Ковали
Крутов

Послеполуденный дождик прибил пыль, освежил воздух и слегка снял жару, что весьма положительно сказалось на настроении Крутова. В пять часов пополудни он зашел к соседям, где его встретили старик Качалин, совсем больной семидесятипятилетний Евграф, седой, как лунь, и отец Елизаветы Роман Евграфович, или, как его звал Осип, Ромка, которому скоро должно было исполниться пятьдесят лет. Это был худой, подвижный мужичок с ясным взором ястребиных глаз, не дурак выпить, малоразговорчивый и стеснительный в трезвом состоянии и неудержимо болтливый в подпитии. Уже через полчаса он был навеселе, рассказал кучу страшных историй о своей охоте на медведя, о встречах со стаей волкособак, потом стал требовать от гостя «откровенного мужского разговора», и спасло Егора лишь появление женского населения семьи Качалиных: дородной Степаниды, матери Елизаветы, и самой девушки, одетой на этот раз в юбку, открывающую ноги выше колен, и белую вышитую блузку, которую тут называли шемизеткой.

Посидев еще полчаса в компании Качалиных, Крутое перемигнулся со все понимающей Лизой, и они сбежали из гостеприимного дома Качалиных, сославшись на встречу с друзьями, что было не совсем правдой, потому что ни Егоровых одногодков, ни Елизаветиных в деревне практически не осталось. Все они поразъезжались кто куда и дома появлялись редко, как и сам Крутов. Однако у него в Ковалях оставалось достаточно родственников, которых он и навестил по очереди вместе с Лизой. Закончился этот поход – под прицелом глаз белобрысого молодого человека с наколками, бдительно охранявшего киоск, – у Круговых на веранде, выходящей в сад, где Аксинья накрыла стол, приготовив роскошный по деревенским меркам ужин.

Осип сначала поучаствовал в распитии напитков, посмешил молодежь (хотя себя Крутов считал молодым относительно), порасспросил соседку о житье-бытье в Брянске, потом сослался на дела и ушел. Таким образом Егор и Елизавета остались одни, нимало не смущаясь этим обстоятельством. Егор везде чувствовал себя нормально, столичная жизнь и быт профессионального перехватчика террористов приучили его маскировать свои ощущения, играть любую роль, Елизавета же работала в такой фирме, которая за основу профпригодности брала такие параметры, как живость, контактность, ум и умение влиять на клиента. Влиять на клиента Лиза Качалина умела, Егор испытал это на себе.

– Ну что ж, господин Крутов, – заявила она, раскрасневшаяся, сверкающая глазами, превратившаяся в прекрасную даму, – вы так мне ничего и не рассказали, где работаете и кем. Моя разведка донесла, что вы работали в каком-то спецназе и якобы уволились. Это правда?

Егор понял, что Осип уже проговорился соседу об его увольнении, подумал в сердцах: ах ты, болтун старый! Вслух же сказал:

– Яволь, фрейлейн. Все так и есть, как вы сказали. Разведка у вас на высоте.

– И что же, ты теперь безработный? – Глаза Елизаветы еще больше распахнулись, полные любопытства и участия.

Боясь окунаться в них надолго, Крутов поднял рюмку с ирландским сливочным ликером «О Casey's», – он привез пару квадратных бутылок без особой надежды на то, что его поймут в деревне, – пожал плечами и проговорил философски:

– Каждый благородный дон имеет право хоть раз в жизни побыть безработным.

Елизавета рассмеялась, лукаво взглянула на собеседника поверх своей рюмки.

– Мне говорили, что ты был женат. Не сошлись характерами?

Крутов с трудом сделал глоток, поставил рюмку, чтобы гостья не заметила, как у него задрожали пальцы. Сказал бесстрастно:

– Она погибла.

Елизавета перестала улыбаться, глаза ее потемнели, на щеки легла краска.

– Извини, я не знала… – Она посидела немного, глядя на Крутова странно, испытующе, накрыла его руку ладонью. – Прости…

– Ничего, все нормально. – Егор заставил себя успокоиться; было приятно чувствовать прикосновение пальцев и ладошки девушки, душа от этого замирала и мурлыкала. – Расскажи лучше о себе. Что ты рекламируешь? Чем вообще занимаешься в своей фирме?

– Начинала я с маркетинга, точнее, со стайлинга. – Елизавета сняла с его руки ладонь, закинула руки за голову и выгнулась, так что грудь ее рельефно обозначилась под натянувшейся блузкой, а у Крутова перехватило дыхание: лифчик девушка действительно не носила. Каждый жест ее почему-то кружил голову, и это было нечто новое в его отношении к женскому полу после гибели жены. Присутствие Ольги в свое время так на него не действовало.

