Глава 9

Вообще-то ворота у нас остались чисто номинально, как часть средневековых оборонительных укреплений. Стены, опоясывавшие некогда Мистиктаун, сохранилась лишь фрагментарно, а двери в город оставались открытыми весь день и лишь на ночь исправно закрывались по инициативе господина Капелюша. Он же назначил себя привратником и соорудил при них сторожку, а жил в коттедже неподалеку.

Если к городу подъезжал незнакомый транспорт, что, надо сказать, случалось реже, чем дожди в пустыне, он затворял ворота, интересовался личностью и целью гостей и лишь потом торжественно отворял их. Приезжие в основном были из числа фриков, которые тащатся от глубинки и мелких скучных городков, или же любители истории, желающие взглянуть на развалины башни и могилу принца. Иными словами, до недавнего времени у большинства жителей страны не возникало желания не то что захватить и уничтожить Мистиктаун, но даже просто его посетить. Исключение составляла ежегодная ярмарка накануне бала и, собственно, сам бал, на который съезжалась вся округа.

Я провела Касинеля и Феникса козьими тропами в сад, примыкавший сзади к нашему коттеджу. Стараясь не производить шума, принесла из сарая веревку, которой мы привязали коня к яблоне. Густая листва, не пропускавшая лунный свет, снова сделала его невидимым.

– Вот там растет морковка, можешь нарвать и покормить его. А это, – я ткнула в темный прямоугольник на втором этаже, – моя комната. Сейчас зайду домой через центральную калитку и, если все в порядке, открою окно. Тогда сможешь залезть. Только сперва убедись, что поблизости нет никого из соседей.

– Старая ведьма столь строга? – уточнил Касинель, скармливая Фениксу только что сорванное яблоко, и похлопал по невидимой морде. Плод уменьшался прямо на глазах, лишаясь боков под укусами незримых зубов.

Мне даже стало обидно за бабушку.

– Никакая она не ве… в смысле да, сейчас не лучший момент для знакомства с ней и объяснений. И не лучший вид. – Я выразительно посмотрела на единственную деталь его одежды.

– Ах да, твоя куртка… – Охотник потянулся к бедрам.

– Нет! – спешно вскинула ладонь я. – Потом отдашь, когда подберем тебе что-нибудь более подходящее.

Пальцы послушно отпустили ткань.

– Тогда я жду знака, Виски.

Кивнув, я уже собралась идти, но помедлила:

– На всякий случай: не волнуйся, если услышишь крики, звон разбитой посуды, угрозы расправы или что-нибудь в таком духе.

И не дожидаясь ответа, поспешила к главному входу, держась тени. Вслед раздалось тихое ржание Феникса, как пожелание удачи.

* * *

Калиткой пришлось хлопнуть как можно громче, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, откуда я пришла. К моему удивлению, в гостиной на первом этаже горел свет, и слышались голоса. На фоне задернутых занавесок четко прорисовывался перманент Флорис Кранах и сухопарый профиль Цирцеи Хук. А визгливый лай мог принадлежать только Пикси – значит, и Друзила Гримсен здесь. Совет в почти полном составе, только мэра не хватает.

Я поднялась на крыльцо, невольно улавливая приглушенные отрывки разговора из приоткрытой форточки.

– И когда приедет?

– Говорят, в конце недели. А до тех пор продолжатся поиски отрядами.

– Это недопустимо! Мы обязаны найти его раньше инспектора!

– Да ты нам просто новый мир открыла, Цирцея!

– Как новость-то дошла до столичной полиции? Суперинтендант ведь обещал, что все своими силами.

– Наверное, та кладбищенская проверка капнула.

– Нечего было кричать «маньяк» на каждом углу!

– Тебя не спросили.

– Уже два дня, и все без толку. Не думала, что это когда-то случится… Понимаю, для чего мы… но не думала.

– Никто не думал и не был к такому готов, Фло. – Похлопывание по плечу. – Мэр созывает завтра внеочередное заседание.

Когда я вошла, голоса стихли.

– Виски, это ты? – позвала бабуля после паузы, но не грозно, а устало и чуть… встревоженно.

Непохоже, чтобы она собиралась вылететь сейчас на метле и покарать меня за нарушение раз и навсегда заведенного порядка.

– Да, бабуль, я вернулась. Прости, что задержалась, была у Нетты и забыла про время.

Оставалось надеяться, что подруга, разыскивая меня, не звонила на домашний.

– Хорошо, рыжик. У тебя все в порядке?

– Все отлично, ба. Только очень устала, поэтому сразу поднимусь к себе, если не возражаешь.

– Конечно, иди, я загляну перед сном.

Поставив в уме зарубку напротив этого предупреждения, я завернула на кухню, прихватила из холодильника закрытую сковородку с равиоли (чистые, проверила) и пластиковую бутылку сока и поспешила наверх, обдумывая про себя услышанное. Похоже, Совет не на шутку взбудоражен пропажей Варлога, но их можно понять: символ города как-никак. Даже госпожа Гримсен пришла, которая никогда не переступает порог нашего дома из-за какой-то давней ссоры с бабушкой, случившейся ещё до моего рождения. Но на последней ступени эти мысли вылетели из головы, вытесненные моими собственными проблемами.

Закрыв дверь, я прислушалась к голосам внизу, но то ли соседки теперь молча жевали кексы, то ли перешли на совсем не различимый шепот. Выждав для верности ещё пару минут, подошла к окну и подняла раму.

От кромки сада к дому метнулась тень и ненадолго пропала из виду внизу. Скрипнули перила веранды, ухнули столбики, и на крышу на фоне неба приземлился в эффектном кульбите силуэт. Черепица жалобно вздрогнула, но выдержала. Довольно пологий скат примыкал прямо к окну. Я попятилась, пропуская Охотника, быстро опустила раму и задернула занавески. Нащупала кнопку ночника, и облако из «ИКЕА» озарило комнату мягким светом.

