– Ну как? Впечатляет? Заметь, каждая вещь – эксклюзив, – подруга с нескрываемой гордостью нацепила на себя соломенную шляпку, щедро украшенную мелкими цветными перышками и ядовито-зелеными тряпичными розочками. Она стояла в этом «шедевре дальтоника» около ярких необъятных куч с вещами, напоминая мне картинку под названием «Летний полдень на блошином рынке». Я вся похолодела, непроизвольно отступила назад и, положив руку на грудь, искренне сказала:

– Леля, ты погорячилась.

Но подруга, не обращая на меня внимания, с гордо поднятой головой произнесла:

– Париж отдыхает!

«Ей бы сейчас в руки табличку с надписью “Эта птица принесет вам счастье”, и полный кабздец!» – с ужасом глядя на нее, подумала я.

Почувствовав, что я не разделяю восторга по поводу моего будущего преображения, Леля сделала круглые глаза и уверенно заявила:

– Я думаю, что на тебе это будет смотреться по-другому.

Чтобы я не раздумывала, она быстро стащила с меня домашний халат, водрузила на мою голову шляпку в диких розочках и замотала в какую-то прозрачную ткань, напоминающую рыболовную сеть с люрексом. Да, в одном она точно была права: на мне это смотрелось по-другому. Я бы сказала – хуже просто некуда. Но моя подруга, совершенно не обращая внимание на мои опасения, для целостности образа сунула мне в руки розовый шелковый зонтик от солнца и невероятных размеров ядовито-бирюзовую целлофановую сумку, в которую при желании можно было запихнуть пляжный лежак с раскладным креслом. Повесив эту красотищу на мое хрупкое плечо и отойдя в сторону, она, довольная сотворенным, произнесла:

– Красота! Я всегда говорила, что во мне погиб гениальный модельер, – и с этими словами подтолкнула меня к зеркалу.

Тихий стон вырвался из моего взбунтовавшегося нутра. Из зеркала на меня смотрел дикий персонаж из немого синематографа двадцатых годов, а столь «искусно» подобранная цветовая гамма вызывала у меня тошноту. Я напоминала стареющую русалку, запутавшуюся в рыболовную сеть где-то на дне моря. И, спросите меня, зачем мне там зонтик от солнца, эта дурацкая сумка и убивающая наповал шляпка с зелеными розочками? Цель, поставленная моей подругой, – вызвать зависть и сразить капиталистов, – была полностью достигнута. Появись я в таком виде на людях, и всех капиталистов, демократов и прочих беспартийных, имеющих зрение, просто разорвало бы от смеха. А мне, глядя на себя, хотелось плакать.

В этот момент я услышала звук открывающейся входной двери. Это мой муж Сева пришел с работы. Заглянув в комнату, он весело сказал:

– Привет, девчонки, – и, окинув меня обалделым взглядом, заржал. Да, он не смеялся, он – ржал. Как полковая лошадь, увидевшая плешивого осла в полной боевой амуниции. Это было последней каплей моего долготерпения.

– Все, – сказала я подруге. – Очень тебе благодарна, но гардероб я себе подберу сама. У нас с тобой всегда были разные вкусы.

Пока мой муж в коридоре острил и посмеивался над моим нарядом, Лелька недоуменно пожимала плечами.

– Я тебя не понимаю, – в ее голосе звучала обида, – все было так ярко, по-летнему, весело.

– Да уж, – заходясь от смеха, простонал Сева, – обхохочешься.

Одевшись опять в домашний халат, я наконец-то успокоилась и, извинившись еще раз перед Лелей, ушла на кухню готовить ужин. Лелька, недовольно сопя, стала засовывать в сумки свой эксклюзив. И когда процесс сбора был закончен, она с тоской глянула на эти торбы ужасающих размеров и с сожалением в голосе произнесла:

– Жаль, что тебе это не пригодилось. Опять тащить все назад.

Вызвав по телефону такси и проводив подругу, я вернулась в квартиру.

– Что это было? – не унимался муж. – К новогоднему карнавалу готовитесь?

– Нет, это я в отпуск хочу съездить со знакомой, в Турцию.

– В отпуск – это хорошо, – сказал муж, – тебе давно надо отдохнуть. Вот только где взять деньги? Это же сумма немалая.

Я рассказала Севе про Нелин утренний звонок и свою заначку.

