т. е. в связках в очищеннмо виде.

Из кустарных изделий продавались плетёные короба, корзинки, веретена, прялки.

Редко выводили на продажу на базаре лошадей, коров. Чаще всего эти сделки делали по личному знакомству, причём коровы расценивались в 23–25–30 руб., а лошади – в 35–45–50 руб. Рысак стоимостью в 100 руб. был уже редкостью. Но в начале столетия в Тече появился специальный торговец лошадьми – Иван Сергеевич [Попов].

Из пищевого производства нужно отметить следующие предметы базарной торговли: некоторые предприимчивые женщины зимой продавали пельмени: разводился костёр, тут же варили и «горяченьких» продавали. Было семейство Козловых, которые выпекали к базару пряники с изюмом и свежие продавали по 5 коп. за фунт. В дни рекрутских наборов предприимчивые женщины торговали чаем из пахучих трав, который назывался сбитень.

Продавали иногда на базаре и разные вещи домашнего обихода, устаревшие, поношенные.

Главным продуктом торговли было зерно: пшеница, рожь, овёс. Естественно, что торговля этими продуктами больше производилась зимой – после обмолота. Привозили их возами: в коробе или санях, чаще насыпанных прямо в полог, а не в мешки. Воз взвешивали на весах, подвешанных к ним, зерно высыпали, а сани снова взвешивали. Капризная деревенская валюта: когда урожай – она падает; неурожай – поднимается. Вот, например, цены урожайного года: овёс – 23 коп., рожь – 36–37 коп., пшеница – 52–53 коп. за пуд. Перейдём на цены промышленных товаров: сахар – 8 коп. фунт, бязь-ситец – 8 коп. аршин.

В дореволюционное время крестьяне, имевшие по 3–4 лошади в хозяйстве предпочитали везти пшеницу в Каменский завод скупщикам, которые отправляли её в Англию. Что при этом они выгадывали? Допустим, что в Тече цена на пшеницу в 56 коп. за пуд, а в Каменском заводе – 63 коп., следовательно на 7 коп. дороже. На трёх подводах зимой крестьянин сможет свозить сто пудов, следовательно, он заработает 7 руб. за два дня. Один рубль он израсходует на овёс лошадям при поездке, следовательно, его чистый заработок составит 6 руб.

Кроме пшеницы, ржи и овса продавали горох, ячмень, солод, хмель.

Яички на базаре не продавали, а особым скупщикам. Помнится, в одному году продавали по 90 коп. за сотню. По домам приходили продавать рыбу местного улова, грибы, ягоды. Всё это в малых количествах. Ежегодно по сёлам разъезжали верх-теченские монашки с продажей малины, белой и красной смородины. У населения иногда не хватало денег в обращении, и тогда Новиков отпускал разную мелочь – махорку, спички – в обмен на яички.

Кроме еженедельных базаров устраивались ярмарки в дни престольных праздников: в «Девятую пятницу», в «Первый Спас» (1-го августа), во «Введение». В отличие от обычных базаров, торговля начиналась с полдён накануне праздника и продолжалась до полдён дня праздника. Ассортимент товаров был другой, а именно был рассчитан на проведение праздника. В палатках продавали мануфактуру и бакалейные товары преимущественно.

Из окрестных ярмарок популярной была Прокопьевская в Бродокалмаке 8-го июля. Сюда привозили на продажу сибирское топлёное масло, шерсть, лён в «пасынках». Масло, например, продавалось по 11 руб. за пуд.

Теченский базар был для населения наглядной школой рыночных отношений, а также показателем классового расслоения населения. Не подлежит сомнению, что все слои деревенского населения – от богатеев и до бедняков – уже узнали вкус и запах этих жёлтеньких, зелёненьких, голубеньких и розовеньких бумажек, имели кисеты для звонкой монеты, конечно, различной величины и хранили деньги в разных местах – кто в сундуке, а кто на «божнице». На базаре же они постигали тайны экономических отношений, узнавали, как это делается и учились, как это нужно делать, и в зависимости от того, как они усваивали азбуку этих отношений, двигались к верху или к низу.

Едва ли в эти времена был кто-нибудь из теченцев такой, кто бы не знал дорогу в лавочку Антона Лазаревича. Не стал бы он делать у своей лавочки стайки для привязи лошадей, если бы не знал, что это нужно. Только раз в жизни автору сего удалось видеть в деревенской избе лучину, а дальше уже он видел только керосиновые лампы. Антон Лазаревич мог бы рассказать, что от него уносили в свои избы теченские мужички, а уносили они: мануфактуру, сахар, чай, изюм, орехи, пряники, керосин и т. д. Он мог бы рассказать, конечно, строго конфиденциально, на каких дрожжах рос его капиталец. Круг уже был замкнут: «они» уносили на базар зерно, шерсть, мясо и пр., а с базара, главным же образом, из лавочки Антона Лазаревича несли товары. Чай пили с сахаром, в прикуску, вернее присасывая, бережно, складывая на перевёрнутую чашку остаток. Было и приветствие: чай с сахаром. Все пили с сахаром? – Все!

При НЭПе базары в Тече возобновились, но в меньшем объёме. На рысаках на базар тоже приезжали, но не Богатырёвы, а кто-нибудь из власть имущих. Робко начинали оживать «прежние», но скоро «подсекло». Началась распродажа из сундуков. Сколько было «их» в Свердловске с полотенцами, с рубахами, вышитыми в самую ажурную строчку, с половиками и пр.

Теперь в Тече базаров нет. Площадь превращена в гумно, куда свозится зерно для просушки. Магазин, б[ывшая] лавка Новикова, наполнен промтоварами: готовой одеждой, велосипедами, парфюмерией и пр. Бакалейные товары перенесены в отдельную лавку. В этой лавке продаётся и печёный хлеб, чего в Тече никогда не было.

Tempora mutantur et nos mutatur in illis.[76]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 83–90 об.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Базары в Тече» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть II. (1965 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 379).

1
...
...
24