Касинель, стоя на лоскутном коврике в центре, повернулся кругом. В тот же миг я увидела свое жилище чужими глазами: нелепые тапочки из конопли, подаренные родителями незадолго до того, как сами они пропали в урагане, зацелованный постер кинозвезды, цветной бюстгальтер на спинке стула, крошки от чипсов на покрывале…

Я заметалась, собирая разбросанные вещи.

– Извини, у меня слегка не прибрано, не ожидала сегодня гостей.

Касинель с интересом переходил от вещи к вещи, внимательно рассматривая каждую мелочь, впитывая информацию.

– А это кто?

Он повертел нашу с Арием фотографию: огромный моток розовой сахарной ваты – как сейчас помню её клубничный вкус – и наши липкие улыбающиеся лица по бокам с по-дурацки разинутыми ртами, позирующие на телефон, который я держала в вытянутой руке. Сердце сжалось.

– Так, никто. Мимо проходил и попал в кадр.

– Он ещё и твою еду ел, – осуждающе заметил Охотник и поскреб ногтем гладкое покрытие. – Удивительно точная миниатюра.

Я вырвала у него рамку, кинула в коробку, куда только что побросала все лишнее, и толкнула её ногой под кровать.

– У нас все такие. Давно собиралась от неё избавиться, но всё забывала. Теперь давай подумаем, во что тебя одеть. А пока я ищу, воткни, пожалуйста, телефон вот в те две дырочки. – Я протянула ему сотовый с подключенным зарядником, указав на розетку, а сама раскинула мозгами.

По итогам размышлений пришлось лезть обратно под кровать за коробкой. Завтра попрошу Чезаре принести что-нибудь из его гардероба, а сегодня придется обойтись своими силами. Я извлекла со дна новую футболку с коротким рукавом, которую собиралась подарить Арию на трехмесячную годовщину наших отношений, и встряхнула. Купила пустую и сама нанесла принт акриловыми красками: просвеченная, как рентгеном, грудная клетка, а в ней – сердце, которое держит в руках табличку с надписью «занято».

– Вот, попробуй, должно налезть.

Арий трижды в неделю посещает качалку, но Касинель от природы наделен более выдающимися пропорциями, вдобавок на голову выше. Он поблагодарил и принялся бороться с горловиной.

– Дай помогу.

Звук треснувшей под напором мышц ткани доставил мне злорадное удовольствие.

– Прости…

– Ничего страшного, её я тоже давно собиралась выбросить.

Вниз одолжила старые дедушкины шорты, которые носила дома в дни Великой Стирки. Куртка наконец обрела свободу и повесилась в шкафу.

Фосфоресцирующая стрелка будильника задребезжала, раскачивая пружину, щелкнула и переместилась на двенадцать. Каждый день такое светопредставление – можно подумать, сейчас в комнату въедет Золушка в тыкве.

Неужели уже полночь?

Хорошо, что завтра выходной. Плохо, что у соседа газонокосилка. Я очистила журнальный столик от всего лишнего, подкатила к кровати, водрузила на него наш поздний ужин и сняла крышку со сковородки. Даже в холодном виде равиоли оказались восхитительными, что подтверждалось благодарным урчанием, почмокиваниями и отрывистыми восклицаниями моего сотрапезника, а также скоростью, с которой они исчезали.

– М-м, ты и впрямь кудесница.

Вилка в моей руке замерла – про равиоли речи не шло, тут уж он сам додумал… Я вздохнула и сунула её в рот.

– Когда мы поведаем госпоже Финварра о Сыне Шакала? Завтра? – Касинель наколол и заглотил сразу пять квадратиков с волнистыми краями и шумно запил соком.

– Нет! Я решила, что мы не станем ей ничего говорить. С этой мелочью справлюсь сама.

Меня окинули сомневающимся взглядом.

– Сын Шакала опаснее, чем тебе мнится.

– Справлюсь, – упрямо повторила я. – Иначе она никогда не будет воспринимать меня всерьез и до конца жизни станет попрекать тем, что я натвори… тем, что случилось.

Да и чем она поможет против метающего молнии Варлога? Пирогами закидает?

– Лучше скажи, почему ты называешь его Сыном Шакала? Откуда такое прозвище?

– Точно больше не будешь? – Я помотала головой, и Касинель подгреб к себе сковородку. – Один его далекий предок, очнувшись раненым на поле после битвы, обчистил павших товарищей по оружию, – вилка воровато пробежалась между макаронинами, выцепляя кусочки сыра, – а после добил своего военачальника, вырезал у него печень и съел. – Рассказчик театрально пронзил последнюю равиолину и отправил себе в рот.

– Фу! Гадость! Зачем он это сделал?!

– Чтобы забрать силу и мужество. И для ускорения заживления ран.

– Регенерация… – прошептала я.

Печень – орган, способный восстанавливать первоначальный размер даже из оставшейся четверти, как мне теперь известно после заваленной лабораторной по биологии. Неужели предок Варлога надеялся распространить это свойство на весь организм?

– Он провернул мародерство и ритуал ещё не раз, прежде чем его поймали и выжгли на шее знак в форме паскудного зверя, чьим повадкам он вторил. Но даже тогда он не повинился в грехах, заявив, что теперь неуязвим против любого оружия и потому бессмертен.

– Это было правдой?

Касинель пожал плечами:

– Он скончался, подавившись вишневой косточкой. Но с тех пор шакала в их роду взяли за гербовый знак, и отцы сами клеймят прошедших обряд сыновей, – Касинель подался вперед и легко дотронулся подушечкой пальца пониже уха, – вот здесь.