Ничто

Шопенгауэру плохо без книг, Хайдеггеру без человека, Кафке без тишины, Цветаевой без страсти.

Эти ребята приучили меня, слишком впечатлительного мальчика лет двадцати пяти с особенной любовью к бутылке и онанизму, что всем необходимо зависеть. Упомянутые талантливые люди в своих трудах упустили одно: прежде – нужно Существовать.

Полная коллега бабушки, которая с детства приходила к нам домой, чтобы громко вздыхать и пахнуть молоком, прошла мимо, не отреагировав на мое приветствие. Я грязный и злой, как и в пятнадцать. В чем дело?

Друзья приходят в дом, слушают музыку, курят в лицо студенткам медицинского, трогают их грудь руками с набухшими венами, разливают на пол джин без тоника. А я почему-то в это же время решаю оборвать засохшие листья (почти все имеющиеся) с единственного цветка в горшке.

Мама упорно настаивает на покупке машины в кредит и сближении с внучкой полной коллеги бабушки. Внучка любит цветы в горшке и мечтает об утреннем беге с фиолетовой коляской.

Ницше нуждался в маске, Достоевский в окнах, Куприн в трагедии, Моэм в красоте.

А я нуждаюсь в заботливом молчаливом хозяине, каким был Сартр своему коту по имени Ничто.

Если вообще существую.

Отец

Здесь никто не говорит шёпотом. Эти люди давно разучились бояться того, что не может их убить: общественного мнения.

На улице солнце и холод. Особенно приятно лежать в кровати, упёршись в стекло, пока не заболит бок. Перевернувшись на другой, ощущать физическое наслаждение, которое на определённый период компенсирует скрученность внутри.

В последнее время, если напиваюсь, напоминаю себе пьяного отца. Всё детство ненавидел, когда он приходил, неуклюже разувался в коридоре, матерился в кухне, гремя крышками. А мама вздыхала и деловито поправляла растянутый заляпанный халат, недовольно перелистывая страницы эротического романа.

Больно ловить затылком такое совпадение.

С утра протянешь руку к подушке, чтобы извиниться. Перед собой и когда-то верившими в тебя людьми в Её лице. Но в доме пусто. И тогда обреченно тянешься к пыльному стакану с водой.

Решая отвлечься, невольно обрушиваешь на себя град мотивирующих статей. «Поставь цель», «Твердо прими решение изменить свою жизнь», «Докажи всем, что ты можешь», «Начни бегать» … Знакомые купили квартиру, а ты вчера подарил ей набор разноцветных жвачек и брелок в виде члена.

Соответствуешь прототипу, нуждающемуся в помощи.

За окном громко смеются две полные американки.

Включаешь любимый трек 2010-ого и пытаешься убедить себя душем, что с тобой не всё ясно, что ты не безнадёжно-заблудившаяся бездарность. Что друзья всё те же, не продавшиеся, честные, что Бабушка обязательно когда-нибудь сделает свои фирменные котлеты для тебя и похвалит твою рубашку, а чувак с толстым кошельком и желанием помочь поднимет бровь от восторга, наткнувшись на разорванного неудачника, размазанного по буквам.

Отдавшись жёстким струям воды и избивающим надеждам, не заметил, как громкий смех за окном сменился тишиной.

И песня закончилась.

Жалко забравшись под одеяло, написал в блокноте: «Я правда стараюсь».

И громко захлопнул его, швырнув к пыльному стакану.

Будут

Время выпускных – красивое время. И это я не про 2018-ый с отсылкой к 99-ому, благодаря безвкусным платьям на большинстве выпускниц. Это я про закаты, дожди и волнение нового неловкого движения, просачивающегося везде.

Между старой плиткой, зарастающей мхом, между панельками и ржавыми турниками, вечно их сопровождающими, между пальцами одинокого курильщика. Абсолютно везде. Потому что июнь. И потому что «красиво» не зависит от «уместно» и «необходимо».

А я зависаю… сейчас – на прослушивании аудио-наркотиков в непопулярной социальной сети и мыслях о том, почему я такой сложный. Доверяясь себе по-настоящему в этой нелицеприятной оценке, а не потому, что.

Это как с рассветом. Столько всего написано о нём, художественно, странно, абстрактно, неинтересно, поглощающе, пунктирно, наваристо, ногами… что всё чаще хочется увидеть тот, самый неуловимый, обычный рассвет, состоящий из 6 букв и 5 звуков.

Так вот. Сложный.

Как врождённое ожидание того, что все вокруг будут с тобой откровенны, открыты и экстремально честны. Будут также заговорщически и взволнованно, с ощущением возбуждающей привилегированности этой новой группы, приподнимать свои слепки и шептаться с тобой намного громче, чем положено. Но нет. Появляется только сложное чувство, разделённое на тебя одного.

Ещё с детства.

Я сильно плакал и потом давал старшей сестре потрогать насквозь мокрые волосы в доказательство того, как мир неправильно устроен.