– Ох, не нравится мне этот «бесплатный сыр», – проворчал муж, – может, подождем лета, моих отпускных и рванем все вместе?

– Нет уж, – отрезала я. – Такой возможности у меня больше не будет. Поеду сейчас.

На том и порешили.

На следующий день я позвонила Неле и дала согласие на поездку.

– Как все здорово складывается! Теперь у меня будет замечательная помощница! – воскликнула она. – Надо встретиться и все подробно обговорить. Сегодня вечером у тебя. Жди.

За домашними хлопотами день пролетел незаметно. Вечером в назначенный час раздался звонок, и на пороге появилась Неля, держа за руку мальчика лет пяти – шести.

– Знакомься – это мой сын Дима, но мы ласково его называем Дюсик, – сложив губы трубочкой, просюсюкала Неля. – Нам скоро шесть, – и, повернувшись к сыну, продолжила: – А это тетя Влада, будь с ней повежливей, Дюсечка.

– А она мне кто? Сестра или подружка? – прогундел малыш.

Неля извиняюще улыбнулась.

Они разделись в прихожей, и я предложила гостям пройти в комнату. Малыш ежесекундно дергал мать за рукав и шипел ей что-то на ухо.

– Нет, в комнату не надо, идемте лучше на кухню, – сказала Неля. – Надо Дюсику налить чайку, дать конфетку и печеньку. Да, мой сладкий? – пропела она. – И тогда мамочка с тетей сможет спокойно поговорить о делах.

Подмигнув мне, она величаво прошествовала на кухню. Я, право, от такого напора растерялась, но быстро взяла себя в руки и, приготовив угощение, стала разливать чай по чашкам. Я заварила мой любимый «Липтон» – у него хороший насыщенный вкус.

– Угощайтесь, – я пододвинула поближе к гостям вазочку с конфетами и шоколадным печеньем.

– Спасибо, но Дюсечка этого не ест, – сказала Неля и достала из сумочки заморское лакомство – две хрустящие палочки печенья, облитые, как уверяет нас реклама, толстым-толстым слоем шоколада. – Да, и еще: чай Дюсечка пьет только английский с бергамотом.

Глядя на недовольно перекошенное лицо маленького капризы, я поняла, что в число почитателей «Липтона» Дюсик не входит, мой чай пришелся ему не по вкусу.

Дюсечка ныл не прекращая. То ему было жарко – и заботливая мама хваталась его раздевать, то он вдруг замерзал – и его тут же надо было одеть. При этом он не забывал запихивать в рот конфеты, чавкать и хвататься за все руками, которые были так же обильно измазаны толстым-толстым слоем шоколада, как и его любимое печенье. В счастливые моменты пережевывания конфет, когда Дюсик вынужден был делать паузы, так как жевать и ныть одновременно было затруднительно, Неля пыталась мне рассказать о нашей будущей поездке.

Насытившись, Дюсечка требовательно прогундел:

– Кто из вас будет со мной играть?

Мама, мило улыбаясь своему сыну, попросила:

– Дай нам с тетей поговорить хоть минуточку, – но отпрыск ее не слышал.

– Подожди, – сказала я. – Его надо просто чем-нибудь занять, и тогда мы поговорим спокойно.

Зайдя в комнату, я достала из шкафа большую коробку с игрушками сына. Андрюше десять лет. Несмотря на то, что он уже хорошо владел компьютером и предпочитал игры виртуальные, время от времени он играл с солдатиками и очень любил конструктор «Лего». Чего только не было в его коробке, но Дюсечка не обращал своего драгоценного внимания ни на меня, ни на коробку. Он продолжал ныть, требуя внимания только к себе.

– Иди посмотри, что есть у Андрюши, выбери и поиграй игрушками, – еще раз предложила я.

– А кто такой Андрюша? – спросил недовольно Дюсик.

– Это сынок тети Влады, – ласково гладя Дюсика по голове, проговорила Неля.

– А он мне кто? – не унимался Дюсик. – Брат или дружок? – продолжал он, не обращая внимания на коробку с игрушками.

В эту минуту раздался звонок, и в квартиру с веселым смехом влетел Андрюша с соседским мальчиком Игорем.

– Привет всем! У нас гости? – спросил он, глядя, как Дюсик от смущения карабкается и прячется у Нели на руках.

– Мам, можно я Игорю новую игру на компьютер поставлю и покажу, как надо пройти пятый уровень?

