Глава 2

«Административная революция» на белом Юге: реорганизация и упразднение Особого Совещания (ноябрь – декабрь 1919 г.).

Результат «кубанского действа», как могло показаться внешне, подтверждал прочность созданной в 1918–1919 гг. на белом Юге системы управления. Как отмечал Филимонов в письме Деникину, «вызов войск, суд над Калабуховым и арест заправил Законодательной Рады ускорили развязку и создали атмосферу внешнего спокойствия». Но «проблемы тыла» были далеко не исчерпаны. Развитие повстанческого движения, рост повстанческого движения под руководством Н. И. Махно, с которым не могли справиться местные власти, демонстрировали необходимость перемен. Первоначально речь шла о реорганизации существовавших структур управления. Об этом встал вопрос в самом Особом Совещании. Инициатором (26 ноября 1919 г.) выступил глава «Малого присутствия» Совещания – Н. И. Астров (интересно, что осенью 1919 г. от имени управляющего Министерством иностранных дел Российского правительства Сукина Астрову был послан запрос о возможности его приезда в Омск с целью занятия должности Председателя Совета министров (на смену Вологодскому). В подготовленной им докладной записке «К вопросу о политическом курсе» (см. приложение № 6) подчеркивалось, что «в пору великой народной смуты неизбежно проявление и нарастание анархического настроения среди наиболее неуравновешенной и в то же время наиболее активной части населения. Отрицание власти, сопротивление, противодействие всякой власти, откуда бы она ни происходила… – составляет и характеризует особенность движения в тылу армии». Схожие оценки по «характеристике махновщины» содержались в специальном бюллетене Отдела пропаганды (№ 18 от 7 ноября 1919 г.). В «махновском движении» выделялись элементы «активно-политические», «активно-грабительские» и «пассивно-анархические», а главными причинами его роста в Новороссии признавались «не экономические (аграрные) стремления новороссийского крестьянства (достаточно богатого в сравнении с другими губерниями. – В.Ц.), а его «демократические» стремления к самоуправлению».

Но Астров делал более глубокие выводы, видя в повсеместном неуважении к закону проявление двух тенденций развития «Русской Смуты». «Анархическая программа и большевизм… охватили все слои населения и позорно проявляются в забвении долга и обязанности перед государством», при этом «наряду с ростом анархии растут крайне реакционные течения, руководители которых помышляют о восстановлении старого порядка в его полноте и об использовании сил, борющихся за восстановление государства, ради мести и возвращения утраченных привилегий» (имелась в виду возросшая осенью 1919 г. политическая активность правых структур).

Чтобы успешно противостоять этим «атакам слева и справа», требовалось, по мнению Астрова, провести целый комплекс мер. «Национальная диктатура» не должна была отказываться от того, чтобы «самыми решительными и беспощадными мерами бороться с анархией и стремлениями к реставрации как проявлениями разрушительных начал, противодействующих делу воссоздания государства». «Сила и устрашение, суровое возмездие должны быть ответом на насилия палачей и руководителей анархических движений». Но для устойчивости власти требовалась народная поддержка. Как и П. Б. Струве, Астров часто пользовался ссылками на формирование в России новых общественных групп, могущих стать опорой политического курса Белого движения, преодолеть «Смутное время» ХХ века. «Власть с большим вниманием и заботливостью должна относиться к тому населению, которое встречает армию как освободительницу, жаждет проявления действий, имеющих целью установление порядка и будет служить опорой для новой власти и новой государственности. Интересы этой части населения, как не сложны они и как бы ни были они противоречивы, должны быть поняты новой властью, должны быть приняты ею под защиту от посягательств, откуда бы таковые не возникали… Представители власти должны понять, что в процессе совершившейся революции уже создался новый социальный, по существу, буржуазный строй, который будет служить власти прочной опорой, если власть признает его появление, признает его интересы и решительно возьмет их под свою защиту… бессмысленно его восстанавливать против себя. Этот слой населения образовался в городах, среди недавно низших слоев населения, он составляет все обогатившееся крестьянство». По убеждению Астрова, «государственно ориентированная» часть общества (зажиточное крестьянство, городские «средние» слои, собственники, заинтересованные в сохранении стабильности) выступает не пассивным объектом, для которого власть обязана лишь установить «законность и порядок» и «защитить» его, но активным «сотрудником», «соработником» власти. В этом, по существу, выразилась суть гражданской войны как социального противостояния в понимании идеологов Белого дела. «Моральное основание политического курса» состояло в противопоставлении «интернациональной идеи – идея национальная», а «коммунистической идее – идея собственности (индивидуальной)». Когда «местности не будут отражать на себе колебаний фронта (то есть не будут прифронтовыми. – В.Ц.), в них должны быть образованы органы земского самоуправления, которые должны быть привлечены к участию в восстановлении хозяйственной жизни. Население должно быть привлечено к самообороне… к участию в установлении порядка на местах. Населению должны быть разъяснены его права и обязанности». Пройдет еще несколько месяцев, и тезис о привлечении «общества» к управлению, через посредство различных представительных структур, в том числе и земских, станет одним из главных в политической программе Белого движения. Но не менее важны предлагаемые изменения в системе управления, в принципах организации власти.

