Два дня после похорон Лилии Савва провёл как в тумане, ни о чём не думая, автоматически исполняя обязанности начальника службы внутренней безопасности, лаконично отвечая на вопросы сослуживцев и не поддерживая никаких бесед.
Виктория повела себя в высшей степени деликатно, понимая его состояние, зря не вызывала, распоряжениями не злоупотребляла и даже не показывалась лишний раз на глаза, зная, что похожа на погибшую, как сестра-близнец.
Особенно трудной оказалась ночь после похорон.
Такой смертной тоски он не переживал никогда! Не помогали ни попытки переключиться на проблемы, свалившиеся на Иннокентия, ни грубые методы расслабления наподобие стакана коньяку, ни медитации. Перед глазами всё время стояла Лилия, смеющаяся, протягивающая к нему руки, и это было совершенно невыносимо! Савва искусал подушку, прежде чем немного успокоился, и долго стоял под холодными струями душа, глотая слёзы и унимая в груди рыдание…
В четверг он забрал машину Лилии со стоянки в аэропорту Домодедово, отвёз родителей в Малоярославец, появился на работе, получил отпуск и поехал на кладбище. Просидел у могилы полдня. Вернулся домой, чувствуя себя снятым с креста, попил чаю и лёг на диван, не раздеваясь. Забылся на пару часов. Ночь просидел в кресле перед фотографией Лилии, утром следующего дня поехал в Совбез, обсудил с Петровичем текущие дела, забыв, что находится в отпуске, и снова поехал на кладбище.
Кто-то звонил ему, выражал сочувствие, он благодарил. К вечеру обнаружил, что небрит, тщательно побрился, словно собирался на приём к президенту, вспомнил о Кеше.
Завлаб обрадовался звонку:
– А я боялся тебя потревожить! Как ты?
– Нормально, – сухим голосом ответил Савва. – Выплываю. Сижу дома, перебираю Лилины вещи. Что у тебя? Звонили?
– Был звонок, адресат неизвестен, но никто ничего не спросил. Сижу дома, как и ты, восстанавливаю по памяти текст диссера, собираю второй экземпляр умсорика.
– Обедаешь дома?
– Только утром кофе пью, а так хожу в кафешку неподалёку, к Вовке Баранову в гости заходил.
– Слежки не заметил?
– Н-нет, а что, думаешь, будут следить?
– Ты их огорчил отказом, всё может случиться, подстрахуйся на всякий случай, а если заметишь подозрительную возню – звони мне.
– Лады, – пообещал Кеша.
Мысль заняться поисками заказчиков Рудницкого возникла сразу после разговора с ним, но осуществлять задуманное Савва начал только утром в субботу, двадцать первого августа. Инициировал расследование эпизод с инвалидом, произошедший в торговом центре «Ариэль» на Дмитровке, куда Савва заехал купить кое-каких продуктов; холодильник после похорон опустел напрочь, надо было хоть как-то утолять голод, а по ресторанам одному ходить не хотелось.
Первый этаж торгового центра занимали продовольственные ряды и стенды с напитками.
Савва покидал в тележку пакеты с зеленью и овощами, рис, муку, молоко, выбрал травяной чай с эхинацеей, кофе, взял зачем-то бутылку грузинского вина «Твиши» и закончил поход у ряда касс.
Народу утром в центре было немного, работали все кассы, но только две из них были заняты, отпускали покупателей. Остальные ждали, скучая.
Перед Саввой прошёл, прихрамывая, худенький светловолосый парнишка в сером плащике на клетчатую рубашку, с рюкзачком за плечами. Одна рука у него была прижата к боку, маленькая и сухая, второй он толкал перед собой тележку, на дне которой сиротливо лежал батон белого хлеба и пакет кефира. Парнишка встал перед Саввой, и тому пришлось переехать к соседней кассе, чтобы не терять время.
И в этот момент к кассе, куда толкнул тележку парнишка-инвалид, подошли двое мужчин специфической наружности, в кожаных чёрных куртках и выгоревших до голубизны джинсах. Один – жилистый мосластый брюнет, заросший чёрной щетиной, с шапкой курчавых волос, второй – толстомордый шатен, носивший рыжеватые усики, подстриженный особым образом: по вискам ползли дорожки выбритых волос, складываясь в узор, напоминавший иероглифы.
Брюнет сунулся к кассе перед парнишкой, хотя свободных касс хватало, оттолкнул тележку, процедив:
– Подождёшь.
Толстомордый хохотнул.
Тележка поехала в сторону, потянула парня, он споткнулся и упал.
Савва, оглянувшийся на шум, отставил свою тележку, помог парнишке подняться, увидел в голубых светлых глазах боль и недоумение, подошёл к брюнету, сунувшему кассиру бутылку водки и банку с солёными огурцами.
– Эй, гражданин любезный, спешишь?
Кожанки оглянулись.
– Чево? – процедил брюнет сипло.
Савва сцепил зубы, изменил тон.
– Извинись!
В глазах небритого шевельнулись недобрые тени.
– Пошёл ты, чмо!
Дальнейшее произошло в течение секунды.
Савва вскипел: боль и тоска нашли отдушину.
Руки мгновенно согнули брюнета и воткнули головой в основание кассы с двумя рёбрами, так что лоб грубияна (от него невыносимо воняло луком) аккуратно пришёлся в одно из рёбер. Он акнул и остался на полу в приседе, потеряв сознание.
Спутник брюнета, проводив приятеля мутными глазами, сунул было руку в карман куртки, и Савва сжал ему руку с такой силой, что здоровяк ойкнул.
– Стой тихо, покалечу! Забирай своего фраера и чеши отсюда, пока я вас в полицию не сдал! Повторить?