– Можно, – разрешила я, – только прошу взять с собой Диму. Может, и ему эта игра понравится?

Ребята ушли в детскую комнату, а мы вернулись на кухню и продолжили разговор.

– Я прямо не знаю, что это сегодня с Дюсечкой, ну нет настроения прямо с утра. Вообще-то он такая умница у меня и развитый не по годам, от него все воспитатели садика в восторге, – сказала Неля.

Выпив еще по чашке чая и поговорив минут десять, мы прошли в комнату и застали там следующую картину: Дюсик с улыбкой неандертальца, ловкостью шимпанзе и упорством носорога с остервенением прыгал на нашей двуспальной кровати и выколачивал из пружинных матрасов пыль. Одновременно в двух руках он держал по игрушечной пластмассовой машинке и при каждом новом взлете над кроватью бил их друг о друга, с наслаждением вопя: «Авария! Берегись! Авария!»

Мой сын с другом стояли тут же и беспомощно разводили руками.

– Мам, мы его хотели остановить, но он кусается. И ругается матом, – добавил, покраснев, Андрей. – Забери его от нас, а то я ничего не успею показать Игорю.

– Дюся, как некрасиво! – попыталась приструнить свое чадо Неля. – Если не слезешь немедленно, я тут же уйду, ты меня знаешь, – строго проговорила она, но при этом не сдвинулась даже на сантиметр.

Отпрыск и не думал реагировать на слова матери. Видимо, такие пустые угрозы были не впервой. Надо думать, он знал, что заботливая и обожающая его чрезмерно мамаша никуда не денется. Он продолжал взлетать под потолок, одновременно вопя, как раненый бегемот, добивая пластмассовые игрушки. Все прикроватное пространство было усеяно острыми осколками разбитых игрушек. Неля, пунцовая от бессилия и неловкости, продолжала угрожать Дюсику своим уходом. Но ей не стоило сотрясать воздух пустыми угрозами. Дюсик на них чихал с высоты нашего потолка, а потолок, скажу я вам, у нас трехметровый. И тут уже лопнуло мое терпение.

– Достаточно! – строго сказала я. – Ты сломаешь нам кровать, сейчас же прекрати!

И то ли от усталости, то ли от того, что машины были окончательно доломаны, Дюсик остановился. Неуклюже слез с кровати и, как ни в чем не бывало, повернувшись к пунцовой, похожей на свеклу Неле, слащаво-приторным голоском произнес:

– Мамочка, какая же ты у меня красавица, просто прелесть! Молодая и тоненькая, как девочка, – при этом юный льстец выпячивал и надувал губки, заламывал ручки и закатывал глазки.

К мамочке тут же вернулся здоровый цвет лица, и она, с восторгом глядя попеременно то на меня, то на Дюсика, произнесла:

– Видишь, какой он у меня ласковый, интеллигентный и необыкновенно честный мальчик.

«Да, – пронеслось в моей голове, – честный, особенно по части слов “молодая” и “стройная”». Но мамочке до боли хотелось в это верить, а хитрый сынуля знал, на какие струнки надавить.

– Ты тоже красавица, и волосики и глазки у тебя просто прелесть, – уже повернувшись ко мне, пропел маленький льстец, при этом он продолжал выпячивать губки, заламывать ручки и закатывать глазки. Мне стало не по себе: мальчик шести лет поет такие дифирамбы! Ни дать ни взять будущий Казанова. Неля же не скрывала своего обожания и с гордостью взирала с высоты своего роста на сотворенное ею чудо. А чудо, поковырявшись в носу, басом произнесло:

– Я хочу писать.

– Сейчас, сейчас, мое солнышко, потерпи, – заторопилась Неля, извлекая из дамской сумочки яркую пластиковую бутылочку.

– Дюсик не любит унитазы, – тут же пояснила она, – у него есть любимая бутылочка. Да, мой хороший? Идем, – сказала она, и парочка удалилась в туалет.

«Да, прелестно, – подумала я, – писаем в любимую бутылочку, а какаем в именную коробочку?» И еще как-то сами собой пришли на ум слова мудреца о том, что родительская любовь слепа.

Проводив своих новых знакомых, я принялась наводить порядок в комнате. Под ногами хрустели осколки пластмассы, смятые журналы и куча оберток от конфет. В комнату заглянул сын.

