Остров изменился. Теперь он казался холодным, темным и подозрительным. Его густые заросли, высоченные деревья и отвесные скалы уже не манили с прежним гостеприимством. Остров был полон темноты. Она таилась везде, и даже старательный костер не мог разогнать тени.

Пока сидели у костра, пока рассуждали о том, что же теперь делать, Мэй еще удавалось отогнать страхи. Но едва она увидела избитое лицо отца на полупрозрачном экране, увидела рассеченную бровь и кровь, заливавшую правый глаз, – вся храбрость улетучилась.

Отец всегда означал безопасность и стабильность. Он заботился и поддерживал, он мог найти выход и справиться с любой бедой. И вот сейчас беда поглотила его самого.

И Мэй ничем не могла ему помочь, она была бессильна!

А Люк был хмур и молчалив. Он тяжело опирался на плечо Мэй и скупыми, отрывистыми словами договаривался об обмене. И это немного утешало. Возможно, отец уцелеет. Возможно, они спасут его.

Но какой ценой?

Мэй запретила себе думать об этом, но мысли все равно лезли. Ползли, как безногие черви зимонааки.

Мара ведь действительно воспользуется ключами и возродит всех своих дурацких роботов. Что тогда делать? Где спасаться? Несколько десятков летающих роботов-змей, так называемых Гадин, нападающих на Города, – это ужас. Ужас, от которого нет спасения.

И если первую Гадину удалось уничтожить ценой жизни Енси, то кто остановит остальных?

И можно было только догадываться, какие еще машины дремлют в глубине остальных серверов.

Тесная палатка не спасала от холода, потому Мэй прижалась к теплому боку Люка, положила голову ему на плечо и старалась уснуть. Она хотела выкинуть из головы жуткие мысли, но ничего не получалось.

Будущее для них всех просто не существовало. И если завтра они спасут Гайноша, то милый островок уже не сможет укрыть от вездесущих роботов. Где они найдут пристанище? Как смогут одолеть воинствующие машины?

А Люк между тем уснул довольно быстро, и его ровное дыхание да шум дождя теперь создавали еле уловимый уют, скрашивающий скромную палатку.

И вот едва Мэй погрузилась в благодатную сонливость, в которой не было безнадежных мыслей, как резкий крик прервал дремоту. Кричал Люк.

Он подскочил, тяжело дыша, пробормотал что-то про вошей и матерей и схватился за раненую руку.

– Люк, ты чего? – поднялась Мэй.

Дождь все еще стучал по крыше палатки, где-то рядом заворочался Ник, что-то пробормотал и снова затих.

– Приснилась какая-то ерунда, – проговорил Люк и медленно улегся.

Он был горячим, как печка.

– У тебя, наверное, температура, – сказала ему Мэй, и тревога снова сжала внутренности металлическими тисками. А вдруг у Люка та самая песчаная лихорадка, что была у отца? А лекарства, которые они своровали в Городе, давно уже закончились…

– Обними меня, Мэй, – прошептал Люк. – Покрепче обними.

– Что тебе приснилось?

Люк вздохнул и промолчал.

– Ты не хочешь мне рассказать? – не унималась Мэй.

– Утром. Давай все утром. Прижмись ко мне, и ты согреешься.

– Тебя самого трясет от холода. Вот бы сюда хоть одно одеяло…

Все шкуры, что у них были, пришлось постелить на срубленные ветви деревьев, которыми покрыли пол палатки. Лежать на таком ложе было мягко и удобно, но зато укрыться не получилось, не хватило шкур.

– Завтра раздобудем одеяло. Завтра все у нас будет… – пробормотал Люк, погружаясь в сон.

А Мэй снова не могла уснуть. Теперь ее одолевал страх, и стоило закрыть глаза, как виделось мертвое лицо Инака, кровь, смешивающаяся с Живым металлом в источнике, искаженное страхом лицо Ника и чудились жуткие слова, выкрикиваемые сотнями глоток.