Толстомордый изменился в лице, наклонился к брюнету, начал его поднимать со словами:
– Вставай, Шалва, пойдём, дорогой, нас не поняли…
– Я… Его… – вяло просипел брюнет.
– Потом сочтёмся, мужик заметный, пошли.
Оба двинулись мимо кассы, не глядя на подошедшего охранника в тёмно-фиолетовом костюме и работника центра в зелёной робе.
– Граждане, оплачивать товар будете? – запоздало окликнула их ошеломлённая кассирша.
Но мужики не обернулись, скрываясь за выходной дверью.
– Извините, – сказал Савва, приходя в себя. – Терпеть ненавижу наглецов! – Подошёл к парнишке. – Ты в порядке?
– Спасибо, – стеснительно ответил паренёк, – я бы их и так пропустил, зачем толкаться?
– Ничего, крепись, не все такие скоты безмозглые.
Савва расплатился в кассе, ловя на себе любопытные взгляды работников магазина, вышел из центра с пакетом в руке и наткнулся на двух полицейских, спешащих навстречу. Сзади и чуть сбоку шагали давешние кожаны, на ходу что-то втолковывая второму полицейскому, с погонами лейтенанта.
Савва внезапно узнал в первом майора Петрова, начальника УВД Норильска, хотя здесь он был в мундире с погонами подполковника.
Полицейские остановились. Савва тоже.
– Он? – спросил Петров брюзгливо, не поворачивая головы.
– Он! – в один голос отозвалась «сладкая» парочка.
– Гражданин, предъявите документы, – скучающим тоном произнёс подполковник.
Савва почуял дуновение холодного ветерка.
Майор Петров не должен был находиться в Москве, да ещё с подполковничьими погонами, он должен был находиться под следствием в Норильске, но к совпадениям подобного рода (Виктория тоже слишком разительно походила на Лилию, чтобы это воспринималось рядовым событием) Савва уже начинал привыкать, а в свете последних событий и вовсе догадался о причинах совпадений. Майор-подполковник Петров являл собой команду ПСП, хотя Фофанов и отзывался о нём некорректно.
– Какая встреча! – сказал Савва с наигранной радостью. – Майор Петров собственной персоной! Я гляжу, вас повысили в звании? Поздравляю.
– Документы, – тем же тоном произнёс подполковник, как две капли воды похожий на Петрова и на сингапурского «араба»: то же простоватое, рыхлое, широкое лицо, те же голубоватые глазки, та же презрительная складка губ. – Верейский!
Лейтенант картинно бросил руку на кобуру пистолета.
Савва оценивающе глянул на него, встретил ничего не выражающий взгляд и внутренне содрогнулся: так смотреть мог только наркоман либо запрограммированный человек. Не оставалось сомнений, что полицейские являлись не представителями сил правопорядка, а совсем иных сил, проявившихся ещё в Норильске. И всё же Савва сделал попытку разойтись мирным путём.
– А в чём дело, господин Петров? У вас есть ордер на арест? Или в нашем государстве человек уже не имеет права на свободное посещение торгового центра?
– Вы напали на граждан, – заявил лейтенант; зрачки его то сужались, то расширялись, и непонятно было, понимает он сам, что говорит, или нет, – спровоцировали драку.
– Эти граждане? – небрежно кивнул Савва на шатена и брюнета, у которого на лбу вспух красный рубец. – Так они сами повели себя некрасиво. Пойдёмте в центр, вам всё расскажут свидетели – кассирши и охранник.
– Документы! – Пальцы лейтенанта расстегнули пуговку кобуры.
Вокруг стали собираться зеваки, заинтересованные в происходящем. Надо было или подчиняться команде, или предпринимать нестандартное решение.
– Майор, майор, – укоризненно покачал головой Савва, – не зря Фофанов отзывался о вас с презрением. Неужели вы думаете, что я в нынешних обстоятельствах хожу один?
Петров мигнул, глянул налево, направо, и Савва добавил «туману», поднося ко рту браслет айкома с мигающей зелёной искоркой:
– Капитан, группу ко входу в торговый центр!
Лейтенант неуверенно посмотрел на подполковника.
«Петров», или кто он там был на самом деле, снова огляделся, заметил подходящих к толпе зевак молодых парней и, видимо, принял их за подчинённых Саввы.
– Возвращаемся.
– Но, товарищ полковник…
– Уходим, я сказал!
Полицейские развернулись, начали протискиваться сквозь разочарованную мирным исходом конфликта толпу к линейке машин у торгового центра.
– Я вас найду в скором времени, майор, – громко пообещал Савва в спину «Петрову».
Подполковника шатнуло, но оборачиваться и отвечать на вызов он не стал.
Полицейские сели в тёмно-серый «Лексус» и уехали.
Исчезли и дебоширы, странным образом отыскавшие на улице защитников, из чего Савва сделал вывод, что за ним следили, а парнишка-инвалид подвернулся брюнету случайно. Не будь его, кожаны нашли бы для провокации кого-нибудь другого.
Домой Савва ехал, недовольный своей расслабленностью. В покое его не оставили, следили, возможно, даже прослушивали телефон или установили видеожучки в квартире, и с этим надо было что-то делать. Давая советы Кеше, он сам вёл себя абсолютно безбашенно, непрофессионально, а в свете последних событий и вовсе преступно. Гибель Лилии требовала расследования и мести, да и угрозы в адрес Иннокентия тоже перешли все границы, и Савва дал себе зарок разобраться со всеми непонятками.
Никто за его «Ягуаром» не следил, хотя червячок сомнений оставил свой след в душе и уже не исчезал насовсем.
О проекте
О подписке