– Ну и знакомые у тебя, мам, – хмыкнул он, – а этот Дюсик просто герой фильма «Вождь краснокожих».

– Он еще маленький, – как-то не очень-то уверенно ответила я, – ему только шесть лет.

– Маленький, – пробурчал Андрюшка, – а ругается, как большой. Мам, – жалобно сказал сын, – не приглашай его больше, а то он все мои игрушки разломает.

– Ладно, – пообещала я, – неси мусорный пакет, будем наводить порядок.

Подготовка к отпуску шла полным ходом, а еще были хлопоты по дому, и поэтому с Нелей и Дюсиком мы увиделись только накануне отъезда. Она забежала ко мне и с порога спросила:

– Сколько у тебя будет сумок с собой в дорогу?

Я ответила, что вещей возьму немного – один чемодан на колесиках, так как не хочу носиться с торбами по поездам и самолетам.

– Хорошо, – облегченно вздохнула Неля, – а то у нас вещей – десять рук не хватит.

– Как же ты собираешься с ребенком на руках и столько вещей брать? – спросила я.

– Ничего, не впервой, да и ты, думаю, поможешь, – она весело подмигнула.

– Ты принеси несколько вещей мне, я попробую их положить к себе в чемодан, у меня там есть немного места, – предложила я. – Может, на одну поклажу у вас будет меньше.

Неля с энтузиазмом приняла мое предложение и спустя два часа вошла в прихожую с двумя неподъемными сумками. Я тут же пожалела о своем предложении, но отступать было поздно.

– Вот, это вещи Дюсика для пляжа. Он весь год мечтал искупаться в море. Я очень спешу, мне еще сегодня стрижку надо успеть сделать, – сказала она и умчалась, не закрыв дверь.

Я стояла с сумками в руках и на все лады склоняла свою инициативу. Как всем известно, эта самая инициатива наказуема. Но делать было нечего, и я понуро побрела к своему уже собранному чемодану. Раскрыв его и залюбовавшись так ладно упакованными веща ми, я перевела взгляд на пляжно-морские вещи Дюсика, которые мне предстояло допаковать в свой чемодан. «Нельзя лишать ребенка мечты», – подумала я и с новыми силами, вытряхнув содержимое чемодана, принялась упаковывать его заново. Когда вещи Дюсика были упакованы, я поняла, что моим вещам уготовано остаться дома в шкафу. Свободного места в чемодане почти не осталось. Куча аккуратных пакетов, где были сложены мои вещи, возвышалась на диване рядом.

«Что делать? Кто виноват?» – крутилось в голове. Хотя, если быть честной до конца, кто виноват, я знала, а вот что делать – нет. И от этого мне было еще хуже. Вытряхнув вещи из пакетов на диван, я стала откладывать те, без которых в конце концов можно и обойтись: второй летний сарафан отлетел в сторону, запасную пару обуви туда же. «И зачем мне два выходных наряда?» – решила я. Отобрав еще пару-тройку вещей и оставив только необходимое, я принялась за самую трудную часть моего дела. Мне предстояло втиснуть свой минимум между «пляжно-морской мечтой» Дюсика.

После часового пыхтения около чемодана мои вещи были разложены. А точнее, все, кроме левой туфли. Правая туфля удобно лежала в чемодане, втиснутая между ластами Дюсика и остальными деталями его «мечты». Но как я ни пыталась просунуть, примостить, ввинтить левую туфлю в чемодан, у меня ничего не получалось. Представив себя одиноко бредущей в одной туфле по вечерней набережной, мне захотелось заплакать, и я решила попытаться еще раз.

В этот момент позвонили в дверь. Я пошла открывать.

– Привет, пропащая душа, – весело сказала Лелька. Но, увидев меня, с тревогой спросила: – Подруга, ты здорова?

– Как никогда, – простонала я, вспоминая чемодан. – А что, я так плохо выгляжу?

– Ты на себя со стороны посмотри! – предложила Леля и подтолкнула меня к зеркалу.

– Ну и что тебе не нравится? – я всматривалась в свое отражение. – Просто я собиралась и немного устала.

– Это ясно, а вот почему ты так угрожающе держишь туфлю?

– Моль пытаюсь прибить, – съязвила я.

– Шпилькой? – уточнила Леля. – Ты лучше га зету возьми, вероятность попадания больше.