– Стайлинг – это придание какому-нибудь изделию внешнего вида, соответствующего тренду современной моды, – продолжала Елизавета, словно не замечая состояния собеседника, – и психологии покупателя. Я неплохо рисую, и дизайн давался мне легко. Знаешь что, давай погуляем? Не хочется сидеть в такую погоду за столом.

– Давай, – согласился Крутов.

Они предупредили Аксинью, что еще вернутся пить чай, и по тропинке между огородами вышли к пруду, в котором когда-то молодой Крутов ловил рыбу и стрелял из самострела по лягушкам. Шел девятый час вечера, жара ушла окончательно, природа благоухала, пребывая в тишине и спокойствии, душа ждала какого-то чуда, и хотелось говорить стихами.

– В общем, стайлингом я занималась недолго, – вспомнила Елизавета о теме разговора, искоса глянув на задумчиво-умиротворенное лицо Егора, – в начале карьеры. Теперь я служу в отделе по работе с клиентами, разрабатываю полную рекламную концепцию каждого. Продолжать? – Лиза снова искоса посмотрела на Крутова.

– Очень интересно! – поспешно сказал он.

– Ну а в полную рекламную концепцию входит куча всякого рода брифов: рекламные цели, маркетинговые цели, общая целевая аудитория, исследование конкретных разработок, рынка вообще, выбор СМИ, разбивка бюджета по позициям, дизайн макетов, выбор времени проведения кампании и тому подобное. Кроме того, я ищу подрядчиков, устанавливаю контакты с видеостудиями, работаю с крупными модельными агентствами, даже с такими, как «Red Stars» и «Modus Vivendis». Все понял?

– Так точно! – вытянулся Егор, не моргнув глазом, потом подошел к воде поближе, разглядывая кувшинки в десятке метров от берега. – Но ведь для этого надо знать чертову уйму тонкостей!

– Главное – нужно знать Пи-Си компьютер вдоль и поперек, иначе не справишься ни с одним проектом.

– Ты знаешь?

Елизавета засмеялась.

– А как ты думаешь? Или мне вручили должность менеджера за красивые глаза?

Крутов оценивающе оглядел лицо девушки и серьезно кивнул:

– Я бы так и сделал. – Потом, не предупреждая, вдруг вошел в пруд по пояс, сорвал три кувшинки и вручил Елизавете. Ее широко раскрывшиеся глаза сказали ему, что она чувствует, и Крутов, толком еще не разобравшись в своих собственных ощущениях, не желая размышлять, что соединило его с девушкой, внезапно понял, что это судьба!

Их руки и губы встретились, поцелуй был таким долгим и нежным, что оба как бы растворились в нем, едва не задохнувшись, и лишь спустя несколько минут она тихо спросила, все еще прижимаясь к нему всем телом, так что он чувствовал сквозь ткань рубашки и блузки ее грудь:

– Ты не слишком спешишь, Крутов?

– Я опаздываю, – хрипло отозвался Егор, и девушка засмеялась, отодвигаясь, поправляя волосы, прижала кувшинки к лицу.

– Как давно я здесь не гуляла! С детства… Пройдемся?

Крутов послушно двинулся в обход пруда, остановился у полузатопленной коряги. Воспоминания обрушились на него, как лавина.

– Здесь меня укусила змея…

– Когда? Расскажи.

– Я тогда учился в Жуковке, жил у дядьки Ивана, а сюда приезжал на лето. Это уже в десятом классе случилось. Я ее не заметил, удочку закидывал, а она сидела под корягой. Ну и укусила. Знаешь, я боли не почувствовал, только поплыл куда-то, как от стакана самогонки. Хорошо, бабка Уля еще жива была, дала мне выпить трехлитровую банку молока, пошептала что-то, погладила, ногу разрезала… В больницу меня привезли без сознания, врач посмотрел, говорит: ну, этот не жилец… А я, как видишь, выжил.

Елизавета покачала головой, не сводя огромных глаз с лица Егора, погладила его по плечу.

– Видно, бабка твоя была целительницей, царство ей небесное! Ты у нее ничего не перенял? Каких-нибудь экстрасенсорных способностей?

Крутов подумал о своих возможностях, основанных на медитации и пробуждении сверхреакции, но говорить об этом не стал.

– Да нет, вроде бы нормален.

Елизавета фыркнула.

