АЛТАЙ
ФЕДОТОВ – КОРНЕЕВ

Он стоял посреди поляны, поросшей высокой травой и еще более высокими зонтиками борщевика и дудника, и как зачарованный смотрел на торжественно замерший пихтовый лес с геометрически совершенной колоннадой кедрача. Вид был так изумителен, что душа требовала смотреть и молчать, впитывая дремотный покой и величавую гордую суть природы, проникающие во все поры тела, в сердце и в голову…

Где-то неподалеку треснул выстрел. Эхо погоняло этот звук, как мячик, между лесными великанами, и снова наступила тишина. Ираклий очнулся, достал брусок рации:

– Не надоело зверей пугать?

– Рябчик ленивый попался, – отозвалась рация голосом Корнеева, – грешно такие подарки упускать. Ты где?

Ираклий поглядел на высокое уже солнце, сориентировался:

– К юго-востоку от тебя, на поляне. Такая здесь красота, майор, что уходить не хочется!

– Ты меня удивляешь, полковник. К старости, что ли, сентиментальным стал?

– Может быть, – не обиделся Федотов. – Прежняя жизнь не давала времени на такие экскурсии, считай, я и не жил еще. Кончай охоту, пора возвращаться.

– Иду, – проворчал Корнеев.

В ожидании бывшего майора Ираклий уселся на полусгнивший ствол гигантской, поваленной в доисторические времена сосны и стал смотреть на лес, на далекие горные вершины за ним.

Прежняя жизнь осталась позади. Мечты бывшего полковника военной контрразведки об уходе от дел и возвращении на Алтай, где жили предки, начали сбываться раньше, чем он рассчитывал.

Им с Корнеевым удалось-таки добраться до Москвы и представить начальству доказательства разработки секретной лабораторией в Жуковских лесах психотронного оружия, хотя от самой лаборатории ничего не осталось. Взрыв превратил ее в ничто, в дым, а воды близлежащего болота быстро заполнили образовавшийся котлован. И все же материал был слишком значителен и серьезен, чтобы на него не обратить внимания, тем более что контрразведчики доставили образец оружия – «глушак», который оказался вполне материален и работоспособен; им тотчас же занялись эксперты управления. Однако уже спустя три дня дело о деятельности лаборатории было закрыто, «глушак» таинственным образом исчез, а Федотову и Корнееву предложили тихо уйти в отставку.

Ошеломленный Федотов, не чувствуя за собой никакой вины, попытался было «качать права», разобраться в происходящих событиях, но его вызвал к себе начальник ВКР генерал Мячин.

– Вот что, полковник, – сказал он проникновенно, усадив его за столик с напитками и фруктами в комнате отдыха за кабинетом. – Я тебя вполне понимаю. Ты сделал дело, и сделал неплохо, хотя, с другой стороны, всегда можно придраться, что ты погубил своих людей. Успокойся на этом. Расследование не прекращено, а передано выше. – Генерал показал пальцем – куда выше. – И слава богу, как говорится, отвечать за него нам уже не придется.

– Но ведь разработка психотронного оружия запрещена…

– Не будь наивным, Ираклий Кириллович, – поморщился Мячин. – Им все равно занимаются спецслужбы всех развитых стран мира. И если мы не опередим потенциального противника, то упустим время, отстанем, а что такое психотронная атака, ты себе уже представляешь.

– Почему же психотроникой занималась негосударственная контора?

– Ты имеешь в виду Российский легион? Он уже стал государственным образованием и передан Министерству юстиции как спецподразделение УИБ: Управления информационной безопасности и контроля. Так что с этим все в порядке. Скажу тебе больше: люди, разработавшие «глушак»… э-э, генератор подавления воли, награждены президентом. Разумеется, в секретном порядке. Все законы соблюдены. А ты начинаешь бузить, искать правду.

– Все, да не все, – сказал Ираклий, действительно почувствовавший облегчение: он уже понял, что сделать ничего не сможет. – Не соблюден один маленький закончик – право человека на свободу выбора. «Глушак» отнимает у него такое право.

Генерал налил себе минералки, выпил, все еще оставаясь по-отечески терпеливым.

– Полковник, ты умный человек и должен понимать ситуацию. Мне тоже в этом деле не все нравится, но я стою на страже государственных интересов и должен думать, как обезвредить врагов, а с помощью «глушаков» задачу можно решить гораздо проще и без крови. Вот, например, как ты относишься к господину Басаеву, премьер-министру Чечни?

– Да никак, – пожал плечами Ираклий.

– А все же? Герой республики и все такое прочее…

– Будь Басаев трижды герой Ичкерии и премьер, прежде всего он – убийца! Террорист! По нем давно веревка плачет. Другое дело, что вину за то, кем он стал, должны разделить политики и генералы, фамилии которых нам хорошо известны, те, кто нашпиговал Чечню оружием и благословил войну. Вплоть до президента.

– Я не спорю, а вопрос задал к тому, что с помощью «глушака» нашему спецназу взять Басаева было бы раз плюнуть. Вот для чего такое оружие должно использоваться в первую очередь. Естественно, под жесточайшим контролем. Я тебя убедил?

– Нет, – ответил Ираклий. – Но я понял: все уже решено на таком уровне, что мое мнение ничего не значит. Как и ваше, впрочем. Разрешите идти?

Мячин посмотрел на Федотова долгим взглядом, и лицо его вдруг постарело.

– Ты еще молод, полковник, – проговорил он глухо, – и можешь позволить себе иметь собственное мнение… Иди сдавай дела. И помни о последствиях разглашения государственной тайны. Хочешь совет? Уезжай из столицы куда-нибудь подальше, где тебя не смогут достать…

– Контролеры Легиона?