– Хорошо, что ты пришла, а то у меня уже нет сил с этими сборами, может, ты поможешь мне уложить это? – попросила я, протягивая ей одинокую туфлю.

Мы подошли к доверху набитому чемодану, и все повторилось сначала. Леля старалась изо всех сил. Прищурив левый глаз, правым она оценивала пространство, куда ей предстояло поместить мою туфлю. Пыхтя от натуги, она по той же схеме пыталась просунуть, втиснуть, утоптать левую туфлю в уже и без того переполненный чемодан, но и у нее ничего не получалось.

– Может, что-нибудь вытащить? – спросила Леля.

– Нет, – сказала я. – Все, что можно, я уже вытащила.

– Ну, не переживай, завернешь и положишь в сумочку с документами, – еще не отдышавшись, предложила она.

– Черт с ней! Придет с работы Сева, он же мужчина и что-нибудь придумает, – решила я и повела Лельку на кухню пить чай.

Придя с работы, Сева по уже отработанной нами схеме тоже пытался изо всех сил упаковать мою левую туфлю в чемодан. Но, увы, и его попытки ни к чему не привели. Моя левая туфля одиноко лежала на диване и ждала приговора.

– Что ты мучаешься? – спросил муж. – Вытащи вторую и оставь туфли дома.

– Нет уж, у меня с собой только пляжные шлепки, это единственная пара нормальной обуви.

– Ну, тогда послушай свою подругу и положи ее в сумочку с документами.

– Других вариантов нет? – спросила я.

Муж и Лелька пожали плечами, и мне стало понятно – других вариантов не будет.

Последний день перед отъездом прошел в суматохе. С утра непрерывно звонил телефон, и меня приглашали на встречи, конференции и собрания различных организаций. Я вежливо благодарила и сообщала, что уезжаю в отпуск. Мне еще нужно было зайти в школу к сыну, не забыть оплатить телефон, купить продуктов и приготовить что-нибудь вкусненькое своей семье, дабы немного скрасить наше расставание.

Днем позвонила Неля, и мы договорились встретиться завтра на перроне у нашего вагона.

В ночь перед отъездом мне приснился жуткий сон: в лучах заходящего солнца я шла по набережной хромающей походкой, в одной правой туфле, замотанная в ту самую рыболовную сеть с люрексом, а на моей голове красовалась эксклюзивная шляпа в жутких зеленых розочках. Навстречу мне радостно прыгал Дюсик с цветной бутылочкой в руках и, размахивая ею, истошно вопил: «Авария! Берегись! Авария!» А завершала этот кошмар Неля, неловко бегущая в ластах и размахивающая розовым шелковым зонтиком от солнца. Она что-то угрожающе кричала вслед убегающему Дюсику.

Я проснулась в холодном поту. За окном было еще темно. Часы показывали полшестого. «Все равно больше не засну», – подумала я и, тихо встав с кровати, пошла на кухню.

Мой поезд отправлялся в два часа дня, и поэтому прощание с семьей происходило утром. Я расцеловалась с сыном и мужем и выслушала последние пожелания и напутствия в дорогу. Мы расстались, и только я подумала: «Теперь приму душ перед дорогой, попрощаюсь с Лелькой по телефону, и можно ехать на вокзал», раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лелька и сияла, как начищенный самовар.

– Сюрприз! Меня попросили поменяться сменами, так что сегодня я свободна, как кубинский народ! – театрально раскинув руки, произнесла она.

– Заходи уж, коль пришла, свободный представитель кубинского народа, – беззлобно проворчала я, проводя подругу на кухню. – Свари, пожалуйста, кофе и возьми бутерброды в холодильнике, а я в душ, потом перекусим.

Минут через десять, сидя на кухне, мы пили ароматный кофе, и я рассказывала Лельке о своем ночном кошмаре. Допив кофе и потянувшись от удовольствия, Леля со знанием дела произнесла:

– Это, подруга, тебе привет из Кащенко. Я где-то читала, что если видишь во сне дурацкую шляпу на своей голове, то надо проверить психику.

– Кто бы говорил! – воскликнула я. – А если твоя лучшая подруга наяву, а не во сне эту самую дурацкую шляпу напяливает тебе на голову и при этом уверяет всех вокруг, что ты прекрасна, как жар-птица, что нужно проверять? Мозги или зрение? – уточнила я, и мы, не сговариваясь, рассмеялись.