Вторая часть записки, озаглавленная «Основные начала политического курса», содержала целый ряд пунктов, осуществление которых могло бы «оздоровить» Белое дело. Астров предлагал провести «отделение власти законодательной от исполнительной» на уровне «управления», сохраняя высшую исполнительную и законодательную власти у Главкома ВСЮР, действовавшего «по уполномочию Верховного Правителя России». Также предлагалось образовать «непартийное, деловое, объединенное единым пониманием политического курса правительство», «сосредоточить всю внутреннюю политику в одном органе, ответственном за ее единообразное осуществление», «создать ответственное перед властью Министерство внутренних дел», организовать «при высших административных органах на местах… Советы, в состав которых кроме лиц из числа местного служилого элемента (чиновников в Совете при Главноначальствующем. – В.Ц) должны войти, по назначению, представители местного населения… местного самоуправления, торговли, промышленности, кооперативов, учебных обществ и учреждений, а также других общественных организаций, если таковые, стремясь к прекращению революции и к восстановлению государства, пользуются авторитетом и влиянием среди населения». По мнению Астрова, назревала необходимость в «преобразовании Центрального Органа Управления», «для чего должны быть пересмотрены все назначения на высшие административные посты, а новые кандидаты на эти должности должны быть проводимы через Особое Совещание». Предлагалось передать руководство Совещания от военного (генерал-лейтенанта А. С. Лукомского) к гражданскому лицу (на это место выдвигались К. Н. Соколов, В. Н. Челищев и А. В. Кривошеин).

Показательна и оценка Астровым возможного восстановления монархии: «Вопрос о монархии и республике должен быть снят с очереди. Внимание населения должно быть сосредоточено на хозяйственно-экономических вопросах. Идея монархии не должна быть скомпрометирована преждевременным ее провозглашением, ибо реализация этой идеи может еще стать жизненно необходимой для России». Войну следовало вести во имя «восстановления Единой, Неделимой, Великодержавной России», за «защиту поруганной Православной Веры». Выделялся и актуальный для осени 1919 г. внешнеполитический аспект: «Эту борьбу и воссоздание Государства Главнокомандующий ведет в единении с союзниками России в мировой войне и в надежде, что славянские народы не преминут принять участие в борьбе с большевиками как с общими врагами христианской культуры и человечества». В отношении местного управления, самоуправления и самообороны следовало изменить систему назначений на административные должности: «Органы власти в местах должны быть проводниками намерений Национальной Власти и должны быть соответствующим образом перестроены. Отступление от курса, своеволие, умышленное извращение его рассматривается как нарушение доверия, как измена… Внутренняя политика должна быть сосредоточена в одном органе, ответственном за единообразное осуществление ее… Действия представителей власти на местах должны быть строго согласованы между собой. Главноначальствующий и Губернатор должны объединять эту деятельность и приостанавливать действия органов других ведомств, если эти действия находятся в противоречии с принятым курсом». Следовало реорганизовать и судебную систему: «Формы судопроизводства должны быть упрощены и процесс судебного разбирательства и следствия должны быть ускорены. Должен быть установлен новый карательный порядок и установлена новая квалификация деяний по условиям времени, составляющих преступления». Административные суды, по законодательству Временного правительства в 1917 г., следовало дополнить созданием «подвижных инспекторских комиссий, наделенных исключительными полномочиями для обследования и направления деятельности как органов гражданских, так и военных учреждений тыла армии… Комиссии эти должны иметь право увольнять служащих от должностей… на правах Высших Политических Судов… Сенаторские ревизии и дознания должны ускорить свои действия, организовав свои приемы расследования с условиями военного времени».