(Ничего себе мы были близки).

Но сегодня я действительно хочу идти дальше. Потому что сейчас я вижу, что всё движется вперёд. С тобой или без тебя.

Свадьбы, на которые тебя не позвали, остаются запоминающимися, индейцы теперь носят левайс, а человек без ноги совершает пробежки вдоль океана.

Наверное, этот июнь я предсказал себе намного раньше. Когда решил, что миром будут править любовь, естественность и движение, а сложным человеком – давно кем-то упрямым рассекреченные, сделавшиеся им простыми истины.

Что за окном щедро сыплются яблони на головы счастливым выпускницам из не идентифицированного года.

И это не может не радовать. Здесь и сейчас.

Потому что просто красиво.

Зодиак

Она всегда легко определяет, что я сегодня ношу между висками. По коже. По пальцам. По одежде.

По глазам редко. Стараюсь их в такие дни держать закрытыми, чтобы не усиливать симптомы.

Я родился в День космонавтики. Думаю, это ничего не предопределило. Но в то время, как одноклассники хотели быть милиционерами, строителями и охотниками, я (может, из-за низкого роста или, скорее, потому что у меня в глазах часто стояли заранее пристыженные усатой учительницей начальных классов слёзы) всегда задирал голову вверх. Тогда же, наверное, пассивно сформировалось желание отделиться и понаблюдать.

Но вместо бычьего сердца и хромированных яиц получил неразвитые плечи и чувствительное начало.

И остался на земле, среди людей.

Я – косящий глаз прозрачного цвета с двадцатью-тридцатью несинхронно обломанными ресницами.

Друзья, неловко сталкиваясь с тем, что они так не очевидно избегали, а именно с твоими «вещами», неохотно комментируют первую и последнюю строчку, будто, набухавшись, пытаются напевать не самый популярный трек из 2000-ых.

А был бы космонавтом. Долбаным космонавтом с головной болью от кислородного голодания, испражняющимся пристегнутым к толчку и неприспособленно улыбающимся несколькими месяцами спустя перед камерами с атрофированными мышцами.

Другой же разговор. Герой.

Приземляюсь на локоть.

Кровь медленно погружается в замыленную дырку ванной.

Видел бы дизайнер журнала, в котором меня не напечатают, данный паттерн. Да и это не помогло бы им разобраться с обложкой.

Необходимо успокоение тревоги. Пусть рёбрами.

Но ты протягиваешь мне руку. В который раз.

Ведь я всегда ищу.

(Такой вот трикстер).

Что угодно.

У тебя в лице.

Между знаков зодиака из родинок, сосудов и сильно синим глазом с крепкими, устремлёнными в бесконечность ресницами.

И на том их конце зияют Ответы.

Смахни же скорее.

И полетим дальше.

Думать чувства с 2019 по 2020

Back

Бодро забрасываю вещи в чемодан. Какой-то озлобленный ублюдок в последний раз пнул его ногой, и осталась очерченная вмятина. На память о людях, которые давненько не копали. За последний месяц я, в свою очередь, устал откидывать за спину горы умершей земли. Остановился всего на пару секунд, когда упёрся во что-то твёрдое и невыносимо звучащее при контакте с камнем.

Ты, наверное, приключенчески думаешь, что это клад.

Я же заранее знаю: там ржавая банка.

Но и этого времени хватило, чтобы запыхаться. На пути к своему месту в проходе.

Я на улицах Катманду. Бодро шагаю, растворяясь в химических элементах.

Я не приехал что-то открывать или фиксировать для удушливых телефонов.

Я даже подразумевающе не посидел на каком-нибудь обрыве с видом на горы, теперь уже оттеняющие устроенный человеком быт внизу.

С тех пор, как я родился, я не был спокоен. Но что-то в этих уличных специях, лоснящихся улыбках и настойчивом гудении колес есть, усмиряющее дух.

Сейчас я эмоционально заблокирован.

Добровольное самоконвоирование до безопасной точки.

Тяжелая ноша.

Примерно, как работа хирурга. Одно неверное движение или нарушение техники безопасности – и эта двадцати трёхлетняя крошка, страстно любящая задирать рукав выше локтя и впускать в себя всякого охотного, щедро поделится с тобой миром разной неизлечимой боли и тяжело преодолимых трудностей.

Но отверстие с ушко иглы я оставил.

Поэтому, переместившись в Лондон, словил себя на мысли, что сегодняшнее утро работников Макдональдса кажется мне дружеской воскресной погожей пробежкой под инди-музыку.

Было достаточно невыносимо.

Там я много читал.

И увлёкся решением задач.

Ровно до столкновения с реалией, что нельзя делить на ноль.

Ноль.

Порожек, за который не один ползущий, пытающийся идти, зацепился и распластался.

После я полетел на Север. Грелся собранным вручную чаем и подолгу молчал с людьми.