Боги! Месть!

2

Утро выдалось мокрым и зябким. Едва серый рассвет выполз из-под верхушек скал, как Мэй проснулась. Тепло спящего Люка хорошо согревало, но пальцы ног все равно мерзли. Ее льёсы, пристроенные в углу палатки, оказались все еще влажными после дождя, но смены не было.

Натянув мягкую обувку, Мэй выбралась наружу, потянулась, разминая скованные после сна мышцы, подняла голову и посмотрела на затянутое облаками небо.

Что принесет им этот день? Чего ждать уже сегодня вечером?

Вздохнув, Мэй направилась к реке. Дорогу к ней она знала хорошо, потому шагала через лес, напролом, не отыскивая тропок, не огибая кустарник и заросли памельни- ^ ка. На берегу, забравшись подальше, к тому месту, где река делала поворот и деревья полностью закрывали русло, смыкая ветви над водой, она стянула с себя одежду и нырнула.

Прохладная вода прогнала остатки сна. Течение подхватило и увлекло, мягкий ил приятно холодил пятки, мелкие листочки еле заметно дрожали над самой головой. Все вокруг было привычным, родным и безопасным. И хотелось думать, что весь день будет таким: спокойным и добрым.

Хотелось думать, что нет никакой войны, никаких первичных ключей и вместо грозного Тхана на поляне лежит добрый и родной Енси.

При мысли о Енси Мэй чуть не заплакала. Она вспомнила маленького дракончика, который выбрался вчера из источника в Храме, и слишком остро ощутила потерю. Енси теперь принадлежит другим. А ведь эта машина была ее драконом!

Обратно Мэй шла протоптанной тропой, ведущей на большую поляну, где обычно жгли костры и где теперь лежал Тхан, – так было короче и быстрее. И, едва выбравшись из-под густых крон деревьев, она сразу же уперлась в толстый драконий хвост. Четыре костяных шипа, достающих почти до талии Мэй, и круглый металлический наконечник – вот что украшало хвост древнего дракона. Одного удара таким оружием было бы достаточно, чтобы развалить небольшой двухэтажный домик.

Хвост лежал в траве и время от времени беспокойно двигался. На черной чешуе вспыхивали крохотные голубые искры, а чуть выше, на спине дракона, более крупные чешуйки и вовсе сияли синими узорами, придавая дракону необыкновенное великолепие.

Хвост дернулся в сторону, примял траву, и Мэй увидела, как парочка потухших чешуек отделилась и упала на землю. На их месте уже появилась новая чешуя – видимо, таким образом дракон обновлял свое тело – выпитый накануне Живой металл позволял ему восстанавливаться.

В этом, скорее всего, и был секрет бессмертия роботов. Живой металл давал им вечную жизнь.

Мэй наклонилась, подняла гладенькую черную чешуйку, провела по ней пальцем, чувствуя холод потухшего Живого металла, а после повернулась и увидела Люка.

Люк не хромал, двигался ровно и довольно бойко для человека, который несколько часов назад не мог удержать равновесие. Он подвязал раненую руку платком и временами приседал, что-то выискивая в траве. Лохматый, хмурый, покрытый синяками и царапинами, ее Люк был все-таки жив и сейчас находился рядом.

Если бы еще удалось спасти отца!

– Холодное сейчас утро, – проговорила Мэй и увидела, как Люк снова что-то подобрал с земли.

– Мне нужны чешуйки Тхана, – быстро пояснил он.

– Зачем?

– Нам надо обмануть Мару. Сделаем для нее ложные ключи.

– Как сделаем? – не поняла Мэй.

– Увидишь. Собери для меня наиболее крупные чешуйки. Хорошо бы они еще немного светились – такие будут лучше всего. А дальше ты увидишь.

Задача совсем не сложная, чешуек с огромного дракона нападало предостаточно, осталось лишь собрать их и сложить в небольшой кожаный мешочек.

