ГЛАВА 5

Самолет приземлился в таймырском аэропорту Алыкель в шесть часов утра по местному времени.

Конец августа на Таймыре – это уже далеко не лето, и хотя Ростислав был готов к перемене климата, однако быстро понял, что плюс два в сочетании с ветром далеки от комфортного сочетания естественных природных условий. Человек вовсе не северный, он продрог в первые же минуты пребывания в краю вечной мерзлоты и вынужден был поддеть под куртку заблаговременно взятый свитер.

Полет прошел нормально. Будимир уже летал на самолетах и перенес воздушное путешествие спокойно, поглядывая время от времени в иллюминатор. Они сидели недалеко от пары Сухов – Такэда, но делали вид, что незнакомы, хотя в душе Ростислав сомневался в необходимости соблюдения подобных мер предосторожности.

Аэропорт Алыкель располагается примерно посредине между двумя главными таймырскими городами – Норильском и Дудинкой, в полусотне километров от каждого. Сели в автобус, идущий в Дудинку. Сухов и Такэда проводили их взглядами, и отряд разделился. Ростислав не знал, каким транспортом будет добираться до места «группа подстраховки», но был уверен, что она постарается не выпустить их из виду.

В Дудинку приехали в десять часов утра, зашли в кафе недалеко от автовокзала под названием «Северное сияние». Не успели заказать завтрак, как в кафе объявились и Сухов-старший с Такэдой. Светлов удовлетворенно кивнул сам себе: их сопровождающие обладали немалым опытом и были профессионалами. Это успокаивало.

Позавтракали. Будимир вел себя по-взрослому чинно и невозмутимо, хотя видно было, что ему нравится играть в «разведчиков». Он с любопытством разглядывал посетителей кафе, прохожих, город, изредка обращал внимание Светлова на то, что показалось необычным, но, на взгляд самого Ростислава, необычное он увидел лишь один раз. Напротив кафе через всю улицу висел старый выцветший транспарант с надписью: «Коммунизм – светлое будущее человечества». Транспаранту этому исполнилось, наверное, не менее двадцати с лишним лет, и, почему его до сих пор не сняли, оставалось загадкой.

Сухов и Такэда позавтракали первыми и ушли.

Ростислав дождался, пока Будимир допьет какао, и они тоже вышли на улицу. Инструкции были самые простые – ждать сигнала. Поэтому решили не гулять по городу с тяжелыми сумками, тем более что было холодно и ветрено, а зайти в какое-нибудь теплое заведение и расслабиться. Вскоре такое заведение отыскалось – новенький кинотеатр «Элден». Взяли билеты на фильм-сказку «Логово зверя». Однако досмотреть фильм не довелось. Через час в ухе Светлова зашепелявила рация:

– Маршрут меняется. Езжайте в аэропорт.

Будимир воспринял известие не без сожаления – фильм был хорош, – но возражать не стал. Вернулись на автовокзал, снова поехали в аэропорт. По дороге получили дальнейшие целеуказания: взять билеты до Хатанги на самолет, там пересесть на вертолет до поселка Хындасско и ждать.

Так и поступили, продолжая делать вид, что Сухов и Такэда – чужие люди.

В Хындасско добрались уже поздно вечером, когда зажглись фонари, и попали в зиму. Везде здесь лежал снег, поэтому лучшим видом транспорта наряду с оленями были снегоходы и триманы – трехколесные вездеходы на огромных, в рост человека, колесах, которым было не страшно никакое бездорожье.

Поселок Хындасско оказался небольшим и компактным. В нем жили не больше трехсот человек, в основном – долгане по национальности и ненцы. Стоял он прямо на берегу залива моря Лаптевых, окруженный с трех сторон тундрой. Ночи здесь темные, но фонари вокруг поселка позволяли ориентироваться свободно, и гости хорошо разглядели бревенчатые дома, похожие на деревенские средней полосы России, и оленьи шкуры, развешанные на шестах под окнами.