Генерал встал. Поднялся и Федотов, щелкнул каблуками, пожал протянутую руку генерала и вышел…

В зарослях гигантской травы – Ираклий знал ее название – живокость высокая, – в которых мог бы спрятаться всадник с лошадью, на краю поляны кто-то заворочался, и вскоре показалась выцветшая от солнца штормовка Корнеева. Разгребая траву руками и стволом ружья, он безошибочно вышел к сидящему Федотову, сел рядом, доставая фляжку с водой. На поясе его болтались три рябчика. Сделав глоток, он протянул флягу Ираклию, вытер усы; в последнее время он завел бородку, усы и отпустил волосы, отчего стал походить на священника.

– Да, ты прав, вид необычайно красив. Недаром Алтай в переводе с тюркского означает «золото». А не подняться ли нам повыше в горы, милостивый государь? Погулять по альпийским лугам?

– В другой раз. – Ираклий также хлебнул воды. – Ко мне сегодня должны прийти гости.

– Кто, если не секрет?

– Из местного Боевого братства. Будут, наверное, уговаривать возглавить отделение.

Корнеев фыркнул.

– Мало тебе Ордена чести? Ты магистр или не магистр?

– Орден был прикрытием операции, а Братство – нечто вроде союза бывших офицеров и солдат, воевавших на территории СНГ. Пойдешь заместителем, если соглашусь?

– Не знаю, не думал. Мне хорошо и в школе.

Корнеев уже почти месяц работал тренером по самбо в детской спортивной школе Бийска, куда устроился с помощью многочисленных родственников Ираклия, а еще он обдумывал предложение местной православной епархии стать начальником охраны монастырей и церквей. Предложение было неожиданным и исходило от протодиакона Димитрия, настоятеля Бийского женского монастыря Дягилева пустынь, доводившегося Федотову каким-то дальним родственником по материнской линии. Предложение это вначале развеселило Корнеева, не имевшего ранее никаких отношений с церковью, но после беседы с Димитрием он понял, что дело серьезней, чем он себе представлял.

– Грядет нашествие сил Сатаны, сын мой, – сказал протодиакон, по возрасту вряд ли старше бывшего майора, – нам придется защищать наши святыни, а ты – воин и можешь послужить не только церкви, но и народу своему, ибо нет выше опоры духовной, чем святые места веры.

– Вы предлагаете мне создать церковный спецназ? – удивился Сергей.

– Такой спецназ уже существует, – улыбнулся священник, вполне современный человек, пользующийся сотовым телефоном, компьютером и «Жигулями» последней модели. – Но его функции несколько сужены: охрана особо важных церковных особ, курьерская служба, анализ информации. Следует эти функции расширить.

– Я не готов, – пробормотал Корнеев после минутного молчания. – К тому же я привык жить… э-э, свободно…

– Твою свободу, сын мой, никто не собирается ограничивать, никто не станет заставлять тебя вести монашеский образ жизни. Хотя, конечно, какие-то заповеди придется соблюдать.

– Не возжелай жены ближнего своего… Так, что ли?

Димитрий снова улыбнулся.

– Примерно так. Мы навели о тебе кое-какие справки, прежде чем предложить работу, и ты нам подходишь. Слово за тобой.

– Подумать можно?

– Подумай, мы тебя не торопим. Но очень надеемся и просим о предмете беседы не делиться ни с кем.

– Даже с Ираклием?

– Он – знающий, с ним можно.

– Почему вы не предложили ему?

– Он посвящен в другие дела, – уклончиво ответил Димитрий. – Да снизойдет на тебя Божье благословение.

Священник перекрестил Корнеева, и тому почему-то стало страшно. Если церковь стала нуждаться в защите профессиональных людей боя, значит, что-то в мире действительно изменилось, и изменилось в худшую сторону…

– Так что ты надумал? – спросил Ираклий, понявший молчание приятеля. – Пойдешь в монастырь?

Корнеев хотел отшутиться, но передумал. Признался:

– Боязно мне что-то, полковник. Туча какая-то надвигается, попы зря паниковать не станут. А ты что-нибудь знаешь о церковном спецназе?

– Кое-что слышал. Основная их работа – обеспечение безопасности визитов священнослужителей высшего ранга от архиерея до патриарха. И работают они, насколько я знаю, не хуже соответствующих управлений нашей конторы.

– Интересно было бы познакомиться с методами их работы.

– Вот и давай устраивайся.

Корнеев снял кепку, вытер вспотевший лоб, снова надел. Он не сомневался в необходимости существования такого подразделения в недрах церкви, он сомневался в себе, в том, что будет полезен.

Родился Сергей в Архангельске в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году в потомственной чекистской семье. Дед будущего майора антитеррористического спецназа ФСБ Федор Михайлович Корнеев, комиссар госбезопасности первого ранга, занимал ответственные посты в аппарате НКВД. Отличавшийся редкой для тогдашних чекистов принципиальностью и моральной устойчивостью, он наотрез отказался от участия в арестах инженеров и ученых, причисленных к «шпионам и пособникам империализма», за что был арестован и расстрелян по личному распоряжению Берии; в пятьдесят седьмом году реабилитирован посмертно.

Отец Сергея Владимир Федорович тоже отдал четверть века служению Родине в органах государственной безопасности, пройдя нелегкий путь от простого оперативника «наружки» до полковника, главного эксперта Высшей школы КГБ, пока не умер прямо в кабинете от острой сердечной недостаточности.