– Был бы нормален, не целовал бы ведьму. У меня в роду одни колдуны да ведуньи были, то сглаз лечили, то порчу снимали, то кровь заговорами останавливали. Даже мама умеет это делать.

– А ты?

– И я тоже. Уверен, что я тебя не околдовала?

Они вышли на поляну за прудом, окруженную березняком. За поляной начиналось болотце, где молодой Крутов когда-то собирал крапиву для подкормки домашних кур. Не отвечая на вопрос Лизы, он вслух медленно прочитал:

 
Я прогнал тебя кнутом
В полдень сквозь кусты,
Чтоб дождаться здесь вдвоем
Тихой пустоты…
 

Елизавета оглянулась, недоумевающая и заинтересованная.

– Ты любишь Блока?

– Не то чтобы люблю, но знаю, у него есть замечательнейшие строки. Бальмонта уважаю, Верхарна, Рубена Дарио. А ты?

– Я деревенская девчонка, и вкусы у меня деревенские, поэтому я люблю Есенина.

Не жалею, не зову, не плачу.

Все пройдет, как с белых яблонь дым…

– Это хрестоматийное. Больше ничего не помнишь?

Крутов наморщил лоб.

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я, привет тебе, привет!

Елизавета покачала головой, засмеялась, хотя глаза ее затуманились, погрустнели. Вполне вероятно, она вспоминала сейчас какую-то не слишком веселую страницу своей жизни. Крутов так и не решился задать ей вопрос, как ей жилось и была ли она замужем.

– А вот это помнишь?

 
Где ты, где ты, отчий дом,
Гревший спину под бугром?
Синий, синий мой цветок,
Неприхоженный песок…
 

Крутов качнул головой.

– Читал, но не помню.

Лиза взялась рукой за ствол березы, обошла ее кругом, глаза ее стали и вовсе темными и печальными.

 
Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?..
 

Прервала себя, оборачиваясь к наблюдавшему за ней Егору.

– Что ж ты не спросишь, замужем я или нет?

– А это существенно? – осторожно сказал он.

– Конечно, нет, – со странным смехом ответила она, убегая вперед, касаясь берез ладонью. – Но замужем я уже побывала и больше не хочу. Так что не зови.

Крутов не нашелся, что ответить, гадая, что на нее нашло, двинулся следом, потом побежал и встал у нее на пути. Однако обнимать и целовать не стал, тонко чувствуя ее настроение. Ее ресницы удивленно взлетели вверх, Лиза почувствовала его желание и одновременно железное самообладание, насмешливо оглядела его лицо.

– Ты сильный, Крутов, но, боюсь, и ты не в силах мне помочь. Ребят у киоска возле гришанковской хаты видел?

Егор кивнул.

– Один из них – брат моего бывшего мужа. Как и почему он оказался здесь и что делает, я не знаю, но проходу он мне не дает, следит… – Она передернула плечами. – Все пытается вернуть заблудшую овечку в загон брата…

– А ты?

– Я давно указала бы им на дверь, да боюсь. Муж замешан в каких-то криминальных делах, всегда приезжает с телохранителями, все надеется… даже тут меня достает, стариков моих уговорил… а я не могу на него смотреть!

– Чего же боишься, коли не любишь и в разводе?

– Не в разводе, Егор Лукич, в том-то и дело. – Елизавета отвернулась, смахивая повисшую на ресницах слезу, улыбнулась невесело. – Такие вот дела. А боюсь я не за себя. Полгода назад появился у меня ухажер, хороший парень, специалист по маркетингу, нравился мне очень… а они его подстерегли однажды и… в общем, калека он теперь, ходит без глаза…

Крутов подошел ближе, обнял девушку, осторожно вытер ей глаза кончиком платка, потом поцеловал оба.

– Как сказал бы Вишневский: не от хорошей жизни вас целую. Успокойся, все будет хорошо. Мой глаз твоему мужу не по зубам. А почему ты развод не взяла?

Елизавета глубоко вздохнула, улыбнулась, взяла его под руку.

– Не будем об этом. Всему есть причина. У него связи чуть ли не во всех властных кабинетах Брянска, мэр города его отец. Ни одно мое заявление до суда не дошло… В общем, Егор Лукич, не повезло тебе, брось-ка ты обхаживать Лизку Качалину, выйдет это тебе боком.

– Ну уж извини, этого не дождешься, не брошу!