– Чем вы заняты? – полюбопытствовал дракон, уставившись на них хитрыми желтыми глазами.

– Хочу сделать ложные ключи для Мары из твоих чешуек, – пояснил Люк.

– Умеешь работать с Живым металлом? – поинтересовался Тхан.

– Думаю, что ключи сделать смогу, это не сложно.

Когда мешочек оказался полным, повернули к стоянке, туда, где уже потрескивал костер, разведенный на старом кострище.

Люк не объяснял, как будет изготавливать поддельные ключи, не рассказывал, как собирается их менять. Его молчаливая сосредоточенность и хмурая решимость отбивали всякое желание задавать вопросы. Потому Мэй лишь послушно собирала топливо для костра и так же послушно отмывала от каши большой железный казанок с закопченным днищем.

Казанок этот назывался островным, потому что сберегался в мелкой пещерке вместе с вытертыми шкурами и парочкой подушек, так, на всякий случай. Про запас, как поясняла хозяйственная Тигаки. Им не пользовались, лишь складывали в него мешочки с мукой, зерном, бобами и приправами. Обычно, когда ночевали на острове, еду привозили с собой – немного лепешек, мясо и кувшин с кинелем.

Но этим утром островной казанок наконец-то оказался востребованным. Мама Еника сварила в нем кашу, щедро насыпав в нее приправы, а после Люк попросил как следует его отмыть, не поясняя, для чего.

Впрочем, пояснять и не надо было. Мэй догадывалась, что драконьи чешуйки будут расплавлены, а после им следует придать форму ключей. И тогда они вполне сойдут за настоящие, если, конечно, к ним особо не приглядываться.

Трудились целый день. Сначала Люк вырезал из дерева небольшие формочки – емкости, повторяющие форму восьми первичных ключей. Твердая древесина – кусок сухой ветки, которую Люк подобрал в лесу – поддавалась медленно и тяжело, и с ней пришлось повозиться. Лишь после обеда восемь формочек были готовы.

Небо над головой весь день оставалось затянутым облаками, ветер то слабел, то принимался дуть с новой силой, и потому все семейство не отходило от двух высоких костров, горевших посередине поляны. Мальчишки наблюдали за работой Люка и давали бестолковые, но бойкие советы с видом бывалых воинов. Девчонки помогали матери печь лепешки.

Мяса не осталось ни кусочка, и Мэй понимала, что самое время проведать закрытых в пещерах мьёков. Привезти им воды и травы и, возможно, забить хотя бы одно животное. Это понимал и Люк, но он работал молча, с какой-то злой, яростной сосредоточенностью. И ему никто не мешал.

Тхан тоже наблюдал. Он так и пролежал на поляне целый день, лениво щурясь на огонь, медленно двигая огромным хвостом и время от времени кидая на Люка хитрый, умный взгляд.

Пообедали торопливо, запив лепешки водой из ближнего ручья. А после Люк кинул в казанок драконьи чешуйки и пристроил посудину над огнем, над горячим кругом камней, внутри которого пылали жаром угли.

– Попробуем, – тихо сказал он, присаживаясь на корточки.

Ник и Жак тут же устроились рядом, сложили руки на коленях и принялись ждать с таким деловым видом, что Мэй невольно улыбнулась, глядя на их сведенные над переносицей брови и лихорадочно блестевшие глаза.

Чешуйки в казане не торопились плавиться. Невысокий огонь под днищем бросал вверх белые искры, угли шипели и потрескивали, жар от костра нагревал камни и траву. Но чешуйки долго оставались целыми и ровными, как будто раскаленные стенки казанка не могли причинить им ни малейшего вреда.

– Что теперь? Когда они станут Живым металлом? – нетерпеливо спрашивал Ник и то и дело порывался сунуть в огонь ветки потолще. – На таком маленьком огне они точно не расплавятся…