В центре поселка отряд объединился. Отец и сын Суховы обнялись.

– Как настроение, мужик?

– Нормально.

– Не замерз?

– Нет.

– Пока все идет путем, – сказал Такэда, единственный, кто не надел головного убора, на остальных красовались вязаные шапочки. – Никто за нами не топает, никто не дышит в спину. Будем надеяться, что нас потеряли из виду.

– Почему мы не остановились в Дудинке? – поинтересовался Ростислав.

– Потому что Вуккуб оттуда переехал сюда, в Хындасско. У нас были устаревшие данные. Теперь он зовется Онуфрием Порфирьевичем Попигаем и занимается целительством. В поселке он единственный лекарь.

– Он живет один?

– С женой Тааль. – Такэда покосился на усмехнувшегося Никиту. – Очень яркая и необычная женщина. Ник помог Вуккубу спасти ее. Теперь ее зовут Аделаидой.

– Поэтому вы надеетесь, что он поможет нам?

– В точку, капитан. Как рука?

Ростислав поднял левую руку, пошевелил пальцами.

– Странное ощущение – по ней все время бегают мурашки…

– Это объяснимо, идет процесс восстановления поврежденных тканей. Я бы посоветовал купить ручной эспандер и качать мышцы, дело пойдет быстрей. Кстати, то же самое будет и с ногой.

– Пойдемте, – сказал Сухов. – Холодно.

– Вы знаете, где его дом?

– Спросим у кого-нибудь.

– Не надо спрашивать, – раздался сзади чей-то негромкий, с характерными горловыми интонациями голос.

Все четверо оглянулись.

От столба с фонарем в полусотне метров отделилась тень, превратилась в фигуру человека в черном полушубке, с непокрытой головой. Человек шагнул к ним, буквально растворился в воздухе и материализовался уже в десяти шагах от застывших путешественников.

– Ба, да это Седьмой собственной персоной! – тем же звучным голосом с горловым оттенком продолжал незнакомец. – То-то чую – русским духом запахло! И оруженосец здесь. Приветствую вас в этом вечно мерзлом краю, господин Такэда. А это кто с вами? Парень явно похож на одного известного мне танцора, уж не ваш ли это отпрыск, Седьмой?

– Знакомьтесь: Ростислав Светлов – Порфирий Онуфриевич Попигай, – бесстрастно сказал Такэда. – Он же Вуккуб, сын хаббардианца и земной женщины, разведчик и маг, а также наблюдатель хрона.

– Бывший наблюдатель, – поднял вверх палец Вуккуб, разглядывая по очереди Будимира и Ростислава. – И зовут меня не Порфирий Онуфриевич, а наоборот, Онуфрий Порфирьевич. Хотя разницы никакой.

Волосы у Вуккуба были иссиня-черными, прямыми, блестящими, как вороново крыло, лицо смуглое, нос хищный, губы узкие, но абрис лица отличался от лиц «кавказской национальности», несмотря на сходство с иранско-мусульманским обликом, хорошо знакомым Ростиславу.

В черных глазах Вуккуба протаяла ироническая усмешка.

– Оруженосец нового посланника, надо полагать?

– Вы всегда отличались необыкновенной догадливостью… э-э, Порфирий… э-э, Онуфриевич, – с вежливой холодностью сказал Такэда. – И умением маскироваться. Мы отыскали вас с превеликим трудом.

– Чего ты хочешь от кромешника? – пожал плечами Сухов. – Это его нормальное состояние. Как насчет побеседовать о смысле жизни, господин Помигай?

– Попигай. О чем, о чем побеседовать?

– Нужна твоя помощь.

Вуккуб усмехнулся, хотя глаза его оставались оценивающими, зоркими, отталкивающими, умно-холодными.

– Спасибо за прямоту, Седьмой. Не думал, что ты вспомнишь обо мне когда-нибудь. Проблемы?

– Может, поговорим в другом месте?

– Прошу прощения. Идемте ко мне. Тааль уже накрыла на стол и ждет.