Наконец, в области «национального вопроса» предполагалось пересмотреть «отношение к соседним государственным образованиям» в том направлении, чтобы «они оказались заинтересованными содействовать борьбе армии за воссоздание Русского Государства и чтобы внимание их было отвлечено от надежды на помощь и протекторат иностранных держав». Астров считал, что «опыт, пережитый каждым из новообразований, дает основание думать, что центробежные стремления начинают ослабевать. Центральная политика должна это учесть и начать привлекать к себе внимание частей Русского государства»^[107].

Содержание записки Астрова было схоже с планами, предлагаемыми при реорганизации Российского правительства в Сибири, проведении административных, в том числе кадровых, преобразований аппарата. Те же стремления к невмешательству военных в компетенцию гражданской власти, призывы к «демократическим преобразованиям», к «разделению властей», усилению самостоятельности Особого Совещания с целью наделения его функциями «полноценного» правительства, а не совещательного органа при Главкоме. В отличие от белого Востока, провозглашавшего в качестве главного способа «укрепления тыла» административные реформы, на белом Юге выдвигалась на первый план аграрная реформа.

Не менее показательным можно считать мнение Н. В. Савича, выражавшего взгляды «правого центра» в Особом Совещании. В переписке с Деникиным (1921–1922 гг.) он отмечал порочную практику совмещения «функций органов распорядительного и законодательного эмбрионов», неуместную после того, как «перед правительством Юга встали задачи, превышающие объем задания штаба корпуса, когда с занятием обширной территории политические задачи крайне усложнились». Создаваемые при Совещании подготовительные комиссии лишь вырабатывали законопроекты, обсуждение и принятие которых носило подчас характер «межпартийных дрязг». Савич допускал возможность «декларативного» характера «нашего законодательства», призванного «действовать на воображение массы», так как «страна привыкла к слову» (Савич ссылался на работу Совнаркома и съездов Советов). Политика Совещания в 1918–1919 гг. «была слишком похожа на политику разумного мирного времени», излишне «компромиссной» и «эволюционной», тогда как «надо было рубить с плеча направо или налево». Центристская, «непредрешенческая» основа политического курса Белого движения, бывшая предметом гордости многих военных и политических лидеров в 1918–1919 гг., оказалась вредной, так как «не удовлетворяла ни одно из течений, боровшихся с оружием в руках». В ней не оказалось «творческого авантюризма, влиятельности, задора и напора». Савич отмечал «классовый характер» гражданской войны, при котором белой власти необходимо было найти прочную социальную опору: «Военная диктатура, для того чтобы быть сильной и устойчивой, нуждается в поддержке могущественного класса…, активного, способного за себя постоять, побороться». При Петре I власть опиралась на поддержку «военного класса», «служилых людей», тогда как в 1917 г. «Временное правительство попыталось опереться на все классы, на всю массу населения. Такова же была политика Колчака». Однако «основная масса населения» оказалась «пассивной», «была еще апатична, не подготовлена, чтобы активно, с оружием в руках, встать на защиту своих идеалов». «Наша ставка на жажду законности и порядка была преждевременной, мало ей понятной». В то время как большевики выдвинули идею «диктатуры класса» (хотя и «преступного в своих верхах, но сильного сплоченностью, жаждой власти и способного за это умереть»), Особое Совещание выражало «коллекцию обсуждений, эволюций, компромиссов». Политика правительства «не была боевой», была «лишена революционного дерзания», «действия и грубой прямолинейности».

Принимая во внимание невозможность скорого «окончания междоусобной войны» и соглашаясь со многими предложениями своего политического окружения, Главком ВСЮР в принципе допускал «преобразования», направленные на «усиление ответственности» Совещания. Учитывая также «предстоящее раздельное пребывание Ставки и правительства» (после отступления за Дон большая часть управлений выехала в Новороссийск, а Ставка разместилась на ст. Тихорецкая недалеко от Екатеринодара), 12 декабря 1919 г. был подписан приказ № 175, сделавший серьезный шаг в сторону преобразования Особого Совещания из «совещательной» структуры в «правительство при Главнокомандующем» (хотя принятые меры и объявлялись «временными»). Председатель Совещания мог теперь (в случае отсутствия Главкома) «утверждать собственной властью постановления, имеющие характер текущего законодательства», подписываться за Деникина и поддерживать право законодательной инициативы начальников управлений. Равно и руководители ведомств могли «действовать всеми законными способами… без предварительного обсуждения предполагаемых мероприятий в Особом Совещании» и без санкции Главкома. Штатные расписания и бюджеты также могли устанавливаться самими начальниками управлений «без предварительного обсуждения в Совещании»^[108].