Она остановилась, поворачиваясь к нему лицом, раскрывая глаза шире, и плавилась в них такая надежда и признательность, что Крутова шатнуло. Он притянул ее к себе, слабо сопротивлявшуюся, и поцеловал, как давно уже никого не целовал – до эйфорического головокружения. Наверное, он мог бы пойти и дальше, но, ощутив под руками упругую грудь и почувствовав, как Лиза вздрогнула, вовремя остановился. Воздушный замок, который он начал было строить в мечтах вопреки скептическому взгляду на жизнь, слишком легко можно было разрушить.

– Почитай мне Блока, – шепнула она, удивленная и испуганно-обрадованная его безошибочным чутьем ситуации и желанием не причинить ей боль, – то самое, что начал, про кнут.

Крутов с некоторым трудом разжал объятия, отстранился от Елизаветы, и они пошли по траве краем березняка, мимо болотца, переживая удивительное чувство взаимопонимания и единения, ощущая себя частью природы и влекомые тайной, соединившей их дороги. Девушка часто поглядывала на него, по-новому оценивая его жесты и речь, отмечая его выдержку, собранность, внутреннюю решительность, независимость, умение держаться и убеждать, наталкиваясь на его ответный взгляд, прямой, волевой и пронизывающий, и сердце ее замирало отчего-то и шептало на своем языке: он – не он… тук-тук… он – не он… Хотелось верить, что – он…

Крутов повторил прочитанные строки и, вспомнив стихотворение полностью, с выражением продолжил:

 
Вот – сидим с тобой на мху
Посреди болот.
Третий – месяц наверху —
Искривил свой рот.
 
 
Я, как ты, дитя дубрав,
Лик мой так же стерт.
Тише вод и ниже трав —
Захудалый черт…
 

Что-то изменилось вокруг, словно тень накрыла солнце, скатившееся к горизонту, хотя небо было глубоким и чистым, без единого облачка. Крутов замедлил шаги, остановился, уже поняв, в чем дело. Из-за кустов слева от болотца вышли навстречу трое парней, среди которых Егор узнал длинноволосого смуглого красавца с серьгой в ухе и белобрысого крепыша с наколками. Третий был в два раза шире каждого и напоминал двустворчатый шкаф, обзаведшийся короткими и толстыми ногами. Квадратная челюсть его вполне могла бы принадлежать гигантопитеку.

На всех троих были одинаковые рубашки защитного цвета с четырьмя кармашками и стоячим воротником – последний писк моды, серые джинсы и кроссовки «хард» с металлическими заклепками по всему канту. Почему-то именно они привлекли внимание Крутова. Такая обувь была одинаково удобна как для драки, так и для бега, и носили ее все спецформирования Министерства обороны. Парни явно не были обычной гражданской шпаной.

– Эй, спортсмен гребаный, – сказал смуглолицый абориген с серьгой в ухе, – мы тебя предупреждали по-хорошему. Что же это ты чужих замужних баб лапаешь и целуешь?

Елизавета вспыхнула.

– Гафур! Что вам здесь надо? Я не просила следить за мной!

– А тебе слова не давали, – наставил на нее палец белобрысый с наколками. – Сделай фокус – смойся с глаз, с тобой потом разбираться будем. Георгий будет очень недоволен твоим поведением.

– Я свободный человек! Борис, я требую!..

– Требовать будешь соску у мамаши дома, иди, а мы тут поговорим с твоим хахалем.

Елизавета беспомощно посмотрела на Крутова, и тот успокаивающе погладил ее по плечу.

– Подожди меня у пруда, я скоро догоню.

Девушка, непрестанно оглядываясь, обошла троицу и остановилась за кустами, кусая губы и сжимая кулачки, решив посмотреть, что будет. Троица двинулась к Егору, заходя с двух сторон.

– Мужики, – проникновенно сказал Крутов, – лучше бы вам не связываться со мной. Человек я мирный, никому зла не желаю, но всегда готов ответить адекватно. В данном же случае все не так просто, как вам кажется. Девушка не желает жить с твоим братом, парень, и заставлять ее не стоит, и следить за ней не надо. Она действительно свободный человек. Ферштеен зи?

– Заткнись! – скривил губы белобрысый Борис. – Тебя предупреждали, ты не внял, теперь придется тебя слегка поучить. Не сможешь уехать отсюда сам, вызовем «скорую».

Крутов вздохнул. Его миролюбивое поведение воспринималось этими безмозглыми качками как проявление слабости, и убедить их в обратном можно было только наглядно. И все же первую атаку он пропустил.

Они бросились на него не всем скопом, а согласно тактике групповых действий (что говорило об их принадлежности к какой-то военизированной организации): длинноволосый Гафур отвлек его внимание, а Борис тут же прыгнул сбоку, довольно умело нанося удар ногой в живот Крутову.