Никита поднял бровь.

– Вы нас… ждали?

Вуккуб кивнул, пряча в глазах огонек превосходства.

– С той минуты, когда вы высадились в Алыкеле. Эта северная земля стала моей вотчиной на многие годы, знаете ли, я хорошо чувствую появление «фигур умолчания» с магическим потенциалом.

Сухов и Такэда переглянулись.

– Этого следовало ожидать. Хаббардианцу индикатор не нужен, он сам себе локатор и эрцхаор. А почему ты уехал из Дудинки? Ведь ты жил там.

– Во-первых, у меня здесь не одно лежбище, во-вторых, в Дудинке запахло вселением, а я вмешиваться ни во что не хочу. Стар стал. Но поговорим об этом дома.

Вуккуб повернулся, чтобы пойти вперед, и в это время из ближайшей избы вывалила на площадь шумная толпа нетрезвых молодых людей в распахнутых куртках, горланя песни, танцуя, ругаясь и хохоча. От них валил такой пар, что, казалось, они выбрались из бани. Один из молодых людей, с фонарем в одной руке и бутылкой пива в другой, осветил Вуккуба, затем его спутников, заорал:

– Ребя, тут еще золотоискатели прибыли. Но, похоже, без дам. Эй, старый, где дамы? Нам девочек обещали.

Вуккуб наставил на него палец.

– Пу!

Парень вздрогнул, широко раскрыл глаза, выронил фонарь и бутылку и осел на ослабевших ногах. Остальные замолчали, глядя на своего предводителя неодоумевающе, бросились к нему, окликая, потеряв интерес к Вуккубу и его гостям. Тот обошел молодых парней, как неодушевленные предметы, направился к одному из ближайших домов поселка.

– Кто это? – догнал его Сухов.

– Новые русские туристы, – ответил Вуккуб, не оглядываясь. – Да и нерусских хватает. Каждый день кто-нибудь прибывает. То на Северный полюс собираются, за экзотикой, то мамонтов ищут. Неспокойно тут становится. Слишком уж рьяно цивилизация пытается освоить край света.

Последние слова Вуккуб произнес с явственным сарказмом.

– Что ты с ним сделал? – Никита оглянулся. – С туристом?

– Мозги вправил, – буркнул хаббардианец. – Очухается, может, станет иначе относиться к жизни.

Ростислав отстал, также оглядываясь на притихшую компанию, не понимая, почему молодые люди вдруг потеряли к ним интерес. Догнал Такэду, понизил голос:

– Что он с ним сделал?

– Ничего особенного, – ответил японец. – Жить будет. Вуккуб лишь наполовину хаббардианец, человеческого в нем не меньше, чем хаббардианского. Все они трехсущностны, добро, зло и равнодушие поделены в их душах поровну, никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент.

– Никита сказал, что он кромешник. Как это понимать?

– Кромешник – живущий «на кромке», между Явью и Навью, между реальностью и миром смерти.

– Образное выражение?

– Самое что ни на есть отражающее суть натуры, действительное положение вещей. Вы еще убедитесь в этом.

Они дошли до скромного на вид бревенчатого дома с тремя окнами, с пристройкой, обшитой тесом, с двумя шестами, на которых болтались оленьи шкуры. Вуккуб открыл дверь, пропуская гостей в сени, вошел сам. Сняли обувь, надели меховые тапки, предложенные хозяином, зашли один за другим в хорошо натопленную избу и остановились у порога.

Внутри дом оказался большим и светлым, состоящим по крайней мере из пяти-шести комнат с центральной гостиной-горницей. А у накрытого стола стояла смуглолицая женщина ослепительной красоты в русском сарафане, с короткой прической и с улыбкой смотрела на гостей. С минуту длилось молчание. Потом Никита шагнул вперед и поцеловал ей руку.

– Привет, жрица. Хорошо выглядишь.

Женщина засмеялась.

– Ты тоже, посланник. А это кто с тобой?

– Мои друзья и сын.